Относительно же «даешь взад»… Год или два тому видел по телевизору. Популярный политик обращается к Думе: «Поздравляю вас! Мы снова живем в союзном государстве!» Это после очередных переговоров с Белоруссией.
Вопрос. Как так может быть, что, к примеру, лично я, никак в политике не задействованный, не знающий деталей политического расклада, я изумляюсь скороспелости заявления, а зал, полный профессиональных политиков, этому заявлению рукоплещет?
Ответ. Как такового государственного бытия еще нет. Смута. И собственно политиков еще нет. Есть вчерашние «полевые командиры» смуты, у которых хватает ума не разбегаться по полям. Догадываются, что в поле могут оказаться с одними ординарцами. Только это и удерживает… Что-то с реальностью не так. Массы… То ли «хотят, но не могут», то ли «могут, но не хотят». И потому пусть пока да здравствуют конституционные нормы — гаранты того, что ни один раньше другого, слегка замешкавшегося, на лихого коня не вскочит и за шашку, задиристо сверкая очами, не схватится.
Но было и другое. Был наш «девяносто третий», который, по крайней мере москвичам, забыть никак невозможно…
Бережно хранимую видеокассету достаю из шкафчика, вставляю в магнитофон, и в этот вечер меня уже ничто иное не способно интересовать или волновать.
С 21 сентября несколько дней и ночей с перерывами на короткий сон и перезарядку батарей снимал я созревание мятежа, восстания, бунта, путча, наконец, — это кому как больше нравится — и финал… Естественно, только часть финала: постыдное поражение вождей, сдачу на милость победителя тех, кто почти две недели подряд «драли глотки» на балконе, возбуждая людей на подвиг, а теперь бросили их на горящих этажах умирать, даже не вспомнив о них во время переговоров о капитуляции.
В предшествующие капитуляции дни и ночи я видел и другие, любительские и профессиональные видеокамеры, направленные на балкон-пьедестал, откуда безостановочно вещали восставшие парламентарии. Но и до сих пор мне не попадались кадры, снятые мной. Возможно, они только у меня и сохранились, что, правда, маловероятно…
У Белого дома.
Светлана Горячева. Фото А. Пантелеева.
Ночь на 22 сентября. На балконе человек, ведущий митинг, объявляет, что слово предоставляется «депутату… нашей любимице… Светлане Горячевой».
«Мы, народные депутаты России, собрались сегодня здесь для того, чтобы стоять насмерть, до конца… Что бы это нам ни стоило… Мы не покинем это здание… Мы будем здесь… Мы выполним долг перед вами, перед народом… Даже если попробуют нас отсюда физически устранить, то это можно будет сделать только тогда, когда мы будем мертвыми… Дорогие друзья, хочу сказать вам, что мы это делаем ради вас, ради будущего России…
Да здравствует Россия, великая Россия! Да здравствует наше будущее государство, воистину демократическое!»
Как показала история всего человечества, лозунг «Умрем, но не сдадимся!» не только один из самых эффективных, но и самых осуществляемых, ибо содержит в себе великую магию, способную нейтрализовать мощный человеческий инстинкт — инстинкт самосохранения.
И как заканчивает свое пламенное выступление Светлана Горячева:
«Да здравствует Россия! Наша великая Россия! Да здравствует наше будущее великое государство, воистину демократическое!»
Итак — умрем, но не уйдем, не отступим. Ради народа, ради России…
И собравшиеся под балконом единогласно скандируют: «Ра-си-я! Ра-си-я!»
Сажи Умалатова. Фото А. Пантелеева
Что ж, история полна примеров гибели героев ради народа, ради масс. Кого могли не тронуть слова, произнесенные на срыве голоса маленькой женщиной на высоком балконе? Никто не может представить смерть «любимицы народа», и не «ура» в ответ снизу, но «По-бе-да! По-бе-да!». Конечно, победа, если женщина готова умереть за народ, за Россию…
Но последующий оратор уже несколько по-иному изображает перспективу «парламентского сидения»:
«Мы будем здесь до победы. До того самого момента, когда этих государственных преступников в наручниках и под конвоем отведут в „Матросскую Тишину“!»
И далее, что очень значимо:
«Если мы продержимся здесь эту ночь до завтрашнего дня (имеется в виду 21–22 сентября), то можем считать, что дело Ельцина завершено в нашей стране».
Так говорил Михаил Астафьев, пожалуй, самый большой оптимист из народных вождей 93-го.
Не менее пламенная Сажи Умалатова, усомнившись в скорой капитуляции Ельцина, тем не менее тоже полна оптимизма:
«Я надеюсь, еще раз повторяю, с сегодняшнего дня наступит мир и покой…»
Заканчивается же речь Сажи Умалатовой несколько иначе, чем С. Горячевой:
«Умрем, но Родину отстоим! Да здравствует Союз Советских Социалистических Республик!»
Сергей Бабурин. Фото А. Пантелеева.
Еще громче, еще вдохновенней толпа скандирует: «Са-вецкий Са-юз! Са-вецкий Са-юз!»
Между прочим, готовность стоять насмерть была заявлена только женщинами. Ни один из выступавших на балконе мужчин такого финала не предусматривал…
Ночь от ночи, день ото дня с 21 сентября по 3 октября все реже будет звучать с балкона осажденного дома слово «Россия» и все чаще «Даешь Советский Союз!».
У меня в кадрах по первым дням осады еще мелькают по меньшей мере полдюжины разных знамен… В последних кадрах — уже один красный цвет…
Кого-то это очевидное покраснение тревожит. И вот в кадре Сергей Бабурин.
Не на трибуне. Среди народа. Он привычно спокоен, говорит негромко, но как всегда со значением:
«Если придут люди, я не очень в это верю, но вдруг, но если сюда придут люди с трехцветным флагом, который нынче является государственным, давайте спокойно воспримем, чтобы сейчас все знамена были на защите конституции. Все без исключения. И красные, и белые, и трехцветные — любые! Потому что мы должны сообща защитить конституционный строй».
Геннадий Зюганов. Фото А. Пантелеева.
А далее так:
«Сейчас уже поступают сообщения с Дальнего Востока и из Сибири, и назначаются практически во всех регионах сессии Советов, идут собрания во всех воинских частях, и я думаю, через… — тут С. Бабурин смотрит на часы, — час у нас будет перечень тех Советов или тех областей и краев, которые уже определились в своих позициях. На сегодняшний момент ни один регион Ельцина не поддержал».
И тут, конечно, — УРА! Безусловно поспешное, поскольку куда важнее было бы знать, какие регионы и в какой форме готовы поддержать восставших…
На этот вопрос попытался ответить Зюганов:
«Друзья! Мои коллеги только что завершили разговор со всей страной… Будьте уверены, Советы народно-патриотических сил, партии и движения, промышленники и производственники, рабочие и крестьяне, социалисты и анархисты — все единым строем (!) выступят за сохранение целости страны, за защиту конституции, за наш Верховный Совет и Съезд!»
Промышленники и производственники… социалисты и анархисты… А коммунисты? Ни о коммунистах, ни о коммунизме или социализме — ни слова. С точки зрения политической тактики выступление Зюганова безусловно было самым изящным, поскольку далее исключительно в утонченной форме глава российских коммунистов высказал все, что он думал об этом самом съезде, которому столь весьма необоснованно предрекал всенародную поддержку «единым строем»:
«Когда Съезд принимал решение о том, чтобы ввести президентскую форму, — он был хорош…»
То есть когда он (Съезд) предал идею социализма…
