Судьба ленинского высказывания, претерпевшего столь значительную деформацию, заставляет задуматься над тем, как детские впечатления одного гениального человека способны порой не только самым существенным образом повлиять на жизнь целого государства, но и на судьбы видов и жанров искусства, над которыми подавляющее большинство людей уж точно абсолютно не властны. Более того, этот пример позволяет нам приблизиться к пониманию природы гениальности, которая не имеет практически никакого отношения не только к нравственности, но и к прочим человеческим достоинствам и способностям, включая ум. С этой точки зрения пушкинская сентенция о несовместимости «гения и злодейства» – такое же пустое сотрясение воздуха, как и новозаветный императив: «Кто не работает – тот не ест!» В реальности чаще все происходит с точностью до наоборот: гениальность крайне редко бывает совместима с добром, а больше, и самое главное лучше, едят именно те, кто меньше всех работает. Об уме и говорить нечего! Тысячи интеллектуалов во всем мире уже сто с лишним лет стенают по поводу смерти литературы, театра и живописи, которые, по их мнению, не выдерживают конкуренции с кино, а Ленин взял и поставил в один ряд с этим всесильным и всепобеждающим кино такой вид искусства, название которого не решились повторить за ним вслух его самые фанатичные последователи. И ничего! Цирк просуществовал еще восемьдесят лет, и не просто просуществовал, а стал настоящей тайной страстью и предметом обожания миллионов.

Из многочисленных анекдотов и воспоминаний моих знакомых мужчин, в юности побывавших на военной службе, а в дальнейшем приобщившихся к какой-нибудь интеллигентской профессии, я знаю, что солдатам в армии часто приходится выполнять приказы, которые они сами считают в высшей степени глупыми и бессмысленными. Утром им приказывают перетащить из одного места в другое тяжеленный бетонный столб, а уже к вечеру выясняется, что этот столб нужно срочно вернуть обратно, на прежнее место. Причем инициаторами подобных распоряжений чаще всего становятся армейские старшины и прапорщики или же, как их обычно называют в армии, «куски», у которых, насколько я могла заметить, почему-то еще бывают очень причудливые фамилии: Загорулько, Загороднюк, Подопригора, Канарейка, Небаба, и т. п. Так вот, почти все мои знакомые – соприкоснувшиеся с армейским бытом интеллигенты, – рассказывая об этих личностях и их бессмысленных приказах, которые им приходилось исполнять, до сих пор не могут скрыть своей досады. Тем не менее я убеждена, что у истинного гения гораздо больше общего с армейскими прапорщиками, чем с интеллигентами, которые так до сих пор и не сумели осознать смысл их абсурдных поступков, слов и распоряжений. Потому что главной чертой гениальной личности, конечно же, является презрение к здравому смыслу и вообще ко всему общепринятому! Мало того, человечество на протяжении всей своей истории, в сущности, только и занимается тем, что «перетаскивает столбы и бревна» с места на место, повинуясь указаниям так называемых гениев. А в итоге, как правило, уже после их смерти, почти всегда выясняется, что эти «столбы и бревна» нужно срочно вернуть на свое место.

Однако вряд ли стоит отождествлять гениальность с банальной политической властью, так как гении не просто властвуют над людьми, а, главным образом, формируют стиль эпохи. То есть, повинуясь их воле, люди вовсе не обязательно работают на фабриках и заводах, отбывают воинскую повинность и выращивают хлеб, но еще – и прежде всего! – носят костюмы и шляпы той или иной формы, выбирают себе определенную мебель, предпочитают селиться в дома, кажущиеся им наиболее привлекательными… Не случайно ведь приход Наполеона к власти спровоцировал появление стиля ампир, а Сталин и Гитлер оказались причастны к зарождению так называемого «большого стиля». И именно к этим политическим деятелям чаще всего применялся и продолжает применяться эпитет «гениальный». Но никому не придет в голову назвать «гением» Наполеона Третьего или же Николая Второго, не говоря уже о Брежневе или Хрущеве. Более того, оказавший огромное влияние на формирование Art Nouveau Людвиг Баварский, чье правление было не слишком полезным, а, скорее, даже и вредным для подданных, ничуть не менее гениален, чем Наполеон Бонапарт и тем более его современник Бисмарк. Не говоря уже о том, что и вовсе лишенные каких-либо атрибутов власти, а при жизни полностью загнанные в угол Хармс и Кафка оказали влияние на стиль своей эпохи, по крайней мере не меньшее, чем наделенные абсолютной политической властью Сталин и Гитлер. Короче говоря, гениальность – это категория исключительно эстетическая!

Соответственно, и сомнение в гениальности того или иного писателя, политика или ученого тоже так или иначе связано с эстетикой. Меня, например, всегда смущали сомнительные эстетические вкусы Эйнштейна, как, впрочем, и многих других «гениев научно-технической мысли». По– моему, так подавляющему большинству из них слово «гений» совсем не подходит: уж больно оно не вяжется с их усредненными обывательскими вкусами. Здесь, скорее всего, кроются и причины несколько парадоксальной эстетической неактуальности научно-технического прогресса в современном мире. В свое время даже потребовалось срочное вмешательство футуристов в лице Маяковского и Маринетти, чтобы хоть как-то подправить ситуацию: одним ученым с этим было бы явно не справиться. Да и сама идея прогресса тоже, скорее всего, является чистой фикцией и поэтической выдумкой. Человеческая история вовсе не движется в направлении, указанном учеными, а если кто такое направление и задал, то это были все те же футуристы. Из чего более или менее становится понятно, что история, как много тысяч лет назад, так и сегодня, продолжает свое движение вовсе не в сторону научно-технического совершенствования, а в направлении вечно ускользающей и трудно объяснимой эстетической актуальности.

На первый взгляд, и Ленин тоже подкинул в массы понятную всем идею, в чем-то созвучную идее прогресса, чтобы каждый ощутил себя активным участником происходящего, строителем коммунизма, «новым человеком» и т. п. Тем не менее именно тайная, а точнее стыдливо скрытая от широких слоев населения, привязанность Ленина к цирку стала своеобразной миной замедленного действия, подложенной подо все достижения социалистической системы. А в результате социализм рухнул вместе с этой провинциальной детской забавой. И еще неизвестно, как и в какой последовательности все произошло: что было причиной, а что – следствием. Сначала развалилась государственная система, а потом уже лишившийся ее поддержки цирк окончательно себя исчерпал? Или же, наоборот, «одно из важнейших искусств» полностью утратило свою актуальность, и социализм прекратил свое существование? Лично я нисколько не сомневаюсь в последнем! Все это, конечно же, ставит под сомнение здравый смысл и умственные способности Ленина как политика. Однако в том, что, казалось бы, уже совсем дышавший на ладан вид искусства вдруг обрел второе дыхание и просуществовал еще целых восемьдесят лет, безусловно, тоже кроется какая-то загадка и даже тайна. Такое, бесспорно, было под силу только гению!

В важности такого искусства, как кино, для современного человека все смогли еще раз убедиться совсем недавно, когда захваченные террористами пассажирские авиалайнеры расфигачили здание Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. После чего и обычные граждане, и так называемые интеллектуалы в один голос принялись твердить, что кадры хроники, на которых все это запечатлелось, просто один к одному напоминают им сцену из типичного голливудского фильма-катастрофы. Конечно, никто не отрицал наличия в современном мире всевозможных социальных, религиозных и этнических проблем, однако вывод из этой постоянно повторявшейся параллели как бы напрашивался сам собой: именно кино сыграло решающую роль в поворотном для новейшей мировой истории событии. Мне неоднократно приходилось слышать и читать, что сам предполагаемый организатор теракта Усама Бин Ладен тоже с юности тащился от зрелищных голливудских фильмов, которые и спровоцировали его на эту масштабную акцию, ну а без этих фильмов он, надо полагать, ни за что бы до такого не додумался. Короче говоря, Голливуд в этом темном деле предстал силой едва ли не более могущественной, чем Аллах.