Причем это противостояние не только не скрывалось, но всячески рекламировалось и политически обыгрывалось. В стихотворной пьесе А. Безыменского «Выстрел» есть такой диалог:

ДЕМИДОВ:

СОРОКИН:

ВСЕ:

Демидов выходит на авансцену. Большой барабан начинает бить слабо, все громче, громче.

ДЕМИДОВ:

ВСЕ:

Напомню, что «Белая гвардия» печаталась в 1924–1925 годах, а «Выстрел» вышел в 1930 году. Перед нами — совершенно откровенная полемика с Булгаковым.

Насколько образ военного врача Алексея Турбина соответствует удару ломом в спину или организации погромов, пусть судит сам читатель. Хорошо, что А. Безыменский, в отличие от большинства тех, с кем он начинал, дожил до 1970-х. Его продолжали хвалить [158], награждали и продвигали, хотя большую часть поэтических произведений 1920–1930-х годов никогда не перепечатывали [159].

Но он жил. Физически жил. Это радует.

Нет-нет, не надо видеть в словах автора ни неуместной иронии, ни проявления христианского милосердия (тоже совершенно неуместного по отношению к Безыменскому и Багрицкому).

Так же, как автор призывает к либерализму — вернейшему средству окончательного решения еврейского вопроса, так же точно и по тем же причинам он радуется долголетию наших врагов. Я очень сожалею, что Мандельштам не прожила лет на десять больше. Что она не увидела, как изменяется состав интеллигенции в России, как новая русская интеллигенция оттесняет евреев. Как евреи все безнадежнее проигрывают конкуренцию.

Точно так же я очень рад, что Безыменский дожил до публикации «Мастера и Маргариты» (1966 год), до переизданий «Белой гвардии» и «Бега». Как плохо ему было в последние годы! Как страшно!

Ужас перед тем, что сделали с моим народом, сделал меня злым, жестоким человеком. Поэтому я и радуюсь, если наш (и тем самым мой личный) враг доживает до своей. полной, уже окончательной гибели. До крушения всего, во что он вложил свою подлую, никчемную душонку.

…Но в первые пятнадцать — двадцать лет русофобия таких, как И. Бабель, А. Безыменский и Д. Алтаузен была востребована государством.

Тут давайте оговорим, что среди русских евреев было много людей, у которых очень даже было за что и почему мстить. Множество людей еврейской России, Страны ашкенази имели основание считать, что их способности остались невостребованными, судьбы растоптаны чертой оседлости и процентной нормой. Что их лояльность к искренне любимой России не находит понимания и ответа. Многие евреи чувствовали, что их хорошее отношение к стране, их готовность считать себя частью российского народа разбились о волну погромов и правовые ограничения.

Такие, как О. Грузберг, не стали врагами русской России, но уж с политическим строем Российской империи готовы были воевать до последней капли крови. И все защитники ненавистного государства тоже превращались для них в тех, по чьей милости их матери ночевали в полицейском участке.

Представим себе психологию человека, который даже сам лично ничего плохого не испытал, но которому дедушка рассказывал, как русские солдаты ловили его, но не поймали, а поймали его старшего брата. Если дедушку ловили году в 1840, в возрасте 10 лет, он вполне мог рассказать эту историю внуку, родившемуся в 1890-м году. Что должен думать внук, слушая, как дедушка спрятался за поленницей и долго стоял, боясь даже дышать, с колотящимся о ребра сердечком, слушая неторопливые разговоры солдат, вдыхая запах табака и пота (день был жаркий). Что должен был думать еврейский мальчик из благополучной петербургской семьи, слушая рассказ любимого деда в 1900 году? Пройдет пять лет, и он, весь в поту от страха и волнения, наведет маузер на усатого страшного полицейского, на казака, стоящего в оцеплении. Тяжелое для подростка дуло уплывет, пот зальет глаза, оружие грозно, очень по-настоящему, бабахнет… на полметра мимо, разумеется.

Пройдет еще двенадцать лет, и молодой мужчина, уже похоронивший любимого дедушку, опять поднимет револьвер, наведет на синий мундир — тот самый мундир, какой был на тех людях, которые ловили его деда, которые увели брата деда, из-за которых нет у этого еврея ни дяди от старшего брата деда, ни троюродных братьев. Теперь поту будет поменьше, оружие хорошо пристреляно по портретам императора и по иконам; пуля войдет куда надо, пробив сто раз проклятый мундир.

Кто хочет — пусть осудит этого человека. Я его хорошо понимаю, потому что на его месте действовал бы точно так же, и уверен, что пошел бы до конца. Люди, которых нельзя безнаказанно истреблять, вызывают все же уважение. А сколько было таких? Сколько евреев, раненных когтями Российской империи, легендарного двуглавого орла, имели множество личных, частных, чуть ли не интимных причин хотеть сокрушения империи, гибели ее защитников и спасателей?

Наконец, во время Первой мировой и Гражданской войн произошло много такого, что естественно взывало о мести.

Все это бесспорно и не вызывает ни особого удивления, ни возмущения. Удивляет разве что чрезмерность этой мести да готовность обрушивать ее на головы заведомо невинных. В этой чрезмерности трудно не увидеть некое свойство иудаистской цивилизации, воспитанный ею феномен. Судите сами: в праздник Пурим свиток Эстер-Эсфири читается в синагоге два раза.

«В Торе написано, что народ Амалек является вечным врагом сыновей Израиля и заповедано воевать с ним всегда. Поэтому в наше время в синагоге во время чтения свитка Эстер принято продолжать эту войну, и каждый раз, когда чтец произносит имя Амана, все начинают громко шуметь — „бить Амана“. Для этого надо не забыть принести в синагогу трещотки, пистолеты с пистонами и все, что может шуметь. А чтец должен терпеливо ждать прекращения избиения после каждого упоминания имени Амана и только после этого продолжать чтение» [160].

Это не какой-то сумасшедший еврей сам по себе придумал, что война с «народом Амалек» вечна и продолжается в данный момент. Этому учат раввины; это проживает каждый еврейский ребенок, каждый год лично участвуя в «избиении Амана», духовно присоединяясь к убийству 75 000 человеческих существ. Чтец Торы заботливо организует приобретение этого опыта, пока собравшиеся «бьют Амана» после каждого упоминания его имени. Что может воспитать такой религиозный опыт, кроме привычки ненавидеть и мстить? Охотно выслушаю возражения (желательно с аргументацией), но пока не вижу, что еще.