Джет тяжело вздохнул.

— За себя тоже. Чем меньше ты знал, тем больше у меня было надежды на спасение.

— Это еще почему? — обалдел Иллари.

— Видишь ли, Мастера Слов не всесильны. Есть и на них управа. Мастера Смысла.

— А эти чем занимаются? — полюбопытствовал Иллари.

— В обычной жизни — ничем особенным. Совершенствуют свое мастерство на радость всем прочим. Но в схватке с настоящим Мастером Смысла у Мастера Слов нет шансов.

— Но тайны-то тут при чем? — не уступал Иллари.

— Я с первого взгляда увидел, что из тебя может выйти Мастер Смысла.

Иллари открыл рот — да так ничего и не сказал.

— Обучение Мастера Смысла — вещь сложная. Понимаешь, если дело дойдет до единоборства, Мастер Смысла должен подчиняться только своему наитию, а не инструкциям, иначе он обречен. Если бы я тебе все рассказал, у меня не было бы и тени надежды. Ты стал бы мучительно искать в уме правила и предписания, как быть в таком хитром деле — и погиб бы. От моего молчания зависела наша жизнь, твоя и моя. Я обучал тебя — медленно, постепенно, исподволь. Но закончить не успел. Остается надеяться, что твоя природа возьмет свое и довершит начатое.

— Но кто такие Мастера Смысла?

В ответ джет лишь улыбнулся широко — и только. Очевидно, сведения эти принадлежали к тем, о которых будущему Мастеру Смысла знать до поры до времени не положено.

— А сам ты тоже Мастер Смысла? — едва задав вопрос, Иллари понял, что глупость сморозил: стал бы Мастер Смысла, способный справиться с преследующим его волшебником, бегать от него, как заяц?

— Увы, нет, — вздохнул юноша.

— Но как же ты меня обучал? — возопил окончательно сбитый с толку Иллари.

— А разве обязательно нести яйца, чтобы уметь поджарить яичницу? — ехидно парировал джет. — Что-то холодно становится.

— И то правда, — Иллари подкинул хвороста в костер. — Знаешь что, давай-ка спать. Завтра поговорим.

Назавтра, несмотря на их обоюдный интерес к разговору, возобновили они его не сразу. Слишком уж приятное утро приветствовало их пробуждение. Росистая трава сверкала тысячами крохотных солнышек, в воздухе дрожали и вспыхивали бесчисленные маленькие радуги. Умывание в ручье освежило обоих путников, а клубни, запеченные джетом с вечера, показались просто восхитительными. В такое утро хотелось быть беспечным и не думать ни о чем неприятном.

Так что разговор начался лишь тогда, когда Иллари и джет, уничтожив следы своего пребывания у ручья, тронулись в путь.

— И все-таки я хотел бы знать, зачем мы идем в Вейдо? — спросил джет, на ходу срывая с куста горсть ягод.

— Изволь, — немедленно откликнулся Иллари. — Но предупреждаю, что мой рассказ будет ненамного веселее твоего.

— Что поделать, — философски вздохнул джет.

— У нашего красноносого императора, — начал Иллари, — есть сын. И император ненавидит его так, что и представить себе невозможно.

— Собственного сына? — удивился джет. — Слушай, а может это вовсе и не его сын?

— Его, его. Сам увидишь. При таком-то сходстве... но император возненавидел принца с момента рождения. Он и матушку его свел в могилу этой ненавистью. Так что живется принцу, как всякому сироте, и даже хуже. С ним никто не считается. Чтобы подлизаться к императору, его всячески унижают. Праведные солнца — да у узника в темнице больше свободы передвижения, чем у него, и радостей тоже больше, хоть и поверить в такое сложно.

— Я тебе верю, — кратко ответил джет.

— Как-то так оно вышло, что мы с принцем Акарени сдружились. Собственно, он мой единственный друг, кроме тебя. А у него и вовсе на всем свете нет никого, только я один.

— Понимаю, — тихо отозвался джет, и Иллари на краткий миг ощутил его понимание.

— А тут вечные раздоры с Вейдо. Император вел себя похуже уличного пьяницы. Вовсю запахло войной. И он не нашел ничего лучше, чем отправить принца в Вейдо заложником.

— По крайности, там его император не достанет, — произнес джет.

— Как сказать. У меня есть приятели в имперской канцелярии. Я узнал, что император в самом скором времени собирается объявить войну Вейдо. Понимаешь, что это значит?

— Еще бы не понять!

— Ну, тут я малость спятил, — признался Иллари. — Погубит меня когда-нибудь моя наивность. Я, как последний дурак, помчался к императору. Ну, и разговор у нас с ним был! Императору оставалось сделать только одно. Он заявил, что ни в коем случае не желает допустить смерти сына — вранье, конечно — и что раз я так ему так бесконечно предан, то меня он и отправит ему на выручку, пока война не началась. Разумеется, неофициально. И если я попадусь, то он от всего отопрется, и расхлебывать мне придется самому.

— Скотина! — воскликнул джет.

— Согласен, — усмехнулся Иллари. — Вот и пришлось мне удирать, толком не успев ничего продумать, пока этот хобот не соизволил изменить решение и не приказал убить меня в собственном доме. Зато людей наперехват выслал честь по чести.

— А что ему мешает начать войну прямо сейчас? — подумав, спросил джет.

— Типун тебе на язык! — возмутился Иллари. — По счастью, армия еще не готова к войне. Император уже проиграл три кампании. Еще одна, и на троне ему не усидеть. Это если войска Вейдо и вообще не выгонят его пинками из дворца. Нет, прямо сейчас он воевать не станет. Но поторопится начать как можно раньше.

— Значит, и нам надо поторапливаться, — заметил джет.

Иллари кивнул, и разговор оборвался. Взаимные расспросы вновь начались на привале, когда джет соорудил роскошную трапезу из жареных грибов, кусочков сушеного мяса из своих дорожных припасов и ягодного соуса, приготовление коего он после долгих уговоров доверил Иллари. Приготовленное было уничтожено до последней крошки. Утолив голод телесный, Иллари порешил утолить также и голод умственный, и пристал к джету с новыми расспросами. О Мастерах Смысла джет отказывался говорить наотрез, зато об остальном рассказывал много и охотно.

— Мастера Слов обучить трудно, — поведал он между двумя глотками родниковой воды. — Почти так же трудно, как Мастера Смысла.

— Почему? — с жадным любопытством спросил Иллари.

— Понимаешь, все эти сказки про магические книги, в которых записаны заклинания и волшебные слова — ну, это сказки и есть. Таким способом Слова не передаются. То, что в устах одного заставит рухнуть горы, из уст другого и камешка не пошевелит.

— Ты хочешь сказать, что Слова для каждого человека разные? — догадался Иллари.

— В общем, да. Кое-какое сходство есть, иначе обучение было бы невозможным. Основное в Словах сохраняется, но и только. Каждый сам должен найти свое звучание. Люди ведь разные. Характер, настроение, душевные склонности. Тембр голоса, в конце концов. На это уходят годы.

— А огонь ты тоже зажег с помощью Слова? — полюбопытствовал Иллари.

— Конечно, — джет протянул руку к сухой ветке и, уже не таясь, произнес Слово Огня. Ветка вспыхнула.

— Вот так.

Иллари соотнес Слово со своим характером, воспитанием, возрастом, голосом и прочим, протянул руку к другой ветке, подражая жесту джета, и промолвил Слово по-своему. Ветка слегка затлела и угасла.

— С первого раза! — восхитился джет. — У тебя талант. Эх, сложись все по-иному, с каким бы удовольствием я тебя научил.

— Может, у нас еще будет такая возможность, — предположил Иллари. — А сам ты много Слов знаешь?

— Не очень, — признался джет. — Слов Воды, например, я вообще не знаю. Пряжа, ткань и вообще все, что делают из ниток, тоже мне почти не подчиняются. Но зато я знаю Слова Металла. Все до единого. Многие Слова Земли и Трав. Слова Исцеления — тоже не все, но многие. Кое-какие Слова Животных.

— Слова Трав — это я понял; сам видел, как ты у меня в саду с заморскими цветами управлялся. А Слова Земли — это что такое? Тоже из садоводства?

— Нет, — беспечно ответил джет. — Это, к примеру, землетрясение остановить или устроить. Или лавину, оползень...

— Оползень! — задохнувшийся от внезапной догадки Иллари в упор взглянул на джета. Тот покраснел и отвел глаза.