Нефтедоллары в буквальном смысле слова вылетали в трубу – на поддержку «освободительного движения» по всей планете. Экономика дышала на ладан. Пропагандистская война была проиграна с разгромным счетом: самой сладкой мечтой советского человека были западные вещи и западная техника, а западные радиоголоса давно уже стали единственным поставщиком информации не только о событиях в мире, но и о том, что происходит в стране. Заграничная командировка или турпоездка в Париж считались величайшей жизненной удачей. Об эмиграции подумывали не только евреи. Гонка ядерных вооружений добивала государственную казну.

После Брежнева страну возглавил Юрий Андропов. Будучи председателем КГБ, он накапливал информацию о коррупции в окружении жизнелюбивого генсека и скоро начал охоту на этих людей. Первыми пали самые близкие к Брежневу днепропетровцы. Уже через десять дней после избрания Андропов отправил на пенсию секретаря ЦК Кириленко, давнего приятеля Брежнева, бывшего первого секретаря Днепропетровского обкома. Затем сменил управляющего делами ЦК КПСС Павлова, в прошлом секретаря Днепродзержинского райкома. Был загнан в самоубийство министр внутренних дел Щелоков, бывший председатель Днепропетровского горисполкома. Смена элит при Андропове шла быстро, чему способствовали разнообразные уголовные дела с расстрельными приговорами – так называемые «рыбное дело», «бриллиантовое дело» в Ювелирторге, «сочинское дело». При этом главная вина уничтоженных и посаженных заключалась в том, что они не вписались в новые времена. Они погибли или сели потому, что умер Брежнев. У них не хватило времени научиться играть по новым правилам. Точнее, им не дали времени научиться. Смена элит шла на всех уровнях.

Пропагандисты на закрытых лекциях объясняли допущенной публике, что Андропов «наводит порядок», расправляется с «брежневской мафией», что воровство в особо крупных размерах – главная причина всеобщей бедности в СССР. Этими акциями КГБ нанес сокрушительный удар по «днепропетровскому клану». Те, кого новое начальство объявило коррупционерами, были изгнаны если не из жизни, то уж из Кремля и политики совершенно точно.

Однако расстрелы и увольнения счастья не принесли. Было очевидно, что главная беда не в коррупции, а в каких-то иных, системных сбоях коммунистического режима.

Дело довершил Горбачев. При нем эпоха Брежнева была объявлена «застойной», а курс прежнего руководства – ведущим в пропасть.

После распада Союза и обретения Украиной независимости показалось даже, что Днепропетровск навсегда утратил свою исключительность. Но все было не так просто.

Во-первых, не утратил значения сам город, который по-прежнему оставался центром оборонной промышленности. Во-вторых, номенклатурная элита похожа на мифическую гидру, у которой взамен отрубленных быстро вырастают новые головы. Случай Днепропетровска был в этом смысле классическим.

Чем был «клан» в советское время? Системой формальных и неформальных связей, которые завязывались на службе и сохранялись всю жизнь. На уровне идеологии, для того чтобы оставаться на плаву, необходимы были верность партии, способность, не рассуждая, выполнять все ее приказы. На уровне профессиональном – умение, произнося к месту и не к месту однообразные, бессмысленные, но легкие для заучивания партийные лозунги, быть «дельным» работником. На уровне личном: постоянно демонстрировать верность вышестоящему товарищу. А тут есть незыблемые каноны и традиции вплоть до умения пить водку в узком кругу, находить слова для тостов, шутить к месту и смешно в понятиях своего круга, дружить семьями, вовремя подносить ценные подарки. И конечно, участвовать в совместных походах в баню. Именно в брежневские времена закулисье власти переместилось в русские парилки.

Карьерная лестница – это подвижная вертикаль, и если на вершине ее стоит генеральный секретарь, то самый незначительный клерк в днепропетровском клане может рассчитывать в будущем на самые заманчивые посты. Вышестоящее начальство среднего звена допускает ошибки, получает выговоры, болеет, умирает. Лестница медленно ползет вверх, как эскалатор в метро, и ты движешься вместе с ней. «Надо только выучиться ждать», – как пелось в одной популярной советской песне.

Конечно, андроповские чистки, а в особенности горбачевская перестройка и внезапный развал Советского Союза порастрясли имперские кланы. Однако выстоять вместе все же было легче, чем поодиночке. На Украине, обретшей независимость, днепропетровцы довольно скоро оказались самой могущественной группой, делегирующей своих представителей во власть.

Директор «Южмаша» Леонид Кучма сначала стал премьер-министром, затем президентом. Губернатор Днепропетровской области Павел Лазаренко возглавил правительство. Близкий друг Кучмы еще по временам «Южмаша» Леонид Деркач встал у руля партии «Трудовая Украина». Человек из «третьего поколения» днепропетровцев – Виктор Пинчук – захватил львиную долю украинской промышленности: он производил трубы, перепродавал газ, обеспечивал поставки электроэнергии. Министр транспорта, а затем глава Кабинета министров Валерий Пустовойтенко перебрался в Киев с поста мэра Днепропетровска. Председателем Верховного суда Украины был назначен Виталий Бойко, в недавнем прошлом председатель районного суда Днепропетровска. На государственных должностях и в правлениях акционерных обществ этих людей были десятки, их подпирали сотни – в аппарате, в парламенте, в бизнесе…

И в какой-то момент возникла иллюзия, будто вместе с днепропетровским кланом на Украину возвращается брежневская эпоха.

Это, разумеется, было не так. Чтобы взять власть, президенту Кучме требовалась поддержка директорского корпуса советской закалки и его родного клана. Однако, чтобы эту власть сохранить, президент должен был рано или поздно встать над кланом. Только так он мог превратиться в «отца всех крестных отцов», стать авторитетным арбитром в их суровых разборках. Борьба вокруг Кучмы, за Кучму и против Кучмы была весьма жесткой. Не поделив деньги, влияние на президента, лакомые куски приватизируемой госсобственности, днепропетровцы в конце концов передрались между собой: каждый тянул одеяло на себя, и украинские журналисты писали о «днепропетровском разломе». Но в начале пути они были вместе. Днепропетровцы. Земляки. Клан.

В начале 1990-х среди днепропетровцев появилось новое лицо. Единственная женщина – миниатюрная и хрупкая брюнетка Юлия Тимошенко, делающая карьеру в большом бизнесе со стремительностью баллистической ракеты, сработанной на «Южмаше».

Детство Юлии Тимошенко прошло в самой обычной блочной пятиэтажке на проспекте Кирова. Такими пятиэтажками при Хрущеве в ударном темпе застроили всю страну.

Юлин дом прозвали в народе Домом таксиста, потому что жилье здесь давали сотрудникам местного таксопарка, где работала диспетчером ее мать. Людмила Николаевна Телегина была женщиной прямой и быстрой на расправу. Ремень считала необходимым инструментом воспитания, а домом руководила с той же непререкаемой строгостью, с какой командовала таксистами в своем парке. Дежурила она сутки, а потом двое суток отдыхала. Кроме дочери на попечении Людмилы Николаевны была сестра, всего на одиннадцать лет старше Юли, и престарелая мама. Юлин отец ушел из семьи, когда девочке было всего три года. «Я росла в условиях, в которых знала, что такое экономить каждую копейку, – вспоминает Тимошенко. – Мы могли полагаться только на себя».

Дворов в хрущобах почти не бывает. Вся детская жизнь проходила на открытых пространствах между домами, среди проржавевших, кое-как понастроенных гаражей, буйно и бестолково растущего кустарника, развешенного на веревках белья. Друзья Юлиного детства – в большинстве своем дети таксистов.

«В куклы я не играла, с девчонками не дружила, – вспоминает Тимошенко. – Ребятам больше дозволялось, они были активнее, а меня влекло движение. Я не была агрессивным ребенком, но мне нравились мальчишеские игры – футбол, например».