Керим вернулся. В начале низкого прохода у стены лежал большой ворох сена. Он остановился, воткнул в расщелину стены факел. Сено было свежее, недавно скошенное. Вдруг он заметил, что сквозь сено — в том месте, где падала его тень,— пробивается едва различимый свет. Стоило ему немного сдвинуться, и свет пропадал. Он отвалил сено. Открылся пролом, достаточно широкий, чтобы в него можно было пролезть. Согнувшись, Керим скользнул в лаз и осторожно высунул голову с другой его стороны. Здесь была еще одна пещера, большая и высокая. Сверху через расщелины проникал свет и воздух... Керим огляделся. Так вот где живет монах Бенито! Широкое ложе — жерди, на которых навалено сено,— прикрытое сверху волчьими шкурами. В углу на решетке очага медная кастрюля. Слева от входа висит монашеское облачение. Приглядевшись, Керим увидел поношенную одежду греческого крестьянина, черный вязаный башлык... Он не верил своим глазам: значит, Черный проводник и монах Бенито — одно лицо! Одежда была еще мокрой от болотной грязи. Теперь ясно, кто сообщил врагу о начале кочевки. Кериму показалось, что, если он сейчас же не выберется отсюда, с ним непременно что-то случится и он не сумеет рассказать Осман-бею о том, что видел, не сможет предотвратить беды. Собираясь уходить, он заметил за постелью сундуки. Подбежал к ним, открыл. В одном сундуке были воинские доспехи, оружие, сигнальные стрелы всех византийских властителей, туркменских беев и монгольских отрядов, хозяйничавших в округе, другой — доверху набит книгами. Керим решил было, что это поповские книги, до которых ему нет дела, но любопытство муллы победило: он раскрыл лежавшую сверху и поразился... Книги были на арабском и турецком языках! Керим вспомнил, что год назад ограбили караван, шедший из Стамбула в Тавриз, и тогда пропали редкие, бесценные книги. Выходит, либо монах участвовал в нападении, либо хранит награбленное добро. Мулла Яхши, помнится, говорил, что караван вез тавризскому ильхану в подарок от византийского императора десять редкостных книг. Керим сосчитал: десять. Но то, что он обнаружил под книгами, поразило его еще более: на дне сундука хранились православные иконы в богатых золотых окладах, украшенных жемчугом и алмазами, каждая — целое состояние. То были, видно, образа, украденные из церквей три года назад шайкой Чудароглу.
«Надо спешить»,— промелькнуло у Керима в голове. Он тщательно сложил книги на место. Поднялся, вылез из пещеры монаха и, схватив факел, двинулся было в обратный путь. Но тут вспомнил, что забыл завалить проход сеном: монах может догадаться, что кто-то у него побывал. Керим сгреб сено в охапку и... земля под левой ногой вдруг качнулась. Керим повалился на бок — казалось, своды пещеры обрушились на него. Страшная боль огнем обожгла ногу, пронзила сердце. Он попробовал встать, но не смог. «На помощь, Мавро! Смилуйся, великий аллах!» — прохрипел он и закрыл глаза. Вот, не верил в заговоры и попался. Боль не утихала, и он бессознательно схватился за ногу. О боже! Совсем не колдовские силы держали его, а обыкновенный, сработанный кузнецом волчий капкан! Керим воспрянул духом. Снова попытался встать, но от острой боли потемнело в глазах, закружилась голова. «Спастись! Во что бы то ни стало спастись!.. Может, позвать на помощь? Нет, прежде попробовать самому...» Он ощупал капкан: стальная дуга в два пальца толщиной, острые зубцы. Керим с трудом приподнялся. Правой ногой чуть отжал пружину, растянул дуги руками и, напрягшись, вытащил ногу. Сапоги и толстые шерстяные носки уберегли кость. Но боль не утихала. Керим сел, попробовал пошевелить пальцами. Но так и не разобрал, целы ли они? Он был рад, что освободился от капкана. «Ничего, теперь выберемся!..» Установил капкан на прежнее место, засыпал сеном. Радость избавления придала ему силы. Он снова попытался подняться, но устоять на одной ноге не смог.
Смертельный страх стиснул Кериму сердце. Что делать? Медлить нельзя, надо торопиться! Ведь если его застигнет Черный монах, прикончит на месте не раздумывая. Снова попытался встать, чтобы взять факел, но ступить на левую ногу было невозможно, словно ее отрезали по колено. Тяжело дыша, он опять опустился на каменный пол. Хотел помолиться, но вспомнил лишь первые слова. Волоча ногу, подполз к стене и, опираясь о нее, поднялся. Дотянулся до факела. Голова кружилась, каждое движение вызывало нестерпимую боль. Он запрыгал на одной ноге, держась за стену, но тут же остановился. В отчаянии огляделся, ища палку. Оперся было на саблю, но она согнулась даже в ножнах. Вспомнил о палаше ахи, заткнутом за пояс. Клинок палаша был выкован Капланом Чавушем толще обычного...
Когда, превозмогая боль, он добрался до выхода, силы покинули его. Сколько ни старался, не мог вспомнить, погасил ли он факел, воткнул ли его на прежнее место. К счастью, Мавро, в тревоге ждавший его у входа, тут же подбежал к нему, подхватил.
— Что с тобою, брат?
Керим, падая на колени, простонал:
— Подгони коня!.. Скорее!.. Кликни ярхисарцев, пусть посадят меня в седло... Скорее в Сёгют!..
— Наткнулся на джинов, братец Керим?..
— Какие там джины!..
Подскакали Орхан и Лотос.
— Что случилось?
Керим, пытаясь улыбнуться, сказал:
— Ничего, Орхан-бей! Ногу вот подвернул. Болит... С твоего позволения Мавро проводит меня.
— Конечно... Дели Балта — мастер, вытянет, перевяжет, все пройдет.
II
Минуло ровно пятнадцать дней с тех пор, как Каплан Чавуш уехал гонцом в Конью. Вот уже три дня Аслыхан места себе не находила, хоть и знала, сколь долог туда путь. Утром и вечером приходила она к Кериму, все еще лежавшему в постели, и заставляла его (в который раз!) считать и пересчитывать ночевки. Она приходила всегда в отсутствие Баджибей: видно, не одна тревога за отца гнала ее к Кериму, но и желание побыть наедине с женихом.
Быстро перебежав двор, остановилась в дверях. Знала, что Баджибей нет дома, но позвала:
— Баджибей! Матушка Баджибей!
Подождав немного, боязливо огляделась, будто заявилась сюда по тайному делу. Вошла в дом. Солнце давно закатилось, здесь было темно. Тихо поднялась по лестнице. Из комнаты Керима пробивался свет. Она заглянула в щелку.
— Кто там? Это ты, Аслыхан?
Аслыхан засмеялась.
— Матушки Баджибей здесь нет?
— Ишь, матушка Баджибей ей нужна! Где ты пропадаешь с утра? Посылал за тобой, где была?
— А что? Дели Балта сказал: «Выздоравливает! Через несколько дней встанет!»
— Дели Балта? Нашла кого спрашивать. Чего же кровь мне пускал, если я выздоравливаю? — Керим притворно вздохнул.— Нет у меня надежды, Аслыхан! Пропала нога. Подумай, стоит ли выходить за хромого?
— Молчи! Не то рассержусь! — Она глянула на него со страхом, потом с жалостью.— Врешь! Давно выздоровел. В первые дни так стонал, кого хочешь разжалобил бы!
— Ничего не выздоровел! Пиявки без конца ставит Дели Балта, да еще норовит кровь ножом отворить.
Он выпростал ногу из-под одеяла. Мелкие сосуды были перебиты, нога посинела. В первые дни боль поистине была нестерпимой. Чтоб унять ее, ногу обертывали свежесодранной шкурой. Капкан повредил и сухожилия, поэтому пальцы не слушались и двигать ими было больно.
Пока девушка смотрела ногу, Керим, улучив момент, схватил ее за руку, притянул к себе. Аслыхан стала отбиваться, но он закричал:
— Ой, нога! Погоди! Ногу больно! — и быстро поцеловал ее в щеку, в губы.
— Оставь! Кто-то идет... Ей-богу, матушка Баджибей!
— Да подожди ты, безбожница! Сколько раз говорил: лучше нет лекарства! Жалости в тебе ни на грош!
— Ну, заладил: лекарство!
— Клянусь! Зачем шкурой обертывал Дели Балта? Потому, что исцеляет меня свежая, молодая кожа. И любовь — тоже...
— Руки! Пусти, говорю! Вон пришел кто-то. Матушка Баджибей! Оставь, Керим Джан! — Она высвободила руку.— Где отец мой застрял?
— Опять завела!
— Дороги опасны. Вон и люди говорят: «Гонцы быстро скачут, быстро возвращаются. Не должен Каплан столько дней пропадать в пути».
