Новости, которые Алиенора с гонцом получала от мужа, были хорошими. Людовику хватило безрассудства вторгнуться в Нормандию, но Генрих выдвигался с такой скоростью, что несколько коней пали от усталости по дороге. Он не без сожаления разорил Вексен на норманно-французской границе и владения Робера де Дрё – родного брата Людовика.
Потом она получила известия из Турени, где Генрих захватил несколько замков, оставленных отцом изменнику-брату Жоффруа. Муж одерживал победу за победой. А потом вмешался, казалось, Сам Господь. Людовика, как написал Генри, сразила лихорадка, и он слег в замке Монсоро, принадлежащем Жоффруа. Алиенора улыбалась, читая это. Людовика в критические моменты всегда сваливала лихорадка. Она улыбнулась еще шире, продолжая читать дальше – об осаде замка, предпринятой Генрихом.
– Сеньор Жоффруа сдался и молил о пощаде и мире, – сообщил ей следующий гонец. – А король Людовик отступил, потерпев поражение, и тоже запросил мира. Он вернулся в Париж.
Какой позор, подумала Алиенора. Но опять же вполне типично для короля.
Через шесть недель Генрих вернулся в Пуатье блестящим победителем. В нем появилась новая властная черточка. Теперь он стал одной из главных сил в христианском мире и знал это.
Не теряя времени, вернувшийся герой увел жену в постель и несколько раз подряд страстно овладел ею, к ее великому и невыносимому наслаждению.
– Клянусь тебе, Алиенора, – шептал Генри, тяжело дыша и потея в страждущих объятиях, – ни один штурм крепости не был таким сладостным. Ты отдаешься с такой страстью!
– Давай еще! – потребовала Алиенора, поднимая колени и прижимая свои щиколотки к его упругим ягодицам.
И Генрих с готовностью ответил на призыв жены, и вскоре она снова кричала от наслаждения.
– Тише! – переводя дыхание, сказал он и страстно поцеловал ее. – А то твои бароны подумают, что началась война.
Алиенора заставила себя сдержать крик, хотя судороги наслаждения сотрясали ее тело. Ощущать в себе Генри – ничего слаще этого и быть не могло. Ведь он столько отсутствовал… А как она вожделела к нему все это время! Но, несмотря на радость воссоединения, Алиенора горько предчувствовала скорое новое расставание.
– Когда ты собираешься в Англию? – спросила она чуть позже, когда они уже мирно лежали под одной простыней. Вечер стоял теплый, благовонный, а небо, видневшееся сквозь узкое окно, было темно-синим и сверкало звездами.
– Не раньше чем к концу года, – ответил Генрих.
– Ты собираешься вести кампанию зимой? – удивленно спросила она.
– Нет, моя госпожа, на сей раз я собираюсь использовать дипломатию. Конечно, за спиной у меня будет стоять армия, и это поможет благоприятному исходу переговоров: англичане будут знать, что при необходимости армия начнет действовать.
– Недавняя победа лишь подкрепила твою репутацию, мой отважный Генри, – пробормотала Алиенора, целуя его. – Теперь англичане понимают, с чем им придется иметь дело.
– Англичане не дураки. Им нужен сильный король – такой, как я. Вопрос теперь стоит так: надо сбросить Стефана и его сына, не вызывая недовольства в народе.
– Если удача нам улыбнется, то он устанет от борьбы и будет рад прийти к соглашению, – сказала Алиенора. – И тогда ты сможешь быстро вернуться ко мне, любовь моя. – Она повернулась и оплела Генри руками, наслаждаясь мощью его расслабленного тела.
– Какое-то время я побуду здесь, – пообещал он, игриво покусывая ее шею. – Мне пришло в голову, что мы могли бы до начала осени совершить неторопливое путешествие по нашим владениям, чтобы ты могла представить меня твоим вассалам. Тем, кто с тобой ладит. Надеюсь, ты отнесешься к этому одобрительно, о суверенная герцогиня Аквитании!
Алиенора понимала, что муж подсмеивается над нею, но не спешила проглотить наживку – его предложение понравилось ей.
– Я буду рада, Генри, – удовлетворенно согласилась она. – Столько мест, которые я хочу тебе показать. Мы начнем с Лимузена. Это во всех отношениях дикая земля, но такая красивая, и ее строптивым владетелям пойдет на пользу, если они заглянут в глаза своему новому сюзерену. Они увидят не только ровню себе, но и кое-что побольше!
– Твоя вера в меня так трогательна! – щекоча ее ухо, пробормотал Генрих.
– Потом мы должны отправиться в охотничьи угодья моего отца в Тальмоне, куда он возил нас на соколиную охоту. Там выкармливают моих кречетов. Я дам тебе одного – он стоит целую конюшню. Для моего господина – все самое лучшее! Потом ты должен увидеть Ланды в Гаскони – многие, многие акры, поросшие вереском, дюны, сосновые леса, но все такое дикое, нетронутое.
– Мы поедем туда вместе. Вдвоем, – пообещал Генрих, заражаясь ее воодушевлением.
– Но жемчужина моих владений – Перигор, – продолжала Алиенора. – Нет ничего прекраснее долины Дордоня. Там я накормлю тебя свежими трюфелями. В омлете у них непревзойденный вкус. А еще уткой конфи и фуа-гра[18]. Эта область известна своей великолепной едой.
– Прекрати, а то я разжирею! – со смехом оборвал ее Генрих. – Мои предки были неимоверно толсты. – Он помолчал, глядя на жену. – Покажи мне все, любовь моя… Я говорю не о твоих землях! – Генрих, давясь от смеха, нырнул головой вниз, а Алиенора разгневанно поднялась на кровати и принялась молотить его подушкой.
Путешествие прошло не так хорошо, как им хотелось.
– Твои вассалы меня не любят! – постоянно сетовал Генрих. – Они считаются только с тобой, а ко мне относятся с подозрением! – Его серые глаза гневно щурились.
Алиеноре нечего было возразить. Повсюду без исключения ее приветствовали с радостью, тогда как Генриха встречали холодно, со сдержанной вежливостью. Правда, никто ничего дурного ему не говорил, никаких демонстраций, слава богу, не устраивал, но враждебность висела в воздухе. От этого все вокруг приобретало какой-то пародийный вид – и осенние просторы, и подсолнухи, сонно поникшие рыжеватыми головами в полях, и величественные реки, и громады скал. Генрих не замечал этих чудес – он весь кипел от гнева.
День начался ужасно. Несколько вассалов Алиеноры, прибыв в Лимузен, пришли к ней с частным визитом.
– Мадам герцогиня, – с мрачным видом произнес один из них, – мы ваши преданные и верные вассалы, можете в этом не сомневаться. Но мы хотим, чтобы вы знали: если у нас и есть какие-то обязательства перед герцогом, то лишь как перед вашим мужем.
– Он теперь ваш сюзерен, – твердо сказала Алиенора, зная, как к этому демаршу отнесется Генри. – И я требую, чтобы вы так к нему и относились, демонстрируя свою верность и послушание.
– Мадам, он для нас чужестранец. И в первую очередь заботится не о нас, а о Нормандии и Анжу, а его амбиции простираются на Англию. Многие считают, что Генрих собирается высосать из Аквитании все соки, чтобы получить английскую корону.
– Генри этого не требуется, – заверила она их, вставая на защиту мужа. – У него в достатке собственных людей и ресурсов! Даю вам слово.
Алиеноре не удалось убедить своих вассалов, а сообщить Генри о разговоре с ними она не решилась. Дела и так обстояли неважно, и непочтительность вассалов по отношению к ее мужу была слишком очевидна. Генрих же распалялся все сильнее. Тщетно пыталась Алиенора отвлечь его, показывая древние церкви и могучие замки, искушая великолепной едой и изобилием вин этой местности, что в другой ситуации стало бы источником общего удовольствия. Но все усилия были тщетны. Генрих принципиально ни о чем не хотел отзываться хорошо. И в конце концов она оставила попытки.
Теперь они добрались до земель с более мягким климатом, пересекли мирные пастбища в направлении Лиможа, главного города Лимузена, разбили цветастые шатры перед массивными городскими стенами. Генрих одобрительно посмотрел на внушительные укрепления, а когда Алиенора въехала в город под восторженные крики горожан, его настроение немного улучшилось. Генрих выразил восхищение великолепным монастырем и могилой святого Марциала, покровителя города, проявил искренний интерес к романскому величию собора и изящным, богато разукрашенным эмалевым табличкам, подаренным ему и Алиеноре горожанами.
