Перед рассветом из Белграда на скором поезде «Босна» приехал отец. Он разобрал чемодан и положил свои брюки возле меня на диван. Он поцеловал меня, и я притворился, что сплю, несмотря на то что мое сердце билось так сильно, словно я пробежал стометровку. Отец развязал галстук, снял пиджак и направился к холодильнику. Пока он доставал оттуда кастрюлю с остатками холодной еды, я произнес сквозь слезы:

– Я видел мертвого человека!

Поставив на плиту кастрюлю с фаршированными виноградными листьями, он подошел к дивану, сел рядом со мной и тихо сказал:

– Смерть – это непроверенный слух, сынок.

Я взволнованно смотрел на отца, а он улыбался.

– Никто еще не умирал для того, чтобы проверить, что там на самом деле происходит, и никто не вернулся сюда, чтобы все нам рассказать. Не думай больше об этом. Тетя Биба приехала из Варшавы. Она передает тебе привет и джинсы «Levis Strauss».

Я во все глаза смотрел на отца, держа в руках свои первые джинсы. И со скоростью Гагарина, несущегося через космическое пространство, принял мысль о том, что смерть – это непроверенный слух.

– Как поживает тетя Биба? – спросил я отца, в то время как он вытирал мне слезы тряпкой.

– Как она может поживать? Они вернулись из Варшавы и, представь себе, застали семейство Райнвайнов в своей квартире на площади Теразие! Была договоренность, что они присмотрят за квартирой в их отсутствие, но по возвращении хозяев из Варшавы тут же вернутся к себе. Но, судя по всему им очень понравилось жить на площади Теразие, и Биба опасается, что не сможет их выселить даже при помощи бульдозера!

– Как это – не сможет выселить? А дядя Любомир что говорит?

– Да ему на это плевать. Он целыми днями играет в теннис с генералами в престижном квартале Дединье, тогда как моя сестра вся извелась. Бедняжка поселилась в отеле «Балкан» и плачет днями напролет, ожидая пока шайка Райнвайнов освободит ее квартиру.

– А что они говорят, у них есть какое-то объяснение?

– Что говорят? Заводилой у них его мать: «Любомир все равно получил новое назначение в Прагу корреспондентом ТАНЮГ, и нам опять придется присматривать за квартирой. Поэтому им проще провести месяц в гостинице, чем нам бесконечно переезжать с места на место!» У меня возникает непреодолимое желание сломать нос этому Любомиру и вырвать ему усы! Он женился на моей сестре только из-за выгоды!

– А почему мужчины женятся на женщинах, когда нет никакой выгоды? – спросил я, сделав вид, что понимаю проблемы взрослых.

– Из-за любви, разумеется!

– Получается, что дядя Любомир не любит тетю Бибу?

– Любомир Райнвайн? Да он любит только свою собственную физиономию!

Мне было трудно поверить в то, что мой отец говорит о дяде Любомире. Поскольку в моем воспоминании по-прежнему присутствовал запах одеколона дяди, а также потому, что он умел выразительно молчать, создавая впечатление серьезного мужчины, постоянно размышляющего о чем-то важном. Я не держал на него зла за то, что от долгого ожидания уснул под его дверью, ни за то, что он так и не свозил меня в самый крупный магазин игрушек Варшавы. Я понимал, что информация, циркулирующая между Варшавой и Белградом, была намного важнее. И потом, мой дядя обладал искусством превращать самые простые действия в деяния чрезвычайной важности.

В то утро, когда моему отцу удалось изгнать мой страх смерти, я понял, что в жизни мальчика отец играет первостепенную роль. Что бы ни говорили ребята Горицы, любившие клясться «своим покойным отцом», чтобы придать себе значимости. В своей погоне за авторитетом многие произносили эту клятву, несмотря на то что их отцы были живы и здоровы.

В 1967 году Юрий Гагарин погиб в авиакатастрофе. Год спустя футбольный клуб «Сараево» стал чемпионом Югославии. В том же году песня Тома Джонса «Дилайла» стала настоящим хитом[21]. Когда парень хотел сказать девушке: «Ты сводишь меня с ума, ты – супер», он говорил ей: «Малышка, ты – Дилайла!»

Вся молодежь мечтала обуться в «Madras» и «Brooks». Повсюду в мире стали модными ботинки «Brooks». Ребята носили их, чтобы танцевать и кадрить девчонок. У нас они пользовались популярностью совсем по другим причинам: если хорошенько врезать заостренным мысом ботинка «Brooks» по голени противника, исход драки решался в первую же минуту. После такого удара ему оставалось лишь прыгать на своей здоровой ноге и стонать:

– Остановись, ради твоей матери, хватит!

Однако в банде остались типы старой закалки, которые хранили верность «сантьягам»[22]. Ньего, самый маленький из нас, безошибочно целился в голень своими «сантьягами». Удар был настолько болезненным для противника, что он тут же выходил из игры.

– Ну и что ваши дерьмовые «бруксы»? Сплошная показуха! Вот когда острый мыс моего «сантьяга» впивается в ногу, искры из глаз сыплются!

В том году я играл в футбольной команде «Пионеры Сараева» в матче, предшествующем встрече «Сараево» – «Олимпиакос» на чемпионате Европы по футболу. Два моих маневра вызвали аплодисменты зрителей, которые заполнили стадион «Косево», не оставив ни одного свободного места, как любил говорить спортивный комментатор Мирко Каменьясевич. В первый раз я провел мяч между ног защитника команды противника, а во второй раз осуществил двойной пас пяткой вместе с Бркой Ферхатовичем, племянником знаменитого футболиста Асима Ферхатовича. После окончания матча тренер Младлен Стипич попросил меня обратиться к нему весной, когда я немного окрепну.

Весной я не стал напоминать ему о себе, поскольку знал, что дело вовсе не в моей силе.

– Ты хорошо играешь, у тебя есть мозги, ты сообразителен, но ты – мальчик из хорошей семьи, а не парень с улицы. Для тебя футбол – всего лишь развлечение, ты не вкладываешь в него душу, лучше посвяти себя учебе, – ласково посоветовал мне помощник тренера Срболюб Маркусевич.

Это было время, когда студенты всего мира выступали против несправедливости. В Сараеве молодежь тоже старалась не отставать от своих ровесников с Запада. На экономическом факультете, следуя примеру коллег из Колумбийского университета, студенты организовывали акции протеста, распевая: «All we are saying, is give peace a chance» и раскачиваясь вперед, назад, вправо, влево. Загвоздка состояла в том, что они не знали текста всей песни, поэтому продолжали так: «О! Лола, Лола, тебе известно, что я не миллионер…» – словами из песни Владимира Савчича по прозвищу Чоби[23].

Армандо Морено был невысоким мужчиной, сварливым, но привлекательным. У него были крупные глаза, большой нос, широкий рот и несколько редких волосинок на лысом черепе в форме яйца. Он работал в филиале югославской авиакомпании JAT. Армандо часто бывал у нас в гостях. Он играл неаполитанские мелодии на своей гитаре, и, что удивительно, на обеих руках у него были татуировки. Мне казалось немыслимым, что человек, не относящийся к цыганам, может носить татуировки.

– Понимаешь, сынок, он – еврей, он был в концлагере Дахау, – объяснила мне мать.

Однажды в воскресенье, когда Морено был у нас дома и пел песни Адриано Челентано, я ввалился в коридор, преследуемый тремя ребятами из клана Сейдичей, которые собирались задать мне взбучку. Я отвязал их трехколесный мотороллер и пустил вниз по улице Горуса. На моих глазах он разбился о стену Военного госпиталя. Я сделал это в отместку за то, что члены шайки Сейдичей вымогали у меня плату за вход в старую бакалею.

Неожиданно Армандо схватил меня за руку, вывел на лестничную клетку и быстро уладил конфликт своим громовым голосом. Чтобы прогнать Сейдичей, он орал так, что в серванте звякала посуда. После этого он привел меня обратно в столовую, погладил по волосам и усадил к себе на колени, хотя я был выше его ростом. Затем он затянул песню. Все принялись хлопать в ладоши в такт песне «Venti quatro mille baci». Даже мои отец с матерью обнялись и раскачивались влево и вправо. Морено взял в руки гитару. Всякий раз, когда он брал новый аккорд, на его левой руке показывался вытатуированный номер. На другой руке была изображена татуировка в виде двух наложенных друг на друга треугольников.