Меньше волнений в таком случае было и у самих баронских ратников. Те чувствовали: в Козьей Горе назревает бунт, и именно их, скромных слуг, грозило смести первой его волной. Вот потому воины барона и обрадовались, заметив одинокого странника; вот потому и зашагали в его сторону… весело, бодро так зашагали.

— Эй, бродяга! — не менее бодрым голосом крикнул Эрвину один из них, — а ну, поди-ка сюда!

— А чего бы не подойти, — пробормотал на это некромант, походя откидывая капюшон. Солнце уже зашло, так что за лицо и зрение он мог не опасаться.

К баронским воинам Эрвин подошел ровно так близко, чтобы те могли рассмотреть татуировку на лбу — и все же достаточно далеко для удара. Как оказалось, ратники знали о некромантах и принятых в этом цехе знаках отличия… вот только от увиденного почему-то не испугались, а даже обрадовались.

— Да напиться мне до уродины в одной койке! — воскликнул один из них, — Роб, нам сегодня просто везет!

— Ет точно, — поддакнул его напарник, названный Робом, — слышь, трупоед, вот ты-то нам и нужен!

— А могу я узнать — зачем? — как можно вежливее поинтересовался Эрвин, — к тому же хочу напомнить, что тружусь обычно не задаром. Если хотите, чтобы я что-то сделал для вас…

— Да не для нас, а для его светлости! — рявкнул и одновременно рыгнул напарник Роба, — вот с ним все и утрясете. А наше дело маленькое: доставить тебя, куда велено.

— Его, так называемая, светлость — разговор отдельный, — отвечал некромант с ноткой пренебрежения, — а вот вы… именно вы хотите, чтобы я сделал что-то именно для вас. То есть, пошел куда-то с вами. Соответственно, и плату за это я намерен взять с вас. Только вы не волнуйтесь: деньги тут ни при чем. Вы просто ответите мне на пару вопросов.

— Слушай ты, чучело старое! — зарычал Роб, подходя к Эрвину чуть ли не вплотную и кладя руку на эфес меча, — мы воины барона — тебе ясно, а? Кто ты вообще такой, чтоб нам условия ставить? Учти, у нашего барона правило: один раз просить по-хорошему, второй раз… Короче, считаю до трех: или ты идешь с нами, или…

— Три, — коротко бросил некромант, совершив едва уловимое движение посохом.

Едва уловимым оно было, понятное дело, для Роба и его товарища — не для таких как Эрвин, для быстроты реакции регулярно принимавших особое зелье. Последнее можно было найти чуть ли не в каждом городе, в любой алхимической лавке… только вот стоило оно изрядно, да и на простых людей действовало как смертельный яд.

Меч Роба так и не успел покинуть ножны, а его хозяин, оглушенный, уже рухнул на землю — точно гнилое дерево.

— Эй! Что это еще такое? — второй из ратников вынул меч и явно намеревался пустить его в ход. Причем, даже не дождавшись ответа.

— Я думаю… мне хватит одного, — пробормотал некромант, словно бы разговаривая с самим собой, — одного свидетеля…

— Да что ты там бубнишь? — небрежно бросил воин барона, уже занося клинок.

Однако Эрвин ударил первым — левой рукой, с зажатым в ней ритуальным кинжалом; рукой, пущенной прямо в незащищенный глаз второму из противников. Успел он и отдернуть лезвие, перемазанное кровью, прежде чем воин барона упал рядом с напарником.

Со стороны крестьянских домов донеслись одобрительные возгласы… правда, довольно жидкие. Победе над людьми ненавистного барона, как ни странно, здесь были рады далеко не все, и виною тому был, конечно же, сам победитель. Как бы ни проклинали до сих пор жители Козьей Горы своего владетеля, как бы ни преисполнялись страха и ненависти при виде его слуг, а барон был хоть злом, но прежде всего привычным злом. Привычным и предсказуемым — чего не скажешь о мрачном чужаке с татуированным лбом.

Когда же Эрвин огляделся в надежде на помощь, крестьяне и вовсе поспешили скрыться за заборами и стенами домов. Причем даже те из них, кто радовался его победе. Так что некроманту ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и тащить оглушенного Роба в одиночку.

Очнулся незадачливый баронский воин в комнате, снятой Эрвином в той же таверне, в которой он накануне и принял этот заказ. Очнулся на полу… вернее, приваленный к стене, и связанный по рукам и ногам. Ну и, конечно же, безоружный… хотя, впрочем, какой толк от меча, когда не можешь пошевелить даже рукой?

В комнате было темно — ввиду наступившей ночи, закрытых ставен, а также всего одной маленькой свечки, горевшей на столе. Сам некромант сидел напротив Роба в деревянном кресле и держал в руке склянку, издававшую резкий запах. Как понял плененный ратник, именно эта склянка привела его в сознание.

Голова болела почище, чем после попойки: посох некроманта оказался твердым и тяжелым, а удар — сильным.

— Итак, — начал Эрвин, — надеюсь, теперь ты будешь посговорчивее?

— И… что же ты хочешь? — дрогнувшим голосом вопрошал Роб.

Ему, в отличие от собеседника-некроманта, темнота была отнюдь не по нраву. Напротив, она действовала на этого человека, как и на большинство его собратьев — то есть, пугала и подавляла. Про боль же в голове вкупе с самим фактом пленения, и говорить было нечего.

— Хочу… знать. Все, что знаешь ты, — медленно произнес Эрвин, — про то, что затевает барон… и, главное, зачем.

— Зачем? — чуть ли не взвыл Роб, — да Тьма его знает, зачем! Его светлость совсем умом повредился: раньше такой веселый был… живой, одним словом. Охоту любил, девок, пиво… а уж как пиры устраивал — даже нам, слугам кое-что перепадало. А потом вдруг его как будто подменили: из замка выходить перестал, гостей принимать перестал… кроме каких-то мутных типов. Ночами не спит, днем замок в темноте держит… и нас, нас грязную работу делать заставляет!

— Вот о «грязной работе» и расскажи подробней, — попросил Эрвин, — зачем барону трупы с кладбища… и зачем живые люди — из числа жителей деревни? И еще: какой-либо другой работы… столь же грязной барон вам не поручал? Как ответишь, можешь быть свободен.

Последняя фраза, по замыслу Эрвина предназначавшаяся на роль «пряника», отнюдь не вызвала у Роба энтузиазма. Напротив, пленник весь разом сжался и задрожал.

— Нет, я прошу… — прошептал он испугано, — не надо меня отпускать. Я не хочу снова в замок. Не хочу, работать на этого сумасброда… и чтобы он употребил и меня для своих опытов. Поэтому я прошу, обещай мне, некромант: когда я все расскажу… что знаю — убей меня. И похорони. Чтоб ни моя жизнь, ни моя смерть этому душегубу не досталась.

— Я постараюсь, — отвечал Эрвин, немало огорошенный такой просьбой, — так как насчет опытов?

— Барон, — начал пленник все тем же заговорщическим шепотом, — пытается создать Эликсир Жизни. Такую штуку, которая на сколько хошь жизнь продлевает. Ему для этого и нужны, что мертвые, что живые. Он хочет найти, чем вторые отличаются от первых: что в нас, пока живущих, такого есть, чего нет в мертвецах… самую главную штуку, жизнь от смерти отличающую. Чтоб потом эту штуку получить, изготовить из нее эликсир и… сам понимаешь… Гость с косою тогда уже не страшен.

— И как продвигаются поиски? — осторожно поинтересовался некромант. Роб нервно захихикал.

— А что — еще не понял? Мы ведь уж и все кладбище перерыли, и сколько живого народу его светлость сгубила… Ладно, поначалу мы ему разбойников приводили, бродяг, попрошаек… или местных пьяниц-буянов. Деревенские только рады были, оттого, что жизнь спокойней стала. А потом весь этот сброд закончился… и пришлось пускать под нож и добропорядочный люд. Вот тогда-то в Козьей Горе уже радости поубавилось. Там теперь того и гляди народ за вилы возьмется. И кого-то из наших на них насадит. А воз… Эликсир то бишь, и ныне там.

— И неудивительно, — пробормотал, обращаясь к самому себе, Эрвин.

Шум под окнами заставил его отвлечься, встать с кресла и выглянуть в окно, приоткрыв одну из ставен. И увидеть, что снаружи, прямо у входа в таверну столпились воины барона — никак не меньше десяти человек с горящими факелами и оседланными конями.

Один из ратников как раз настойчиво бил кулаком в дубовую дверь.