— А мы смеемся, делая ставки, на какой взаимной уступке начнётся драка. Вы специально придумали все эти титулы, вроде "спасителя". Если просто выбрать из общего стада самого умного, смелого и сильного, так сразу найдётся тот, кто возмутится: "Почему он умнее и лучше меня? Я тоже хочу быть героем!" И вместо того, чтобы истребить зло, вы начнёте воевать между собой. Нам — представителям якобы тёмной стороны — только и останется прибрать трупы да сесть на трон. Но вот если ткнуть в кого‑нибудь пальцем и сказать, что он выбран слепой паучихой, то все будут молчать. Завидовать, но тихо, следуя за неудачником, который оказался не в то время, не в том месте. Не то, что мы, как ты сказал — зло. Посмотри, Сергей, как у нас всё просто и красиво. Разве меня кто‑то избрал? Или я подошёл под пророчество? Считаешь, безумная госпожа отметила меня одного? Были и другие претенденты. И я сам завоевал право… сила, хитрость, иногда подлость. Думаешь, все мои слуги считают, что я достоин быть тёмным мастером? Половина ненавидит меня и мечтает прирезать, чтобы занять это место. Но как все притворяются! Строгая иерархия, пусть жестокая, намного лучше лицемерия и лизоблюдства, которые развели у себя люди и старшие, прикрыв это мифической честью и прогнившим благородством. Подобный мне мастер необходим здесь, как воздух. Даже сейчас, живя в постоянном страхе, твои беленькие друзья грызутся за право занять более мягкое и удобное место. И они, там наверху, прекрасно осознают, что без света не будет тени, без жестокости и насилия — слова "милосердие", "доброта" потеряют свой вкус. Да — как можно сильнее ослабить противника, да — нанести серьёзный удар, но ни в коем случае не добивать. Даже в самой тёмной комнате должен быть хоть слабый лучик света…

— Я слышал все это много раз ещё у себя в мире. Ты действительно веришь, что необходим этому миру? Ошибаешься, мы не перегрызем друг другу глотки. Это просто тебе нужно оправдание для своего существования. Неужели ты не смог придумать ничего умнее? Я знаю, что нельзя всех сделать счастливыми и свободными, что всё равно останутся недовольные, но не могу понимать и любить всех. Я эгоист. И для меня ты — зло, как в книжках — тёмная сторона. И для многих лучше новое, пусть и не идеальное, чем старое и бесперспективное.

Эрик несколько минут сидел, молча, явно что‑то обдумывая, продолжая втирать целебную мазь в мое измученно тело. Знаю, что эти составы он готовит сам. Из Эрика мог бы получиться замечательный лекарь, только вот не сложилось. Я почувствовал, как он провёл пальцем по одной из полос, которые оставила плеть. Больно, но лучше промолчать. Мастер медленно начал говорить, обдумывая каждое слово:

— Ты задумывался, почему сейчас принято говорить, что тьма это не зло? Так же как свет вовсе не означает добро? Конечно, задумывался, и не раз. Столько книг, наверное, твои любимые как раз такие, где есть прекрасные воины света и мерзкие тёмные создания. Столько мнений, столько всяких споров. И что же из них истина? Вот и я задумался, раз уж никто не смог определиться, тьма или же зло. У каждого должно быть свое мнение? Говорят свет — не добро, потому что он бывает слишком ярким и больно жжёт. А тьма наоборот может успокаивать. Но ведь, если ты — зло, это не значит, что ты не можешь подать нищему, пусть и со своим умыслом. И если добро — всё равно можешь пройти мимо умирающего ребёнка, а потом придумать сто отговорок, что так должно быть.

Он усмехнулся.

— Всего лишь слова. Добро — это нормы поведения. Правила и обязанности перед обществом, исполнение которых приводит к миру во всём мире. Или хотя бы к чему‑то, похожему на мир. Зло — не принятие этих норм, извращение морали и неисполнение обязательств перед обществом. Конечно, это набор определений, соединённых в предложения, но суть такова: добро есть добровольное рабство, зло — принудительная свобода. Почему принудительная? Каждому дорога своя шкура. И он старается сохранить её в целости и сохранности. Но сама шкура, избалованная таким отношением к себе, начинает требовать большего. Мягкой кровати, вкусных деликатесов, удобной одежды, отдыха. При неисполнении желаний шкура, и всё, что под ней, начинает протестовать, создавая боли и дискомфорт. Вот человек и идёт на поводу у самого себя, попадая в рабство к своему телу. За то, чтобы обеспечить себе комфорт, он начинает нарушать нормы, освобождая себя от обязательств. Что же мы видим с другой стороны? Человек, пытающийся соблюдать всё правила, вынужден больше работать, заботиться о других. И на собственную шкурку остается меньше времени. Так он попадает под влияние тех самых норм, уже не имея полной свободы. Зато если он заботится о других, значит, найдется кто‑то ещё, кто, придерживаясь данных правил, позаботится о нём. Или не найдётся? Так что же лучше — твоё добро или моё зло? Ничего. Они совершенно равны. Получается, ты ничем не лучше или светлее меня. Правда — это забавно, Сергей? Но что в таком случае тьма и свет? Много думал над этим, и, отбросив всю мишуру, понял: тьма — это отсутствие света. А свет — всего лишь свет.

— Может быть, я не лучше тебя, Эрик, но я хотя бы пытаюсь стать добрее. Принести кому‑нибудь радость, пользу. А ты медленно спускаешься вниз. Рано или поздно ты поймёшь, что нельзя просто сидеть и философствовать. Твои выводы не принесут никому прока. Нужно что‑то делать — только тогда ты сможешь доказать свою правоту. Сила… хитрость, подлость — замечательно, особенно когда умеешь красиво говорить. Но без этого ты ничто, хоть и отказываешься принимать правду. У меня же есть только смешная кличка "спаситель" — и мне достаточно одной улыбки, чтобы ребёнок перестал плакать и улыбнулся в ответ. Мои друзья не предадут меня, не станут бросать камни. Ты просто ничего не знаешь о дружбе, боишься её, из‑за этого опошляешь. Иногда мне жаль тебя, мастер.

— Конечно, я забыл, что ты долго общался с этим слепцом, и он научил тебя отвечать. Так вдохновенно… Браво, Серег! — он первый раз назвал меня этим уродливым придуманным именем.

— Я открою тебе один секрет: множественная вселенная стоит на многих законах и не терпит исключений, вот самый жестокий из них: если ты что‑то забираешь, то должен предложить что‑то равнозначное взамен или же сам заменить собой утрату. Зло нельзя уничтожить полностью. Кому все равно придется занять опустевшее место. У него будет другое лицо, голос, цели и методы, но зло все равно останется злом. Альтернатив нет. Когда‑нибудь ты сам это поймешь, без чужой помощи. Но сделать ничего не успеешь. Тебе меня жаль, Сергей: ведь я такой монстр — не знаю ни любви, ни дружбы. Несмотря на то, что ты мой враг, я пожелаю тебе только одну вещь, иномирец Сергей, — никогда не разочароваться в этих двух вещах. Ведь именно разочарование ломает таких как ты, превращая милых мальчиков в бездушных монстров.

— Повернись, — последовал тихий приказ.

Пустая мисочка с мазью падает на пол. В руках мастера знакомый кинжал. Синие глаза смотрят все с тем же сочувствием. Эрик с предвкушением прикусывает нижнюю губу и медленно слизывает выступившую кровь. Он безумен, и его безумие отвратительно. Сталь выписывает на коже красным цветом причудливые узоры.

Больно.

— Небольшая прелюдия пред основным действием. Что бы придумать сегодня? Может, мне сломать тебе пальцы? Нет, — мастер мечтательно выдыхает, откладывает кинжал в сторону, наклоняется ко мне. Слишком близко… — хочу, чтобы ты сам их себе сломал. Начни с мизинца, пожалуйста.

Подчиняющий импульс.

Ничего. Друзья скоро придут. Они не оставят меня…

Я верю.

Сейчас:

Смешанный лес встретил нас прохладой и свежестью, какую встречаешь только в летнем лесу. Можно сравнить с поездкой загород, прочь от пыльной столицы, куда‑нибудь к большому лесу. Шесть часов полудрёмы в машине, потом выходишь на прохладный воздух, и он сбивает с ног своей легкостью. Тропа оказалась достаточно широкой и протоптанной, чтобы идти именно по ней, не приминая высокую траву и редкие цветы, казавшиеся рассыпанными вокруг самоцветами.