Может, и ангельский. Но умение Эральда облегчать боль наложением рук имело земную природу. Легендарный королевский дар. Доказательство, которое нельзя подделать.

Когда Эральд менял Сэдрику повязку, Алвин выдал то ли презрительно, то ли насмешливо, что некромант должен быть дураком набитым, чтобы соваться под пулю вместо убийства стрелка.

— Ты что, не мог упокоить гадёныша на месте?

— В храме, ага, — отозвался Сэдрик уничтожающе. — Перед ликом Божьим. Рядом с благим. Нормально.

— А почему не оттолкнул Эральда? Тоже храм помешал?

— Оттолкнул бы государя — прилетело бы девчонке.

Вот даже как, подумала Джинера, впервые в жизни чувствуя к проклятому нечто отличное от омерзения. Чудны дела Господа на Святой Земле, подумала она, но тут Алвин фыркнул:

— А до девки-то тебе какое дело?

— Алвин, — сказал Эральд, — до неё всем нам есть дело. Примем это и не будем чушь молоть, хорошо? Джинера — наша. Наш союзник, партнёр и товарищ.

— Злая стерва, — тут же окрысился Алвин.

Эральд рассмеялся.

— Я тоже — злой стервец! И не суй пальцы к принцессиной собачке, пока не вернём твою душу. Укусит — и правильно сделает. Не терпит бездушных. Не со зла, а от страха.

— А шавка тут при чём? — возмутился Алвин. — Шавка — тоже наша?

— Шавка любит Джинеру, — сказал Эральд. — Ты скоро поймёшь, что это такое и как это важно. Пока просто поверь.

— Вы, кстати, благородные мессиры, лучше бы ели, вместо того, чтобы трепаться, — вставил Сэдрик. Ему, очевидно, сильно нездоровилось: он съел лишь ломтик пирога, зато всё время пил. — Надо успеть, пока часы на ратуше не пробьют полночь.

— Недавно шесть пробили, — сказал Алвин.

Эральд хотел что-то сказать, но тут с лестницы донёсся шум. Кто-то из свиты жаждал видеть Алвина, Алвин распахнул дверь и яростно приказал всем убираться к бесам в пекло, пообещав одновременно огонь, петлю и заострённые колья. Эральд выслушал, пожалуй, встревоженно — и, когда Алвин разогнал всех и вернулся за стол, сказал:

— Мне не хочется, чтобы нас сопровождала твоя банда, братишка.

— Отправимся втроём, — Алвин дёрнул плечами. — Возьмём лошадей.

— Я не умею ездить верхом, — сказали Эральд и Сэдрик почти одновременно, и Эральд рассмеялся, а Сэдрик добавил:

— Они меня боятся, лошади. И не удержусь я в седле.

— Конечно, нет, — кивнул Эральд. — Нужна карета.

И Джинера впервые за весь импровизированный и нереальный обед — не обед, а новый Малый Совет Святой Земли, чего там! — осмелилась вставить слово:

— Моя.

На неё обернулись.

— Что? — Алвин сморщил нос, но Эральд улыбнулся, и можно было продолжать.

— Я предложила взять мою карету и мою свиту, — сказала Джинера. — Я понимаю, почему вы, благородные мессиры, не доверяете двору Сердца Мира. Моему двору доверять можно — если, конечно, вы не будете унижать златолессцев, мессир Алвин.

Алвин хотел сказать что-то обидное, но Эральд перебил его:

— Только попробуй, — и снова улыбнулся Джинере. — Да здравствует Златолесье, дорогая принцесса.

— Двор Сердца Мира хочет войны с моей страной, — сказала Джинера. Сказала Эральду, будто он был главным на этом фантастическом Совете — и Эральд ответил просто и кратко:

— Войны не будет.

Это прозвучало не приказом даже, а простой констатацией факта. У Алвина вспыхнули щёки.

— Ты меня спросил⁈

— Нет смысла, — сказал Эральд. — За тебя сейчас решает ад.

Алвин хотел ещё что-то сказать, но передумал. Вздохнул, махнул рукой:

— Ладно. Пусть её карета.

Джинера взглядом подозвала Дильберта.

— Всё отменяется, — сказала она. — Готовьте экипаж и охрану, — и отпустила его жестом.

— Что отменяется? — тут же подозрительно спросил Алвин.

— Война, — ответила Джинера удивлённо. — Хочется надеяться, что Святая Земля и Златолесье — снова союзники, как повелось издревле, мессир Алвин. Я поеду с вами.

— Да вот ещё! — возмутился Алвин.

Эральд спросил согласия Сэдрика одним вопросительным взглядом — и проклятый кивнул. Эральд сказал:

— Поедет. И златолессцы узнают от своей принцессы, что ты вернул душу себе: она увидит своими глазами.

— Смотреть будет противно, — предупредил Сэдрик.

— Ничего, — сказала Джинера. — Я не боюсь.

Они вышли вчетвером: проклятый опирался на плечо Эральда, а Алвин подал на лестнице руку Джинере. Она мгновение колебалась прежде, чем принять помощь, но, сделав над собой усилие, позволила держать себя за руку — и Алвин на сей раз не стал ломать ей пальцы. Только буркнул:

— Убери от меня шавку — рычит.

Джинера отдала собачку Ланну.

В галерее, куда вела лестница, оказался почти весь двор Сердца Мира; Джинера не нашла глазами только Марбелла. Очевидно, тут ждали короля — но Алвин не желал ничего разъяснять.

— Я же сказал, уроды, — бросил он злобно, — до завтрашнего утра никому ничего не скажу! И не сметь ничего предпринимать, ясно⁈

— Ваше прекрасное величество, — начал канцлер, — но всех удивляет…

— А мне какое дело до того, что вас удивляет! — прорычал Алвин, выпустив руку Джинеры. — Что вам надо⁈ Моё согласие на похороны отца? А что ещё делать-то с трупом⁈ Или что ещё⁈

Маленький серый человечек, который предупреждал Джинеру, что ей нельзя лезть в дела, связанные с адом, высунулся у канцлера чуть ли не из-под мышки, вставив слово:

— Но ведь эти двое, государь, государственные изменники…

— Нет, — отрезал Алвин. — Государственные изменники — это те, кого я назову. Ты, может быть. Ясно?

Как-то подозрительно дёрнулись люди в штатском. Джинера подумала, что, с точки зрения первых лиц Святой Земли, всё, очевидно, пошло не так — и сейчас, скорее всего, пришедшие в себя телохранители короля доделают то, с чем не справились в храме: убьют Эральда, а, быть может, и проклятого и её, Джинеру — с ним заодно. Эта мысль её просто обледенила — но тут проклятый Сэдрик громко и как-то хамски весело сказал:

— Эй, босота, вы бы не спорили с королями — не стоит!

Наступила ужасная тишина. Джинера быстро оглянулась — и увидела в единственной руке Сэдрика нож из матового стекла, из которого текло кровавое сияние. Коротко и ясно. Очень ясно, всем.

— Кто не будет слушать моих братьев, — продолжал Сэдрик, ужасно ухмыльнувшись, — тот прямо сейчас и отправится в ад, который так любит.

Толпа — придворные, солдаты, лакеи, какая-то безымянная челядь — шарахнулась в стороны, прижимаясь к стенам.

— Пойдём, рыжая, — сказал Алвин почти любезно, и Джинера сама протянула руку.

Они успели сделать несколько шагов — и Витруф гаркнул откуда-то снизу, видимо с площадки парадной лестницы:

— Лошади для государя и принцессы!

Солдаты взбежали по лестнице и остановились вдоль перил. Увидев синие мундиры армии Златолесья, Джинера чуть не расплакалась от облегчения и восторга. Златолесские телохранители проводили четверых союзников до парадного подъезда — и Витруф даже успел накинуть на плечи своей принцессы плащ, подбитый мехом.

Сумерки уже сгустились, туман казался бурым киселём — факелы солдат горели тускло. Жёлтый свет дворцовых окон, поглощённый сырой темнотой, тёк призрачно, и королевский дворец выглядел нереально, как в мрачном сне. Площадь тонула в тумане и тьме, лишь редкие фонари вдалеке еле сеяли мутный желтоватый полусвет.

Дильберт распахнул перед королём дверцу кареты с золотым деревом Златолесья. В карету была запряжена холёная рыжая шестерня, подарок Джанора. С двух сторон от кареты пританцовывали и били копытами кони личной охраны принцессы. Алвин криво усмехнулся и помог Джинере войти. Ланн впустил в карету Зефира и вскочил на козлы.

— Вы знаете дорогу к Малому Замку? — спросил у него Эральд. Ланн, вероятно, утвердительно кивнул. — Гоните, — сказал Эральд и захлопнул дверцу.

Лошади рванули с места.

В карете было темно, но Джинера различала в сумраке лица союзников — встревоженные и внимательные, но не испуганные.

— Между прочим, ребята, — сказал Эральд со смешком, — я уже решил, что тут нам всем и конец.