Как бы то ни было, при бесплатной медицине почти месяц большинство бойцов «прожило при средней температуре тела 39. С тобой практически ничего не происходит – у тебя просто высокая температура, ты жрешь левомицитин горстями и ждешь, когда наступит прободение желудка, кровавый кал со слизью и смерть. Он особо не лечится, но мы как-то продолжали фунциклировать, никто не сбежал, и еще особо не выпускали. Мы как-то работали, температура ходила от 37 до 42. Все привыкли». И тут после первого месяца Воробьев понял, что партия проиграна, и сказал: «Снимайте меня».
«Они сказали: “Нет, ты нас сюда привез, ты нас отсюда и увезешь!” У меня было несколько мастеров спорта по плаванию, мы жили на берегу Каспия. Тело 39, ты реально не понимаешь, что происходит. Вот был сход. Они сказали: “Нет, ты – наш герой, в Кокчетаве все было хорошо, там ты мог позволить все, что угодно. Здесь хоть копейку лишнюю возьмем, здесь же в песке и останешься вместе со змеями и скорпионами, верблюдами”».
Финал эпопеи по установлению рекорда – переводу отряда на хозрасчет – печален. По прилету бойцов «насильно отлавливали и запихивали в боткинские бараки. В частности, меня запихали. У меня мать врач, сначала мамашу выгнали с работы, потом папашу стали выгонять, потому что контакт с больным, а я сидел дома, не сдавали. Некоторых запихали доболевать рядом в питерских инфекционных бараках».
Глосса о лидерстве от Воробьева
Школа лидерства уникальная: на сильных факультетах идиотов не держат, они вылетают. Начнешь слишком много играть в КВН или в стройотряды ездить – тоже вылетишь или станешь вечным студентом. Соответственно, была естественная фильтрация. Постоянная. И народ в общем умный ехал на такое тяжелое дело и, в общем и целом, опасное для жизни. Худо-бедно у командиров – уголовная ответственность, мастер за подпись тоже мог сесть. Ты в молодые годы вот это право первой подписи понимаешь очень хорошо – шкурой. Когда первый раз стал мастером, это в области было, я приехал в Политех в читальный зал и так же, как я брал физику, обложился ЕНИРами и СНИПами, и погружался, вот у меня гора такая была (показывает стопку бумаг – метр от стола. – А.К.), готовился. Зато через неделю совхозное начальство было от меня в восторге: сказали, какой умный мальчик, приходи к нам работать!
Соответственно, дивная была система, и до какого-то момента, пока ты не сильно высовывался, в общем и целом она хорошо работала, она была на дело заточена. Вот если ты начинал менять систему… а я же не думал систему менять, просто действовал как чукча: вот эти выбирают, я их интересы и буду защищать; но если мне нужно, чтобы они выжили, – я их не сдам в больницу, где нет одноразовых шприцов, чтобы их кто попало лечил от тифа. С ума сошли, что ли? Соответственно, зачем худосочных девочек ставить на тяжелые работы и стройки и всяких прочих ботаников? Зачем тех, кому нужны деньги, заставлять работать на хлебозаводах, дурацких субботниках или авралах за копейки?
БУДЕТ ПАУЗА – ПЕРЕДОХНЕМ
Как-то не вяжется образ руководителя стройотряда с рядовым советским начальником, привыкшим к авралам и победным рапортам. Хотя, наверное, были люди совестливые, помогающие обычным гражданам переживать трудные времена тотального дефицита.
Но уникальность руководителей стройотрядов была в том, что приходилось им гармонизировать свою работу, прямо как русская тройка, где коренник и пристяжные слаженно должны нести экипаж. Так что во всех линейных стройотрядах три руководителя играли ключевую роль, причем все вместе. «Задача командира – организовать, договориться и обеспечить поставки всего, чего надо, – пояснил мне Александр Назаренко. – Задачи второго человека – работа с внешними и приезжающими комиссиями, работа с персональным составом, чтобы не напивались, следили за гигиеной, не совсем дурью маялись, а книжки читали… Мы же просветительскую работу большую вели – в деревню Мазальцево приезжает отряд Московского университета. Какое отношение было – самое лучшее. Инженер – это производство. Нужно было все производство организовать». Инженер в отряде, поправлю Назаренко, – это мастер по терминологии стройотрядов, где фактически он выполнял роль прораба обычных советских строек.
Глосса о мастере от Новикова
Расскажу один случай. По характеру работа была не сахар, в большинстве – тяжелая, особенно вначале – только бетонирование и кладка. Техники никакой, подъемных кранов и машин с готовым бетоном нам, естественно, никто не давал, поэтому все руками, лопатами, ведрами, носилками. Нормой считалось, когда все делалось бегом, никаких перерывов, только технические. Что такое технический перерыв, что такое правильный темп работы и вообще про выносливость человеческого организма мне в первый год работы очень доступно объяснил мастер нашего отряда. Происходило все примерно так: делается фундамент дома. На объекте, так получилось, были одни новички, все работаем, дурака вроде не валяем. Приходит с другого объекта мастер, ветеран отряда, смотрит пару минут, потом молча включается, делает все то же самое, только бегом. Поскольку начальник бегает, и мы вроде вынуждены. Тем более тот, кто с ним в паре носилки носит, пешком просто уже не может. Проходит так часа два. Мы думаем уже о перерыве, спрашиваем об этом начальника. А он отвечает, что никаких перерывов, работаем. И так же продолжает бегать. Проходит еще полтора часа. Один из нас не выдерживает, подходит, говорит примерно следующее: «Нельзя же в таком темпе работать, сердце не выдержит или еще что-нибудь случится, так и умереть можно». Мастер на это совершенно серьезно, без тени улыбки отвечает: «Ничего, не умрешь, что-нибудь быстрее закончится: или песок, или цемент, или вода, будет пауза – передохнем, а пока все есть – давай работать».
Вот такая история о мастере. Андрей Арофикин вспоминал, что с большим трудом им давались именно управленческие навыки: «По этой узкоколейке паровоз пойдет – присылали мастера, который все время следил за технологией строительства дороги, вымерял все. Трактора-трелевщики, как правило, шли впереди. Подгоняли вагоны и насыпь делали руками, фактически это был ручной труд. Навыки самые полезные управленческие – это навыки переговоров со всеми доступными инструментами по компенсации (имеется в виду оплата труда. – А.К.).
Труд управленческий давал полезные навыки переговоров об условиях и оплате труда с заказчиками со всеми доступными возможностями по компенсации.
Это огромная польза для дальнейшей жизни. Именно в переговорах шлифовалось искусство закрытия нарядов – в конечном итоге это и помогало добиваться высоких заработков. «При всей относительной простоте способов оплаты труда – куча гибкости в оплате нарядов, при применении коэффициентов, – пояснил мне ситуацию с нарядами Арофикин. – Если находишься в отрыве от базы – дополнительные коэффициенты; за то, что проживаешь в командировке, – то же самое». Александр Назаренко называет это отношениями между «экономическими» работниками. «Это можно было голову вывернуть, потому что во всей этой суете и поставках ты еще должен был закрывать по сути, а не по тому, что написано, – разъясняет он смысл таких отношений. – Там глупости были полные, например, если написано «строительство дома», то ты дом должен был чуть ли не бесплатно делать – стоимость материала почти никто не считал. Пример самый характерный – погрузка кирпича с подъемом на высоту не менее трех метров. По СНИПам было два метра. Я говорю: как можно поднять кирпич на бортовую машину, поднимая на два метра? Невозможно. Как минимум три метра или два с половиной. Не получается. И так далее. Битва основная шла: приезжали проверяющие, вычеркивали эти наряды; а мы с пеной у рта доказывали, что вычеркивать нельзя, нужно это закрывать.
Вот пример: в СНИПах написано, что должен быть погрузчик! Но его нет! Как мы погрузим? Либо мы будет искать этот погрузчик и никогда не погрузим, либо мы это делаем вручную и делаем это как умеем».
