Генрих и Юлиус по-военному повернулись кругом, словно предлагая ему следовать за ними. Шагали по гравийной дорожке медленно, держась подчеркнуто прямо, и ни один из них не опирался на трость. Три восьмидесятилетних старца, одинаково рослые и похожие друг на друга, шли на традиционный семейный сбор. Генрих с упреком сказал:

— Что ж ты не предупредил нас о своем приезде?

«ЧЕРНЫЙ ОРЕЛ»

— Йоханнес приехал!

Ристенпарты окружали его. Долго не утихал гомон приветствий и вопросов. Постепенно в толпе родственников он стал различать отдельные лица. Некоторое время они стояли вокруг с бокалами хереса, пока всех не позвали к столу.

Более пятидесяти человек, принадлежавших к четырем поколениям Ристенпартов, собрались в банкетном зале отеля «Черный орел». Столы были составлены покоем. Во главе уселись те, кто родился еще в прошлом веке. Йоханнесу досталось место на углу стола, рядом с Клер, девяностолетний родственницей, старшей в роде. По традиции Ристенпартов, женщина не могла открывать семейное торжество, к тому же Клер была глуховата и ничего толком не слышала из разговоров за столом, лишь чему-то про себя улыбалась. Поэтому первым слово взял Генрих. Ему было восемьдесять пять. Без очков, широколицый, с большими ушами, он сидел, пригнувшись к столу, и еще доедал суп, когда остальные уже давно глядели в опустевшие тарелки. Генрих ни с кем не разговаривал. Казалось, он мысленно повторяет предстоящую речь и поэтому никого не слушает.

— Эй, Пятерка! Вот здесь твое место! — раздался вдруг из ряда внуков женский голос.

Все посмотрели на молодого человека, который, опоздав, с извинениями протискивался к столу. Он старался спрятаться за букетом гвоздик, но как ни пригибался, его свежевымытая шевелюра торчала над цветами. Молодой человек был худощав, но широкоплеч. Его лицо обрамляла шкиперская бородавка. На нем была вельветовая куртка и перекрученный галстук, в котором он, видимо, задыхался, так как все время вытягивал шею. Судя по всему, он уповал главным образом на свою смущенную и вместе с тем упрямую улыбку, с которой нырнул в семейный гомон. Теперь с обеих сторон за ним ухаживали кузины, подливая ему остатки куриного бульона.

Это, должно быть, Тённис, второй сын Йонаса и Лизы, подумал генерал. Взгляд на мать молодого человек, сидевшую наискосок, подтвердил его предложение. Они явно были похожи, и не только это выдавало их женно. Ну конечно же, это Тённис. Но почему его окликали странно: «Пятерка»? Старшего из сыновей Йонаса, Валентин сидел по другую сторону стола и, когда их взгляды встретились, помахал рукой.

Справа и слева от Йоханнеса расположились женщины, мужщины, дети. Его взгляд скользнул по нарядным платьям женщин, которые, словно белые клавиши рояля, перемежались черными костюмами мужчин. Дети сидели так низко, что их лица не всегда были видны за цветами, украшавшими стлол.

Один Йоханнес был в сером костюме. Время после полудня ушло у него на то, что бы найти номер в отеле; в «Черном орле» все оказалосьзанаято. Наконец после долгих поисков он раздобыл себе комнату в «Гамбургер-хофе» в нескольких сотнях метров отсюда, с окнами, смотревшими в обнесенный стеною сад и ни какую-то полуразрушенную мастерскую. Здесь было тихо. Йоханнес принял ванну и прошелся по знакомой дороге в школу, пока не стало время отправляться в семейное торжество. На улице было еще светло, а здесь на столе уже горели свечи. Окна закрывали тяжелые гардины.

У Йоханнеса было четверо братьев и сестра, теперь в живых осталиьс только двое: Юлиус, пенсионер, жил в Тюбингене, а Карл еще практиковал как врачв Вольфенбюттеле. Мария умерла. Ее муж Рётгер Гротефенд сидел сейчас рядом с вдовой Теодора — Антонией. Об этом Эрнесте напоминал Ханнелора Зольтау, на которой брат Йоханнеса женился, когда ему было сорок один год, а ей девяднадцать. Вместе они прожили тридцать лет. Дети и внуки братьев и сестры были незнакомы Йоханнесу, их представила ему всезнающая Клер. Большинство мужчин рода Ристенпартов сидели прямо, словно аршин проглотили, и со своими костлявыми фигурами и серьезными вытянутыми лицами выглядели как истинные уроженцы Нижней Саксонии. В юности почти все они много бродяжничали и жен своих, если удавалось, привозили из далеких краев.

Генрих, сложив салфетку, степенно поднялся, и по залу пронесся вздох — не то облегчения, не то озабоченности — трудно сказать. Во всяком случае, этот вздох означал начало ритуала. Итак, старейшина рода поднялся, выпрямился, не спеша одернул пиджак.

— Дорогое семейство,— начал он, слегка откашлявшись,—мы собрались здесь, чтобы вновь увидеть друг друга. Приехали хотя и далеко не все, но тем не менее весьма многие, порой издалека, и за это я благодарен вам. Мы — семейство с давней традицией. И хорошо бы всем нам это осознать. Многие из молодых присутствуют здесь впервые. Гослар — наша резиденция, потому что большинство предков жили здесь, в этом красивом городе. И я рад, что нас даже приветствовала местная газета. —Он помахал газетным листом, надел, надел очки и начал читать:—«Традиционный сбор семейства Ристенпарт. В конце этой недели стенах нашего встречается один из старейших родов Гослар. Он ведет свою историю с времен Тридцатилетней войны, а то, пожалуй, и Реформации. Первое упоминание о нем относится к 1523 году, когда в нашем городе поселился провизор монастыря Нойверк Дитерикус Генрих Йоханна Георга Хирша. Другая ветвь семейства протянулась в Брауншвайг, где породнилась с издателями Фивегом и Вестер-маном, а затем и с издательством Ольденбург. Карл Август Ристенпарт владел многими местными винокуренными заводами…»

— Ну к чему это!— вскричал Карл которого все звали Йовом, потому что он вечно толковал о страшных вещах. Еще мальчишкой Карл пугал братьев и сестер всязкими ужасами. Тридцать лет прожил он с больной женой и каждый год заявлял, что до следующего она не дотянет.

Генрих глубоко вздохнул, выпрямил груд. Эту привычку Йоханнес замечал за ним и раньше.

[1] Крайне правая буржуазийная партия антисемитского и консервативного направления, созданная в 1989 году Либерманом фон Зонненбергом, существовала до 1933 года.