Они прошли в соседнюю комнату — кабинет Дагирова — и остановились возле огромного, во всю стену, книжного шкафа. Шевчук держал в руках чашечку кофе, как бы подчеркивая этим неофициальность разговора.

— Спасибо, Борис Васильевич, за теплый прием. — Он поднял чашку и отпил немного. — Вот мы и познакомились поближе.

— Пожалуйста, — рассеянно ответил Дагиров, думая о чем-то своем. — Пожалуйста. Жаль вот только на охоту не съездили.

— Я не охотник, — сказал Шевчук. — Не люблю убивать живое. Пусть живет любая летающая и бегающая тварь. Вот рыбалка — другое дело. Рыба, она все-таки хладнокровная… На рыбалку было бы неплохо… ну, не получилось, в другой раз… Впрочем… — Он вытащил сигарету и долго разминал ее в пальцах. — Есть у меня одно предложение, так что рыбки мы с вами, наверное, половим всласть.

Дагиров посмотрел вопросительно.

— Задумали мы с академиком Блиновым, — продолжал Шевчук, выпуская кольцами синий дым, — написать монографию. Кстати, вы знакомы с ним?

— С Блиновым? Нет. Читал его работы, видел в президиумах.

— Милейший старик! Демократичный, обходительный… Уверен, вы ему понравитесь… Так вот, задумали мы монографию о лечении несрастающихся переломов. Сами понимаете, что писать, в основном, придется мне. Блинов — больше марка, но зато какая! Монография уже внесена в план издательства, напечатана будет, как говорится, с ходу… Ну вот, позвонил я вчера Владимиру Евгеньевичу, поделился впечатлениями о вашем институте, посоветовались мы с ним и решили предложить вам стать нашим соавтором. Материал у вас есть, хороший материал. Можете использовать часть докторской. Думаю, что треть, а то и половина листажа будет предоставлена вам.

Дагиров покраснел, посопел носом, тоже потянулся за сигаретами. Вынул одну, постучал по коробке, отложил в сторону. Улыбнулся.

— Извините, но — не пойдет! Очень неудобно вам отказывать, но… — Он развел руками.

— Боитесь потерять первородство?

— С детства терпеть не могу чечевицу.

— Ну, как хотите… Как говорится, было бы предложено… Вот только Владимир Евгеньевич обидится. Неудобно…

— Вы уж, Семен Семенович, как-нибудь за меня извинитесь. Скажите: медведь сибирский, неотесанный.

— Да уж придется что-то придумать.

— Вас ли учить, Семен Семенович.

От машины гости отказались, решили пройтись пешком. По улице шли медленно, покряхтывая, коря себя за невоздержанность. Но где ж тут было удержаться при таком столе!

Днем было жарко, но к вечеру посвежело, с реки тянул резкий ветерок, выдувая сонную одурь. Коропов с директором Северского института ушли вперед, а Шевчук приотстал, ведя с Тимониным пустяковый разговор — так, о том, о сем и ни слова о самом для Тимонина важном. Георгий Алексеевич весь извелся, но спросить, как обстоят дела с желанной кафедрой, не позволяла гордость.

Возле гостиницы они остановились, и Шевчук, обмахиваясь сорванной по пути веточкой сирени, остро глянул на Тимонина.

— Знаю, знаю, Георгий Алексеевич, о чем ты сейчас думаешь. Наобещал, мол, Семен Семенович с три короба — и помалкивает. — Он взял Тимонина под руку и повел его дальше. — Видишь ли, сейчас ничего подходящего для тебя нет. Сам понимаешь, я ведь не господь бог, мои возможности тоже ограничены. И, кроме того, я вот пригляделся к вашему институту, прикинул. А правильно ли ты делаешь, Георгий Алексеевич, что рвешься отсюда? Провинция, конечно, страшная, и с культурой, наверное, туго. Но нам-то она на что? Была бы культура внутри нас, а что касается театров, музеев да всяких выставок… Оно ведь так: или наукой заниматься, или по театрам бегать — не тебе рассказывать, сам, наверное, пришел, передохнул — и за стол. Так вот, в этом институте — золотое дно. Где ни копни — все ново, все не изучено. А как копать, Дагиров и иже с ним еще не очень представляют. Почему бы тебе не взяться, а? С твоим знанием системного анализа, умением поставить проблему… Пожалуй, больше будет резонанса, чем на любой столичной кафедре. Ты подумай, Георгий Алексеевич, подумай. А я что ж, я свое обещание выполню. Рано или поздно, но выполню. До свидания, Георгий Алексеевич. Ты звони, не стесняйся, держи меня в курсе.

ПРОШЛО два года. На очередном съезде ортопедов-травматологов аппаратным методам посвятили целый день. Это было признание, но Дагирова оно не удовлетворяло. Что день? Нужны конференции, съезды, международные симпозиумы. Метод перестал быть чудом, но еще не стал обычным орудием каждого врача.

Перед выступлением Дагирова зал был полон, стояли вдоль стен, толпились за кулисами: кроме делегатов, пришли рядовые врачи из больниц и поликлиник. После доклада долго хлопали, что, вообще-то, не принято на ученых собраниях: получасовой калейдоскоп потрясающих фактов, подтвержденных десятками слайдов, произвел впечатление. Ложные суставы, застарелые переломы, последствия полиомиелита, туберкулез — с помощью аппарата медики точно запихивали обратно в мешок выпущенные Пандорой несчастья. И в прениях о Дагирове говорили только в превосходной степени, отчего его полное лицо невольно расплывалось в улыбке и багровело. Чувствуя, как жар приливает к щекам, он, оглядываясь на остальных членов президиума, откупоривал бутылку, пил воду стакан за стаканом, что-то усиленно черкал, склонясь над листом бумаги.

Не обошлось и без ложки дегтя.

Худощавый высокий блондин повел издалека:

— Не вызывает сомнений, что методы Бориса Васильевича Дагирова являются шагом вперед в практике нашего здравоохранения. Возникла новая лечебная школа, которая позволяет добиваться неплохих результатов в лечении больных, считавшихся ранее безнадежными. Но нас пытались убедить, что в стенах Крутоярского института родилось новое направление в науке. Позвольте усомниться. Новое направление — это целый комплекс широких теоретических исследований, выводящих нас на более высокую ступень познания. Здесь я ничего подобного не слышал. Нам показали, чего можно добиться, применяя аппарат уважаемого Бориса Васильевича. Очень интересно, спасибо, учтем и постараемся как можно скорее внедрить у себя. Но где теоретическое обоснование сделанного? То, что мы услышали, скорее логические рассуждения, вытекающие из успешных практических результатов. «Раз получилось так и так, давайте подумаем и попытаемся объяснить, почему это произошло». Так что пока, пожалуй, рановато говорить о новом направлении в ортопедии и травматологии. Теперь еще один довольно щекотливый вопрос. Уважаемый Борис Васильевич, пожалуй, один из первых в стране стал успешно удлинять конечности, отстававшие в росте по причине той или иной болезни. С этим, конечно, надо его поздравить, отдать ему должное. Но мы узнаем, что он и его сотрудники пошли дальше: используя всем известный аппарат, увеличивают рост карликам. Цель, как видите, чисто косметическая, потому что в остальном эти люди здоровы и гармонично развиты. Так вот, с подобным достижением, по-моему, поздравлять рано. Да, непосредственные результаты хороши. Но как удлинение обеих ног на двадцать-двадцать пять сантиметров отражается на всем организме, в котором, безусловно, имеются определенные гормональные неполадки? Ведь для роста костной ткани на такую величину необходимы большие энергетические затраты. Что будет с этими больными через пять лет? Через десять? Какими будут их дети? На эти вопросы коллеги из Крутоярска ответить не могут. Лично я считаю подобные операции рассчитанными в определенной форме на сенсацию, а настоящей науке сенсация противопоказана.

По залу пронесся гул. Нужно было отвечать, и Дагиров решительно направился к трибуне.

— Уважаемые товарищи! Предыдущий оратор прав в одном: слабовата у нас экспериментальная база — что правда, то правда. Так уж получилось — практика опережает теорию, которая, кстати, без практики мертва. Но теория уже есть, как бы ни пытались доказать обратное, и через год-два все необходимые штрихи будут нанесены, а пока что основными положениями мы уже пользуемся, и пользуемся, как вы знаете, успешно.