Этот пример ясно показывает, что перенести «находящуюся в нашем распоряжении» энергию по своему желанию на рационально избранный объект — не в нашей власти. То же самое верно и вообще в отношении по видимости свободной энергии, которая высвобождается тогда, когда мы разрушаем ее бесполезные формы посредством разъедающего воздействия редуктивного анализа. Эта энергия, как мы уже сказали, может быть направлена произвольно в лучшем случае лишь на короткий срок. Но в большинстве случаев она отказывается ухватиться за рационально предложенные ей возможности на какой бы то ни было отрезок времени. Психическая энергия весьма привередлива и настаивает на выполнении ее собственных условий. Какое бы количество энергии ни было свободно, мы не можем приложить ее с пользой до тех пор, пока нам не удастся найти правильный градиент.
Этот вопрос градиента представляет собой в значительной мере практическую проблему, которая всплывает в большинстве анализов. Например, когда в случае с благоприятными обстоятельствами свободная энергия, так называемое либидо, переходит на рациональный объект, мы полагаем, что осуществили трансформацию посредством сознательного напряжения воли. Но здесь мы заблуждаемся, потому что даже наиболее напряженные усилия ни к чему бы не привели, если бы в то же самое время в этом направлении не было градиента. О важности градиента можно судить по тем случаям, когда вопреки отчаянным усилиям и вопреки тому, что избранный объект или желательная форма всем кажутся благоразумными, правильными, трансформация никак не может состояться, и происходит лишь новое вытеснение.
Мне абсолютно ясно, что жизнь может течь вперед только по руслу градиента. Но нет энергии, если нет борьбы противоположностей; поэтому необходимо уяснить установку противоположную установке сознательного разума. Весьма примечательно, что противоположности компенсируют друг друга в исторических теориях невроза: теория Фрейда выдвигала вперед Эрос, теория Адлера — волю к власти. Рассуждая логически, противоположностью любви является ненависть, а противоположностью Эроса — Фобос (страх); но психологически ею является воля к власти. Там, где царствует любовь, нет места воле к власти, там же, где верховенство за волей к власти, нет любви. Одна — не что иное, как тень другой: человек, который принимает точку зрения Эроса, находит свою компенсаторную противоположность в воле к власти и наоборот. Рассматриваемая с односторонней точки зрения тень представляет собой подчиненный компонент личности и, следовательно, подавляется посредством интенсивного сопротивления. Но подавленное (вытесненное) содержание должно быть осознано для того, чтобы создалось напряжение между противоположностями, без которого невозможно движение вперед. Сознательный разум находится наверху, тень — внизу, и так же как высокое всегда стремится к низкому, горячее — к холодному, так и всякое сознание, возможно даже не осознавая этого, ищет свою бессознательную противоположность, без которой оно обречено на стагнацию, застой и окостенение. Жизнь рождается только из искры, высекаемой столкновением противоположностей.
И то, что Фрейд дал противоположности Эроса имя инстинкта разрушительности или смерти, было уступкой, с одной стороны, логике, а с другой — психологическому предубеждению. Ибо, во-первых, Эрос нельзя рассматривать как эквивалент жизни, но каждый, кто думает так, естественно будет видеть противоположность Эроса в смерти. А во-вторых, нам всем кажется, что противоположностью нашего собственного высшего принципа должно быть нечто сугубо разрушительное, связанное со злом и смертью. Мы ни в коем случае не склонны наделять его какой-либо положительной жизненной силой, а поэтому боимся и избегаем его.
Как я уже указал, существует множество высших принципов жизни и философии и, соответственно, множество различных форм компенсации посредством противоположностей. Ранее я выделил два, как мне кажется, основных противоположных типа, которых я назвал интровертированными и экстравертированными. На существование этих двух типов среди мыслителей обратил внимание уже Уильям Джеймс. Он различал «мягкие умы» и «жесткие умы». Сходным образом Оствальд разделил ученых людей на «классический» и «романтический» типы. Таким образом, как показывает только упоминание этих двух имен среди многих других, я не одинок в том, что касается идеи типов. Благодаря углублению в историю, я понял, что немало великих споров в области духа порождались именно противоположностью двух типов. Один из наиболее заметных случаев такого рода — противоположность между номинализмом и реализмом, которая, начавшись противостоянием школ платоников и мегарцев, стала наследием схоластической философии, и великая заслуга Абеляра заключается в том, что он отважился, по крайней мере, на попытку объединить две противоположные точки зрения в своем «концептуализме». Этот спор продолжается по сей день, как показывает противостояние идеализма и материализма. Причем эта противоположность типов имеет отношение не только к человеческому уму в целом, но и к каждому индивиду. Более основательное исследование выяснило, что каждый тип обнаруживает тенденцию к союзу с противоположным, и оба комплементарны по отношению друг к другу. Вследствие своей рефлективной природы интроверт всегда размышляет, перед тем как решиться на действие. Вполне естественно, что он кажется медлительным. Его робость и недоверие ко всему ведут к колебаниям, и поэтому он всегда испытывает трудности с адаптацией к внешнему миру. Наоборот, у экстраверта — положительное отношение к вещам, они, так сказать, притягивают его. Его влекут новые, незнакомые обстоятельства и ситуации, и для того чтобы не упустить возможность познакомиться с неведомым, он готов броситься в них очертя голову. Как правило, он сначала действует, а потом думает. Поэтому его действия быстры, он не знает дурных предчувствий и колебаний. Таким образом, вместе два типа создают нечто вроде симбиоза. Один стремится к рефлексии, а другой — к инициативе и практическим действиям. Когда оба типа сочетаются, они могут произвести идеальный союз. До тех пор, пока они полностью озабочены адаптацией к многообразным внешним потребностям, они превосходно подходят друг другу. Но если человек приобрел достаточное богатство или с неба свалилось приличное наследство и внешняя необходимость уже не оказывает давления, то у них появляется время, чтобы уделить внимание друг другу. До сих пор они были повернуты спиной друг к другу и поглощены борьбой с внешней необходимостью. Но теперь, повернувшись лицом к лицу и пытаясь найти понимание, они вдруг обнаруживают, что никогда друг друга не понимали. Каждый говорит на своем языке. И вот тогда-то начинается конфликт между двумя типами. Эта борьба груба и отравлена взаимными унижениями даже тогда, когда проходит спокойно и в глубокой тайне, ибо ценность одного является отрицанием ценности другого. Кажется разумным предположить, что каждый тип, осознав свою ценность, мог бы мирно признать ценность другого, и, таким образом, всякий конфликт был бы излишним. Я сталкивался с большим количеством случаев, когда с обеих сторон присутствовало стремление к договоренности, но удовлетворительного результата достигнуть не удавалось. Если речь идет о нормальных людях, такой критический переходный период может быть преодолен довольно спокойно. Под «нормальным» я подразумеваю человека, который может каким-либо образом существовать при любых условиях, позволяющих ему удовлетворять минимум жизненных потребностей. Но есть немало людей, которые этого не могут, и, следовательно, не так уж много людей можно назвать нормальными. Обычно, говоря «нормальный человек», на самом деле имеют в виду идеального человека, в характере которого удачно смешались разные типы и который представляет собой достаточно редкое явление. Гораздо большее количество более или менее дифференцированных людей нуждаются в условиях, которые позволяют значительно больше, чем гарантированное удовлетворение потребностей в пище и сне. Для этих людей окончание симбиотического отношения становится жестоким потрясением.
