Пока строились плоты, которым предстояло повезти легион вниз по реке, солдаты занимались подготовкой к боевым действиям.

Нового командира Восьмого полка Стодевятый марнерийский драконий в первый раз увидел на общем построении.

Над плацем завывал холодный северный ветер. Гремели барабаны, яростно пищали дудки, а подразделения, одно за другим, совершали положенные маневры.

Выходило это у них, надо заметить, довольно неуклюже. Солдаты еще не привыкли маршировать отрядами. Третья и Четвертая сотни даже столкнулись, совершенно перепутавшись друг с другом.

Новый командир был в ужасе. Он обладал громким, зычным голосом и, ничуть не стесняясь в выражениях, на чем свет стоит распекал медлительных и нерадивых солдат. Потрепанная форма редких ветеранов, призванных укрепить Восьмой полк, вызвала его особое негодование.

Лейтенанты и капралы нервничали, бросая на своих людей сердитые взгляды, а командир разъезжал вдоль рядов и громогласно критиковал и строй, и обмундирование, да и вообще все, что только попадалось ему на глаза. По его словам, заведенные здесь порядки недостаточно хороши. Он, Портеус Глэйвс, приехал сюда, чтобы привить своим солдатам лучшие качества воинов из приморских городов: рвение, послушание, верность и стремление много работать.

Солдаты второго легиона, разумеется, до последнего человека были из приморских провинций, в основном из Аубинаса и Сеанта. Именно там сосредоточивалось излишнее население Аргоната. Свободные-жители Кенора были крестьянами. Большинство из них отслужили в легионах и теперь считались резервистами. Вряд ли их следовало обзывать «пограничной швалью» и «лесными дикарями», которых надо всему учить заново. Они не были «лесными дикарями» и имели представление о крупных городах.

Но дальше стало еще хуже. Командир Глэйвс объявил, что, пока солдаты его полка не научатся маршировать как следует, они будут ежедневно тренироваться в ненавистных «воротничках» — четырехдюймовых, надевавшихся на шею дисках из жесткой кожи, заставлявших солдата запрокидывать голову и высоко задирать подбородок. Когда-то в легионах Кадейна «воротнички» служили наказанием для провинившихся, но те времена давно уже отошли в прошлое. Теперь их носили только несколько столичных полков в самом Кадейне. Они получали большие премии от местных богачей, покупавших офицерские должности за золото. Идеально вымуштрованные солдаты в «воротничках» прекрасно смотрятся на параде. Но на что они годятся в настоящем бою?

Марнерийские легионы считали «воротнички» варварством, пережитком древнего прошлого Вероната, когда солдаты зачастую были просто-напросто рабами.

Сто девятому особенно досталось. Новый командир нашел мальчишек-дракониров совершенно отвратительными. Их форма была грязной, чиненой, а то и вовсе не полной. Они носили не положенное по уставу оружие. А их драконы, как это ни возмутительно, похоже, совсем не интересовались маршировкой.

Командир полка предупредил Стодевятый драконий, что за его дисциплиной он будет следить особенно строго.

В конце концов построение закончилось, и солдаты мрачно разбрелись по казармам. Что же касается Релкина и Базила, то они были просто в ужасе. Новый командир полка оказался не кем иным, как тем идиотом-зазнайкой, который неделю назад вместе с ними плыл на «Лине».

Релкин не спал целую ночь, придумывая варианты, один невозможнее другого, как бы ему перевестись в другой полк. Но ничего путного так и не надумал.

Следующий день выдался ясным. Холодный северный ветер, как по волшебству, сменился теплым дыханием с востока. Весна в Кеноре всегда такая. Да, впрочем, и в других местах весна тоже переменчива.

В полдень легион построили для вручения наград. Солдаты, еще вчера дрожавшие в зимних куртках, теперь буквально обливались потом.

Генерал Пэксон вручил семь Боевых Звезд солдатам, отличившимся в мелких зимних стычках. Потом он зачитал три Особых Приказа с благодарностями за долгую и верную службу — это сержантам, которым вскоре предстояло уйти в отставку.

Церемония была краткой. Лишь после зачтения благодарственных приказов произошла небольшая заминка — каждый из награжденных сержантов считал своим долгом выступить и поблагодарить своих друзей по отряду.

И вот наконец пришло время вручать одинокую Звезду Легиона юноше-дракониру из Стодевятого марнерийского драконьего. Релкина вызвали из строя. Краем глаза юноша заметил, как смотрит на него Глэйвс. Впрочем, новый командир полка тут же безучастно уставился в небо. Поднявшись на возвышение, Релкин отдал честь, и генерал самолично прикрепил Звезду ему на грудь. Пэксон произнес короткую речь, и с отчаянно бьющимся от волнения сердцем юноша вернулся в строй. На этом, собственно, все и закончилось. Под гром барабанов полки покинули плац.

Солдаты разошлись по казармам, но Релкин не торопился возвращаться к себе.

Его пригласили на завтрак к генералу Пэксону. Там должны были присутствовать и жена генерала, и другие дамы форта. Юноша ничуть не сомневался, что это мероприятие будет отчаянно скучным, но рассчитывал хотя бы вкусно поесть.

Он поднялся на самый верхний этаж башни, где располагались личные апартаменты генерала. Здесь находилась большая комната с прекрасным дубовым паркетом. На стенах висели портреты предков Пэксона и большой пейзаж Кадейна кисти знаменитого Моллы. По правде говоря, единственное, что отличало эту комнату от других в лучших столичных домах, так это окна: узкие и прекрасно приспособленные для обороны.

В комнате собралось довольно много народу. Большинство — у огромного стола в углу. Релкин заметил в толпе других награжденных сегодня солдат. Синяя шерсть и коричневая кожа их формы выделялись на фоне атласа и кружев модных дамских нарядов.

С солидными матронами на торжественный завтрак пришли и их подрастающие дочки, радуясь возможности хоть ненадолго забыть о скучных уроках и вышивании.

Среди них в желтом, прекрасно облегающем фигуру атласном платье блистала младшая дочь Пэксона. Это была настоящая рыжеволосая красавица, кокетливо стреляющая из-под густых ресниц изумрудно-зелеными глазами.

Девушки сразу же окружили Релкина, засыпав его вопросами. Вправду ли так ужасен страшный Туммуз Оргмеин? Как выглядят живущие в нем плохие женщины?

Видел ли он там куртизанок, носящих вместо одежды выделанную человеческую кожу?

Стараясь не покраснеть от смущения, юноша в конце концов сдался и рассказал о глубоких черных туннелях и о загонах, где пленные женщины, закованные в цепи, вынашивали бесов.

Девушки содрогались от ужаса, визжали, требовали подробностей, и Релкин нашел бы, что им порассказать, но тут к ним подошла леди Фивил, весьма полная дама, жена генеральского адъютанта.

— Молодой человек, — сказала она, уводя его от разочарованных девушек, вам не мешало бы провести немного времени и в обществе более зрелых дам.

Она представила юношу своим подругам: Кливилле Хуке, жене капитана Первой сотни, Фадже Ринакд, чей муж командовал Второй сотней, и Эдит Алексеи и Элис Вулнов, женам офицеров Второй сотни.

Все они тоже хотели услышать об ужасах Туммуз Оргмеина. Юноша описал им рынок рабов — закованных в цепи мужчин и женщин со следами кнута и клеймами на теле. С замиранием сердца дамы слушали этот рассказ, и стоило только юноше на миг замолчать, как они тут же начинали охать и ахать от ужаса.

Вскоре, однако, это им надоело, и они вернулись к бесконечному обсуждению гарнизонных сплетен. Только тогда Релкину удалось ускользнуть от них к столу.

Но едва он успел положить себе немного силлабаба и кибини с самосатом, рядом с ним возникло видение в желтом атласе.

— Привет, мы еще не знакомы. Там была такая толпа! Меня зовут Кисситра Пэксон, но ты можешь называть меня просто Кисеи.

Релкин прекрасно знал, кто она такая. И кроме того, ему было известно, что ей семнадцать и она уже совсем не такой ребенок, как полагала ее мать.