Откуда известно, что Жуков обзванивал западные округа еще вечером 21 июня, до посещения кабинета Сталина в 20.50, если сам он об этом толком не пишет? Достаточно посмотреть, как описываются события 21 июня в Москве кем-то еще из маршалов и генералов. Ведь цензоры от ЦК КПСС не могли за всеми уследить и все вычеркнуть. Да и не особо стремились к этому на самом деле. Ведь простой читатель вряд ли перечитает всех мемуаристов и начнет сопоставлять их «показания» по событиям 22 июня и выискивать на этих «сопоставлениях», кто больше «лукавит» и как было на самом деле. Этим может (и должен) заниматься только профессиональный историк на должности, а таковых «энтузиастов» в СССР тогда не было. Ведь «правда» о 22 июня уже написана! Так зачем себе проблемы создавать, выискивая «неточности» в мемуарах генералов? Еще в «антисоветчине» чего доброго обвинят.

Но сегодня никто не запретит сопоставлять эти мемуары (тем более ими завалена «Милитера» в Интернете) и сличать слова одних маршалов с другими. И, например, можно сравнить то, как описывает день и вечер 21 июня Жуков, с тем, как описывает эти же события, например, тот же генерал И.В. Тюленев, командующий МВО в июне 1941 года. Например, Тюленев описывает, как и в каком объеме приводили в боевую готовность ПВО Московского округа 21 июня. Помните пункт «г» «Директивы № 1» о приведении в боевую готовность ПВО западных округов, написанной поздним вечером того же дня: «противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава», т. е. не на все «сто процентов»? А заодно генерал Тюленев рассказывает, что сказал ему Жуков по поводу его звонков в западные округа, о близости войны.

«В полдень мне позвонил из Кремля Поскребышев:

— С вами будет говорить товарищ Сталин…

В трубке я услышал глуховатый голос:

— Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?

Я коротко доложил главе правительства о мерах противовоздушной обороны, принятых на сегодня, 21 июня. В ответ услышал:

— Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов.

В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о планах гитлеровской Германии. Я тут же отдал соответствующие распоряжения своему помощнику по ПВО генерал-майору М. С. Громадину.

Вечером был у наркома обороны Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко и начальника Генерального штаба генерала армии Г.К. Жукова. От них узнал о новых тревожных симптомах надвигающейся войны. Настораживала и подозрительная возня в немецком посольстве: сотрудники всех рангов поспешно уезжали на машинах за город.

Позднее снова зашел к Жукову.

— По донесениям штабов округов, — сказал он, — как будто все спокойно. Тем не менее я предупредил командующих о возможном нападении со стороны фашистской Германии. Эти предположения подтверждаются данными нашей разведки.

Я поинтересовался, каково сейчас соотношение сил — наших и германских.

— У немцев, насколько мне известно, нет общего превосходства, — коротко ответил Жуков.

Итак, реальная опасность войны возникла совершенно отчетливо…»

Вообще говоря, мемуарная литература — штука в исторических исследованиях не очень надежная. Старые генералы порой грешат и старыми обидами, и память подводит в датах и времени. Например, адмирал Кузнецов пишет, что Тюленев получил команду от Сталина на приведение ПВО в повышенную боевую готовность не в полдень (как пишет Тюленев), а в 21.00 вечера 21 июня, а посещение Кремля Тимошенко и Жуковым обозначает в 17.00 вечера 21 июня, а не в 20.50, как отмечено в «Журналах посещений». Но мы сейчас говорим о сути этих воспоминаний: в принципе, реставрировать вечер 21 июня вполне возможно даже по таким воспоминаниям, отбрасывая явные неточности…

Возможно, Тюленев был у Жукова после того, как Жуков (и Тимошенко) ушел от Сталина, после 22.30? Нет, не был. Жуков пишет, что они от Сталина поехали в наркомат: «Заканчивался день 21 июня. Доехали мы с С.К. Тимошенко до подъезда Наркомата молча, но я чувствовал, что и наркома обуревают те же тревожные мысли. Выйдя из машины, мы договорились через десять минут встретиться в его служебном кабинете».

Т. е. Тюленев никак не успевал встретиться с Жуковым в этот промежуток времени, кроме упомянутых «десяти минут». Тюленев «вечером был у наркома обороны Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко и начальника Генерального штаба генерала армии Г.К. Жукова>> и «позднее снова зашел к Жукову». Это было в здании Наркомата обороны, что на ул. Фрунзе, д. 19 (в

1990 году улица Фрунзе переименована в ул. Знаменка), что, кстати, достаточно близко от Кремля и практически «на одной улице» с Генштабом, который находится в Колымажном переулке, в соседнем квартале. В 1941 году Генштаб находился на Арбате, недалеко от кинотеатра «Художественный»; это не особенно далеко от Кремля даже пешком и куда отправился Ватутин — «немедленно выехал» для передачи в округа «Директивы № 1» в 22.20 (это близко, но все же не совсем «рядом стоящие» здания).

У начальника Генштаба был свой кабинет в Наркомате (у наркома, соответственно, был свой в Генштабе). Возможно, Тюленев общался с Жуковым на ул. Фрунзе, в Наркомате обороны, после того, как Жуков вместе с Тимошенко прибыл туда от Сталина, после 22.00? Тем более, командующему Московского ВО вполне логично в этот вечер быть в здании Наркомата, «поближе» к своему непосредственному начальнику — наркому обороны. И нахождение начальника ГШ в Наркомате в этот вечер было вполне разумным. И по логике он и должен был обзванивать командующих округов после написания им «Директивы № 1», предупреждая их о возможном нападении.

Сам Жуков пишет, что: «В ночь на 22 июня 1941 года всем работникам Генерального штаба и Наркомата обороны было приказано оставаться на своих местах. Необходимо было какможно быстрее передать в округа директиву о приведении приграничных войск в боевую готовность. В это время у меня и наркома обороны шли непрерывные переговоры с командующими округами и начальниками штабов, которые докладывали нам об усиливавшемся шуме по ту сторону границы. Эти сведения они получали от пограничников и передовых частей прикрытия.

…Последняя мирная ночь была совершенно иной.

Как я уже сказал, мы с наркомом обороны по возвращении из Кремля неоднократно говорили по ВЧ с командующими округами Ф.И. Кузнецовым, Д.Г. Павловым, М.П. Кирпоносом и их начальниками штабов, которые, кромеД.Г. Павлова, находились на своих командных пунктах.

Под утро 22 июня Н.Ф. Ватутин и я находились у наркома обороны С.К Тимошенко в его служебном кабинете В 3 часа 07 минут мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотам адмирал Ф.С. Октябрьский…».

То есть и Жуков, и Тимошенко вроде бы действительно обзванивали округа после ухода от Сталина, во время отправки в западные округа «Директивы № 1» (по словам Жукова). Но в это время Жуков уже не мог сказать Тюленеву, что в округах «как будто все спокойно». Так что, скорее всего, Тюленев видел Жукова все же до 20.00. Ведь Жуков после 22.20 поехал в Наркомат и оттуда вел «непрерывные переговоры с командующими округами и начальниками штабов, которые докладывали нам об усиливавшемся шуме по ту сторону границы», что подтверждает и адмирал Н.Г. Кузнецов, прибывший в кабинет Тимошенко около 23–00 из соседнего со зданием Наркомата обороны здания Наркомата ВМФ. При этом по логике событий они должны были не просто «вести непрерывные переговоры с командующими округами и начальниками штабов», но и предупреждать командующих о том, чтобы те ждали важнейшую Директиву о приведении войск в боевую готовность, как это делал Н.Г. Кузнецов, дублируя свой приказ флотам. В такой обстановке Жуков никак не мог говорить Тюленеву, что в округах «все спокойно». Значит, Тюленев был у Жукова именно в Наркомате и именно до того, как тот убыл с Тимошенко к Сталину, т. е. до 20.00! Но тогда выходит, что Жуков, по словам Тюленева, обзванивал округа еще и до того, как отправился к Сталину со «своим» вариантом Директивы о «приведении войск в полную боевую готовность» и предупреждал их о возможной войне в эти сутки! Или Тюленев решил таким образом «польстить» Жукову?…