Прижавшись животом к рулю, а носом уткнувшись в лобовое стекло, Фердинанд сосредоточенно вел машину. Стрелка спидометра уперлась в цифру 50. Идеальная скорость. Он не только экономит бензин, но и может в свое удовольствие разглядывать пейзаж и любоваться панорамой. А главное – остановиться при малейшей опасности, не рискуя несчастным случаем.

И вот пожалуйста – прямо перед ним выскакивает собака. Мгновенный рефлекс. Нога давит на педаль. Визг шин. Летит гравий. Скрипят тормоза. Машина вздрагивает и застывает посреди дороги.

Фердинанд высовывается в окошко:

– Ну и куда так спешим, приятель? Спорим, за сучкой решил приударить?

Собака отскакивает, со всех лап отбегает подальше и ложится в траву на обочине. Фердинанд выбирается наружу:

– Да ты ж соседкин пес. Что ты здесь делаешь совсем один?

Он подходит, очень осторожно протягивает руку, гладит собаку по голове. Пес дрожит.

Через некоторое время, слегка успокоившись, пес соглашается пойти за ним следом.

Фердинанд запускает его на заднее сиденье и трогается с места.

Добравшись до начала грунтовой дороги, он открывает дверцу. Пес выпрыгивает, но жмется к его ногам и скулит, как будто ему страшно. Фердинанд откидывает небольшой деревянный брус, пытается заставить пса зайти. Тот вьется у его ног и по-прежнему скулит. Фердинанд двигается по дорожке между двумя живыми изгородями из густого кустарника, оказывается перед маленьким домом. Дверь приоткрыта. Он кричит: Эй… Есть тут кто?.. Никакого ответа. Оглядывается вокруг. Никого. Толкает дверь. В глубине различает какую-то фигуру, лежащую на кровати. Зовет. Ни малейшего движения. Принюхивается. Ну и вонь… Снова принюхивается. Во дела! Пахнет-то газом! Он кидается на кухню, закручивает вентиль баллона с бутаном, подходит к кровати. Мадам, мадам! Начинает хлопать ее по щекам. Сначала слегка, но поскольку она не реагирует, все сильнее и сильнее. Пес тявкает, прыгая вокруг кровати. Фердинанд тоже теряет голову, начинает хлестать изо всех сил. Орет на нее, чтобы она пришла в себя. Лай и крики вперемешку. Мадам Марселина! Гав-гав! Откройте глаза, черт вас… Гав! Очнитесь, прошу в… Гав-гав!

В конце концов она издает слабый стон.

Фердинанд и пес выдыхают одновременно.

Марселина слегка ожила и настояла, что угостит его чем-нибудь. Не каждый день у нее гости. Они соседи, но он впервые оказался у нее дома. Такое нужно отметить. Напрасно Фердинанд заверял ее, что не хочет пить, что зашел, только чтобы вернуть собаку, она все же встала, доковыляла до буфета, достала бутылку сливового вина, о котором желала бы услышать его мнение. Она его сделала в первый раз. Скажете, как оно вам? Он кивнул. Она принялась наливать, но вдруг остановилась и обеспокоенно спросила, собирается ли он садиться за руль. Он ответил, что возвращается домой. Это в пятистах метрах, и он доехал бы даже с завязанными глазами! Успокоившись, она продолжила наливать. Едва он успел обмакнуть губы, как у нее закружилась голова. Она тяжело рухнула на стул, держась за голову обеими руками. Смущенный Фердинанд уставился в клеенку, двигая свой стакан вдоль линий и квадратов. Он больше не осмеливается ни пить, ни говорить. После долгой паузы он почти шепотом осведомился, не хочет ли она, чтобы он отвез ее в больницу.

– С какой такой стати?

– Чтобы вас осмотрели.

– Да у меня просто голова болит.

– Конечно, но… это же из-за газа.

– Ну да…

– Это скверно.

– Да ладно вам.

– Могут быть всякие осложнения.

– А?

– Рвота, как мне кажется.

– Надо же. Я и не знала.

Опять долгая пауза. Глаза у нее закрыты. Он воспользовался этим, чтобы оглядеться. Комната маленькая, темная и невероятно загроможденная. Ему тут же приходит в голову мысль, что у него все как раз наоборот. Чуть ли не эхо гуляет, настолько дом пуст. Мысль эта вгоняет его в тоску, и он снова принимается разглядывать клеенку. Наконец задает вопрос:

– Вообще-то, я не лезу в чужие дела, мадам Марселина, вы сами знаете. Но… У вас, наверное, какие-то серьезные неприятности, поэтому вы… вы вот так?..

– Что я – вот так?

– Ну, газом?

– А что – газом?

– Ну как же, вы ведь…

Фердинанд в затруднении. Дело личное. Его вовсе не касается. И однако он чувствует: сказать что-то нужно. Тогда он начинает ходить вокруг да около, переливать из пустого в порожнее, говорить обиняками. (Еще ему очень нравится выражение «читать между строчками».) Он глубоко убежден, что слова искажают мысль, поэтому предпочел бы полагаться на инстинкт и возложить все заботы на него. Хотя с ясностью осознает, сколько раз именно этот паршивец его подводил! Слово за слово, он боится, сам того не желая, вызвать переизбыток эмоций, или же поток слез, или какие-то признания. Ему это совсем не нравится. Если бы каждый сам разбирался со своими делами, жизнь была бы куда проще! Со своей женой он придумал один трюк, который помогал ему уворачиваться от излишне задушевных бесед: едва он чувствовал, что ее клонит в эту сторону, он вспоминал что-нибудь из прошлого. Всего пару слов, будто невзначай. И опля, ему оставалось только рассеянно слушать. Она так любила поболтать, бедная его женушка. Обо всем и ни о чем, о всяких пустяках. Настоящая балаболка. Но больше всего она любила поговорить о прошлом. О своей юности. О том, как раньше было лучше. И куда приятней. Особенно до того, как они познакомились! В результате она всегда начинала яростно перечислять все жизни, которые она могла бы прожить где-нибудь в другом месте – в Америке, в Австралии, а может, в Канаде. Ну да, почему бы и нет, всякое случается! Если бы только он не пригласил ее на танец, не стал бы шептать всякие ласковые словечки, не прижимал к себе так крепко на этом чертовом балу 14 июля. Какая жалость.

Он на нее не сердился. Он и сам когда-то мечтал. И тоже о разных приятных штуках. Только очень быстро понял, что мечты и любовь – это не про них. Не тот случай. Может, он сам к ним не приспособлен. Или когда-нибудь в другой раз. Или в другой жизни – как у кошек!

Ладно. Вернемся в настоящее.

Он в доме у соседки. У той явно какая-то проблема, но говорить она о ней не желает, несмотря на его осторожные расспросы. Он о ней почти ничего не знает. Только что зовут ее Марселина. Она торгует на рынке медом, фруктами и овощами. И еще она немного иностранка. То ли русская, то ли венгерка. Короче, с Востока. Она здесь обосновалась не так давно. И все же несколько лет уже прошло. Шесть или семь? Ну да, не так уж мало…

Он еще раз огляделся. На этот раз обратил внимание, что нет ни газовой колонки над раковиной, ни холодильника, ни стиральной машины, ни телевизора. Никакого современного комфорта. Как когда он был маленьким. Только радио, чтобы быть в курсе новостей, и холодная вода в кране, чтобы умываться. Зимой, как ему вспомнилось, он всегда старался увильнуть от умывания. А еще эти мучения с постельным бельем: когда его доставали из таза, он помогал отжимать, и кончики пальцев коченели и покрывались мелкими трещинками. Да, в те времена иногда приходилось так корячиться, мама не горюй! Ему пришло в голову, что на самом-то деле этой бедняге мадам Марселине могла просто осточертеть такая жизнь. Со всеми ее невзгодами и нескончаемой возней. Наверное, ее оставило мужество. А еще оказаться так далеко от своей страны, от родных – это тоже не сахар, верно? Может, в том и причина… Он почувствовал, что не сможет просто отмахнуться… что придется влезать в это дело, заставить себя говорить. И не только о пустяках, дожде или хорошей погоде. Или даже о ее собаке. Ну и умный у вас пес, это же надо! Вам здорово повезло с такой собакой. Моя последняя была полной дурой, но такая привязчивая. А ваш… Это сучка? Вы уверены? Я как-то не заметил.