Тогда Дант осторожно положил свою руку лежащему на плечо, обратив внимание на хрупкость его телосложения и на то, какая у него холодная кожа. Первая догадка о том, что человек уже умер, укрепилась. Дант повернул его так, чтобы рассмотреть лицо. Каково же было его удивление, когда он понял, что перед ним лежит молодая женщина!

Он не мог хорошенько рассмотреть ее лицо, но пол нетрудно было определить по отчетливой выпуклости груди под тонкой светлой тканью одежды. Девушка не подавала признаков жизни, не шевелилась и не издавала ни звука. Дант не знал, дышит ли она. Мысль о том, что эта незнакомка может быть мертва, странным образом отозвалась в нем печалью.

Дант легонько тряхнул ее за плечо.

— Вы меня слышите, мисс? Никакого ответа.

— Стабс! — крикнул он, выпустив из рук шпагу. — Возвращайся к карете и принеси сюда фонарь. И еще, возьми у Пенхарста мой плащ. Живо!

Данту казалось, что кучер возится там целую вечность. Только за смертью посылать! Он не отходил от бедняжки ни на шаг и не поднимался с коленей. Отыскав ее руку, он попытался нащупать пульс. Слава Богу, нитевидное биение прослушивалось. Она жива! Взяв ее за руку, Дант уже не отпускал ее.

Он перевернул тело так, чтобы лучше рассмотреть лицо девушки при тусклом свете луны. Длинные густые ресницы, намокшие от дождя, бледная кожа, разомкнутые губы… Сам, не отдавая себе отчета в том, зачем он это делает, Дант склонился к ее лицу и коснулся своими губами ее мягких и нежных губ. На мгновение ему показалось, что они от этого прикосновения слегка дрогнули. Впрочем, ему пришлось выпрямиться, ибо он услышал шаги за спиной. Обернувшись, Дант увидел раскачивающийся в темноте фонарь, плывущий в его сторону.

— В-вот принес, милорд. И п-плащ тоже.

— Молодчина, Стабс. А ну-ка посвети. Из темноты выступило запачканное грязью лицо девушки, весьма тонкие черты, которого портил лишь кровоподтек на виске у самых волос. Дант осторожно коснулся синяка кончиками пальцев, а когда поднес ладонь к лицу, то увидел, что на них свежая кровь.

— Д-девушка, милорд!

— Вот именно, Стабс, и к тому же с раной на голов! Впрочем, в такой обстановке я не скажу, насколько он серьезна. Как далеко мы от ближайшего жилья?

— Ближе всего Эйам, но нам придется свернуть с главной дороги, чтобы д-добраться т-туда. Это м-маленький поселок, а з-за ним еще в ч-четверти часа пути Т-Тайдсвел.

— Давай сюда плащ, Стабс. — Дант завернул девушку в свой плащ. — Гони в Эйам что есть мочи, дружище.

— Она ум-мерла, милорд?

— Нет, но жизнь в ней еле теплится. Нам придется поспешить, если мы хотим спасти ее.

Дант взял девушку на руки и последовал за Стабсом, освещавшим путь фонарем. Подойдя к карете, Дант пнул ногой дверцу. Та тотчас распахнулась.

— Не двигайся или умрешь!

— Успокойся, Пенхарст, я не разбойник. Дант осторожно втащил девушку в карету, затем взял у Стабса фонарь и повесил его под потолком на специальный крючок.

Пенхарст забился в самый угол и широко раскрытыми глазами смотрел на своего хозяина. Лицо его искажала гримаса страха, он все еще не мог прийти в себя. В дрожащих руках он держал пистолет, про который ему сказал Дант перед уходом. Только держал его лакей задом наперед, обратив дуло на себя. Оно глядело чуть пониже его живота. Заметив это, Дант проговорил:

— Если ты не побережешься, Пенхарст, то вряд ли тебе удастся продолжить свой род. Смотри, куда ты направил дуло.

Лицо Пенхарста немедленно исказилось тревогой, и он выронил из рук пистолет. Дант поднял его и опустил курок.

— Напомни мне, Пенхарст, чтобы я при первой же возможности научил тебя, а заодно и Стабса обращаться с оружием. Это одна из двух главных вещей в жизни, которые должен освоить любой мужчина.

— А в-вторая, милорд? — поинтересовался Стабс.

— Обращение с женщиной, разумеется, хотя не скажу, какое из этих двух занятий опаснее. Так что ты скажешь на это, дружище Пенхарст?

Дант пытался таким образом снять напряжение, но безуспешно. Лакей был настолько напуган, что не понял шутки и не ответил на вопрос хозяина. Вместо этого он с опаской посмотрел на закутанную в плащ Данта фигуру и спросил:

— Что это, милорд?

— Это девушка. Она вся промокла, и на ней нет ничего, кроме ночной сорочки. Наконец, она ранена в голову, и рана может оказаться серьезнее, чем мне поначалу показалось. Мы едем в ближайший поселок, где попытаемся найти для нее лекаря.

Дант прижал девушку к себе, пытаясь согреть ее своим телом. Стабс ушел на козлы, и через минуту они вновь поехали. Дант нащупал рукой шею бедняжки, пытаясь найти пульс, и с радостью отметил, что кожа ее уже не казалась ледяной. Он отыскал у нее пульс прямо над ключицей и уже не убирал оттуда свою руку. Другой рукой он счищал грязь с ее лица.

На вид ей можно было дать лет восемнадцать, и она была такая хрупкая, что казалось странным: как это ее только не унес ветер? Он не мог определить цвет ее волос, которые намокли и прилипли к голове, но отметил про себя, что у нее длинные и густые ресницы и что нижняя губа чуть полнее верхней.

Как она оказалась здесь посреди ночи, на этой пустынной дороге? И каким образом бедняжка получила рану на голове?

Она была красива, но не той броской красотой, от которой у всех мужчин сразу захватывает дух. Однако это было поистине очаровательное создание, и достаточно было бросить на девушку лишь взгляд, чтобы проникнуться к ней живым интересом.

— У тебя есть носовой платок, Пенхарст? Лакей тут же передал Данту платок, словно ждал этого вопроса.

Он приложил его к ране на голове девушки. Кровь все еще шла, но уже несильно. В Данте впервые родилась надежда на то, что все еще, может быть, обойдется. Он поднял глаза на лакея, который сидел напротив и наблюдал за своим хозяином. Пенхарст ничего не говорил. Следующую четверть часа они проехали в гробовом молчании. Наконец, когда карета стала замедлять ход, Дант выглянул в окно и проговорил:

— Должно быть, это уже Эйам.

Дождевые тучи сместились в ту сторону, откуда они приехали, небо более или менее очистилось, и луна стала светить ярче. При этом свете Дант заметил двух мужчин, которые преграждали карете путь.

Стабс был вынужден остановиться. Дант пригляделся и понял, что один из этих людей держит в руках горящий факел, от которого в ночное небо поднимались зловещие клубы дыма. В руках у второго был мушкет, и дуло его было направлено прямо на карету.

Тот, что был с факелом, выступил вперед:

— Стойте! Разворачивайте карету и уезжайте обратно. Здесь проезд запрещен!

— Но м-мой хозяин с-срочно ищет лекаря.

Человек, вооруженный мушкетом, направил его на беднягу Стабса:

— В Эйаме он его не найдет.

— Н-но…

Дант устроил девушку поудобнее на сиденье. Ему не хотелось оставлять ее одну, но необходимо было разобраться с тем, что происходило за окном кареты, ибо дело, кажется, принимало серьезный оборот. Он видел, как подрагивает дуло мушкета в нервных руках его обладателя, и ему это совсем не нравилось. Дант представлял себе состояние своего кучера. «Бедняга, наверное, уже на грани апоплексического удара». Он понимал, что, если сейчас не овладеет ситуацией все дело закончится тем, что кому-то прострелят голову. И, скорее всего это будет голова несчастной Стабса.

Дант вновь схватил пистолет и распахнул дверцу кареты.

— В чем дело, джентльмены?

Он вылез и направился к ним. Человек с мушкетом занервничал и теперь взял на мушку Данта.

— Я сказал стоять на месте!

Дант остановился.

— Спокойствие, дружище. Одна старая цыганка как-то сказала мне, что убивать человека, даже не спросив его имя, чревато. На это могут весьма косо посмотреть вон там… — Дант показал глазами на небо. — Надеюсь, вы меня понимаете. — С этими словами он протянул руку. — Я Дант Тремейн, граф Морган. Мы попали в затруднительное положение и просто хотели бы где-нибудь приткнуться…