При этом артиллерия округов едва ли не полностью досталась немцам, а вся истребительная авиация западных округов была уничтожена на земле в первые дни войны. И, по воспоминаниям летчиков-истребителей, на аэродромах КОВО на 22 июня также отсутствовали зенитные средства, которые отправили на «стрельбы» в конце мая, но так и не вернули в части после получения приказа после 15 июня, как и в Белоруссии!

Директивы «от 10–12 июня» теоретически можно найти в архивах МО, но практически это не всегда реально, а значит, нам придется выуживать сведения об этих Директивах и приказах ГШ от 18 июня из протоколов допроса Павлова. Мы будем искать не столько подтверждение того, что Директивы от 10–18 июня пришли в ЗапОВО, а сведения о том, как Павлов эти Директивы не выполнил.

Вообще, в Интернете можно найти много интересных воспоминаний ветеранов ВОВ. Например, начальник артиллерии 53-й дивизии ПриВО, которая в июне 1941 года в составе 21-й армии убыла в Белоруссию, полковник Пласков ГД. в своей книге «Под грохот канонады» (М., Воениздат, 1969 г., есть на сайте http://militera.lib.ru/memo/russian/plaskov_gd/index.html) рассказывает, что происходило в эти июньские дни в Приволжском ВО:

«…Лето 1941 г. выдалось на редкость хорошее. Солнечное, теплое. В лагерях шла напряженная учеба.

…53-я дивизия, в которой я был начальником артиллерии, дислоцировалась на Волге.

Старший командный состав вызвали в штаб нашего 63 корпуса. На совещание приехал командующий округом В. Ф. Герасименко. Прибытие большого начальства немного насторожило: значит, предстоит что-то важное…

— Товарищи. Приказано отмобилизовать корпус. Мы долмсны укомплектовать части по штатам военного времени, для чего использовать неприкосновенный запас. Необходимо срочно призвать остальной приписной личный состав…

Совещание длилось недолго. Все было ясно. И хотя генерал Герасименко намекнул, что мы следуем научение, все понимали, что дело куда серьезнее. Еще ни разу на учение не брали полный комплект боевых снарядов. Не призывали и людей из запаса. Нет. Видно, гроза приближается. И грянет она со дня на день…

.. В корпус прибыл начальник штаба округа генерал-майор В.Н. Гордое, мой давний друг… Проверив, как идут сборы в поход, он сказал:

— Гриша, семей наших мы долго не увидим. Едем на запад, в распоряжение командующего войсками Белорусского военного округа. — Он вздохнул. — Поздновато нас подняли…

…Палки направились на станцию. Ночью первые эшелоны уже тронулись в путь. Они отходили через каждые сорок пять — пятьдесят минут. Маршрут: Мичуринск, Брянск, Гомель…

Очень скоро эшелоны прибыли в Гомель. 53-я дивизия сосредоточилась в районе Пахомовой Рощи, остальные соединения корпуса были направлены к Бобруйску. Подразделения пополнились хорошо подготовленными сержантами. В Гомеле у нас прибавилось автомашин.

Весь 64-й гаубичный полк и один дивизион 36-го легкого артиллерийского полка перевели на механическую тягу.

22 июня мы услышали по радио правительственное сообщение о нападении немецко-фашистских войск. А на другой день враг уже бомбил расположение наших частей…» (К сожалению, не любили указывать даты ветераны… или цензоры вырезали?)

С 1 июня в армии начиналась учеба в лагерях согласно «Планам летнего периода обучения». В составе

21-й армии ПриВО 53-я дивизия после 12 июня 1941 года убыла в распоряжение командования ЗапОВО. Павлову отправили соответствующую Директиву «№ 504 207 12 июня 1941 г.» (выше она приводится достаточно подробно). Этой Директивой, в частности, указывалось, что войска из ПриВО подчиняются Москве и прибудут «на территорию ЗапОВО в период с 17–06 по 2.07. 41 2.». Однако прибыла эта дивизия в Белоруссию, в Гомель, еще до 22 июня, и в Гомеле получила приписной состав и автотехнику, что делается при приведении в повышенную и полную боевую готовность. И времени до 22 июня им вполне хватило для этого! О начале войны дивизия (как, видимо, и корпус) узнала только 22 июня, после выступления Молотова по радио в 12.00. Этот корпус планировался для организации «третьего» стратегического эшелона, и его не двигали с места до тех пор, пока немцы сами не вышли под Оршу 29 июня, после взятия Минска. Но особенно интересно то, как быстро эти войска прибыли в Белоруссию «из-под Пензы», если им ставилась задача прибыть чуть ли не к 1 июля, и как они успели до 22 июня дополучить и недостающую технику, и личный состав. Получается, что в этом случае никакого «бардака и разгильдяйства» нет и в помине? А может, все гораздо проще? 18 июня ГШ приказал ускорить выдвижение как войск округов, так и армий из внутренних округов, и армии из глубины страны прибыли в восточную Белоруссию еще до 22 июня, а Павлов свои части «не смог» к этой дате выдвинуть…

Было ли разгильдяйство в те дни? Конечно было. Тот же «Сергей ст.» выкладывал в Интернете и такой документ тех дней (к сожалению, без архивных данных):

По этой телеграмме видно, что задача вывести войска к границе срывалась отчасти и из-за нерасторопности НКПС.

Но вернемся к предвоенным событиям. Нашим историкам все же придется признать, что Директивы «Для повышения боевой готовности…» западных округов поступили во все округа почти одновременно, не позже 14–15 июня 1941 года. В Минск, к Павлову подобная Директива пришла еще 10 июня. Все эти Директивы были именно оборонительными, они обязывали командование западных округов приводить свои части в боевую готовность «повышенную» и приступать к выполнению майских «Планов прикрытия государственной границы», которые, в свою очередь, также были чисто оборонительными.

Точное выполнение командованием западных округов данных Директив и даже телеграмм ГШ от 18–19 июня о приведении в боевую готовность оставшихся частей округа и о начале отхода приграничных частей Красной армии от границы на рубежи обороны к 24.00 21 июня не могло остановить или сорвать нападение Германии. Но это нападение не было бы внезапным и имело бы не такие катастрофические последствия для Красной армии и СССР, если бы наши генералы элементарно исполняли свои должностные обязанности и точно выполнили приказы наркома С.К. Тимошенко и начальника ГШ Г.К. Жукова. Л изучив протоколы допросов Павлова и ему подобных на следствии и суде, придется признать, что они именно саботировали выполнение этих Директив и телеграмм НКО и ГШ, действуя осознанно и умышленно. Именно в протоколе допроса Павлова, в протоколе заседания суда над Павловым и его заместителями и всплывает та самая «телеграмма ГШ от 18 июня», после которой в округе должны были объявить боевую готовность, но не объявили. К слову, существование этой телеграммы до сих пор отрицается архивом МО РФ. Мол, нет такой телеграммы вовсе.

Одной из странностей «Дела Павлова» было то, что обвинение на следствии и суде строилось по статье 58, «Измена Родине», а приговор был вынесен по статьям «Халатность» и «Неисполнение должностных обязанностей». Историк А.Б. Мартиросян дал такое объяснение этой «странности»: Сталин не мог позволить себе в условиях войны напрямую обвинять армейское начальство уровня командующих округов и армий в предательстве, т. к. это могло привести к полному развалу армии в условиях отступления и даже привести к самосудам солдат над командирами. Поэтому в приговоре Павлову, который потом отдельным приказом был зачитан по войскам, ни его, ни его подельников не обвиняли в предательстве. В протоколах допроса практически нет упоминаний о Директивах «от 12 июня» и о том, что, начиная с 18 июня, в ЗапОВО поступали команды о приведении этого округа в боевую готовность. А ведь именно их Павлов и не выполнил.