— Например? — скептически бросил англичанин, но это он сделал зря. Григорию это только и надо было.
— Например? Ха! То, что масса эквивалентна энергии! — воскликнул Григорий и тут же в своём блокноте, под картой Заира написал Е=mc2 . И пояснил что значит каждый знак.
Василий на этот пассаж еле сдержал на лице серьёзное выражение.
— Но это бред! — тут же заявил с апломбом англичанин.
— Да? — Скептически заметил Григорий. — Ничего! Скоро и до ваших физиков дойдёт. Но и это не всё! Ответьте на вопрос: Свет волна или частица?
— Волна, естественно!
— А вот и неправда! — торжествующе заметил Григорий. Если будете смотреть по публикациям, заметьте такое явление как фотоэффект.
— Но тогда что есть свет? Частица?
— Частица, со свойствами волны.
— Но это бред! — снова повторил англичанин.
И тут, как говорится, «Остапа понесло». Почувствовав, что есть уши, на которые очень хорошо можно загрузить тонну другую лапши, Григорий завёлся. И завело его именно вот это отрицание оппонента. Он отрицал, но вместе с тем, как было видно, подспудно сомневался в том, что говорит и был готов принять альтернативное знание. И эта альтернатива его до изжоги тянула к себе.
Забытый журналист Эдвин, уткнувшись в свой блокнот, лихорадочно писал, писал и писал. Чуть не плача от того, что часто просто не успевает за говорливым Григорием.
Василий же, наблюдая за этими потугами рыцаря пера, тихо посмеивался. Но вдруг англичанин заявил такое, что даже Василия подбросило.
— Но сделать летательный аппарат тяжелее воздуха невозможно! Это доказано!
— Как так «доказано», если летает?!! — хором воскликнули братья.
Журналист от такого неожиданного заявления сломал карандаш и уронил его на пол.
— Ваши доказательства господа! — обиделся англичанин.
— Вам простейшее сэр, или чтобы самим полететь? — ехидно спросил Григорий.
— Давайте, для начала, простейшее.
Григорий выдрал из блокнота лист и быстро сделал бумажный самолётик. И уже в следующую секунду сей «летательный аппарат» гордо скользил над столами паба.
— Это простейшее доказательство. К тому же вы забыли уважаемого Отто Лилиенталя!
— Но Лилиенталь создал аппарат, который планирует. Но не летает. Также как и ваша бумажная модель. — не сдавался англичанин.
— Вы хотите, чтобы мы сделали этот самый самолёт? — насмешливо заявил Григорий.
— Да, сэр! — невозмутимо заявил нахал.
— Да элементарно! — снова заржал Григорий, чем вогнал в шок обоих «аборигенов». Но тут же сильно их заинтриговал, бросив Василию. — Брат! Когда мы его можем собрать?
Василий невозмутимо пожал плечами.
— Ну… Думаю, в течение пары-тройки месяцев. Как только мы придём в Петербург.
Джентльмен оказался настырный. Прежде чем попрощаться, он заключил пари, что ни за три, ни за шесть месяцев, братья не сделают самолёт. Пари было заключено пустяковое, на бутылку коньяка «Курвуазье Наполеон». Но и Василия, и Григория, «заело».
Они дали себе слово, во что бы то ни стало самолёт всё-таки сделать за три месяца. Тут же, как только Генри откланялся, распределили кто за что отвечает. Так как Григорий был заядлым дельтапланеристом, то на нём — общая конструкция дельтаплана.
Василий взял на себя двигатель. Как самое сложное в настоящее время. Но так как насущными были несколько иные дела, пришлось их отложить.
А насущным было выяснение некоторых цен и конъюнктуры рынка алмазов. Василий выяснил, для начала, цены продажные. А потом и цены на покупку. И то и другое его вполне удовлетворило. И когда он вынырнул из этих самых забот, то оказалось что он живёт как бы не уже в совсем ином мире.
* * *
В Европе паника и психоз достигли апогея.
Везде, куда бы Григорий ни приходил, обсуждались одни и те же «новости» — «Корабль-Призрак», и «Новая Чума».
Но, как было хорошо видно, «новая чума» была очень сильно потеснена «Кораблём-Призраком».
Со значительным отрывом от них следовали новости о разных новых религиозных «пророках» и их высказываниях, а в сущности новых кликушах, до которых не дотянулись цепкие руки местной «карательной» психиатрии.
В связи с этим, наметился и ещё один «тренд» — Страх Африки. Колониальные империи трещали. Падение товарооборота с африканскими колониями, привело к падению многих компаний и вызвало натуральный экономический кризис.
А за кризисами, всегда маячит только один призрак — войны.
Григорий, видя такое, мотался как угорелый, почуяв, что и для них двоих тут запахло жареным. Единственно, чего он добился, так это культа среди почитателей, и лютой ненависти буржуинов, завязанных на поставки из Африки. Автора «Бриллиантового заложника» они стали воспринимать как того самого «дурного вестника», приносящего несчастья. И тут уже не до рациональных объяснений… Ибо ненависть была натурально иррациональная.
Видя это, Григорий только и смог сделать против, так это небольшой культик героев, плюс постарался перенацелить ненависть на тех, кто ломился осваивать глухие районы Африканского континента.
Тем не менее, спустя недели три, помимо усилий Григория, об изначальной причине паники — книге с красочным описанием эболы, — начали потихоньку забывать. И весь скандал с паникой начали приобретать вообще какие-то совершенно иррациональные черты. Тем более, что начались выступления учёных разных стран, которые «как дважды два» пытались доказать, что описанное в романе «Бриллиантовый заложник» — не более чем выдумка.
Что вируса такого нет. И болезни нет.
Что селекционировать вирус — невозможно в принципе и так далее.
Но, ясное дело, самым главным «доказательством» выступало что, «такое заболевание как Эбола европейской науке неизвестно».
Такое «мосчное» доказательство вызвало чуть ли не истерический смех у Григория. Но мешать деятельности учёных-пропагандистов он не стал.
Первая волна паники постепенно начала затихать.
* * *
У Василия заботы были несколько иного плана, хотя он всё это тоже наблюдал. И наблюдал весьма внимательно.
Он, памятуя, о пари решил кое-что сделать для постройки самолёта. А что-то сделать можно было только с использованием технологий и производств этого мира.
Яхта, изначально мыслилась только как тайная база и сейф с технологиями запредельного свойства. Ведь именно технологии и знания в конце двадцатого, в начале двадцать первого века, постепенно становились главным сокровищем, отодвигая на второй план драгметаллы и прочие материальные ценности.
А это означало, что никаких таких мощностей по производству чего-то там, — даже в микроскопических размерах, — яхта не имела. Вот разнообразнейшие полезные вещества из морской воды нафильтровать, или насинтезировать чего-нибудь съестного — она могла. Также она могла сама себя чинить — за это отвечала туча мелких, узкоспециализированных роботов, ползающих между переборками, по нутру яхты.
Но сделать даже небольшой ДВС, нужный для дельтаплана — тут уже увы!
Так что Василий кинулся изучать то, что было в наличии в Амстердаме.
И столкнулся с тем, с чем сталкивается любой практик, витающий в облаках.
С несоответствием своих хотелок, представлений о реальности и тем, что есть в наличии.
Ведь как всё обстояло в родном мире?
Берёшь чертежи, с пояснениями и указаниями технологий.
По этим чертежам, тебе, иногда даже в течение дня, изготовляют ту самую фиговину, что заказал.
А вот здесь — не тут-то было!
И то, с чем в первую очередь столкнулся Василий — несоответствие технологий.
Часто, чтобы сделать даже самую простейшую вещь, требовалось создание целого предприятия. Или целой технологической цепочки. Начиная с добычи руды, её обработки, добычи нужного вещества и так далее — до конкретного изделия.
Василий раньше даже и не подозревал, что в одном маленьком ДВС его родного мира, скрыта такая бездна технологий и материалов. Но, оно и ясно: к существованию многого, что окружает, привыкаешь и воспринимаешь как само-собой разумеющееся. Но вот оказалось, что в конце девятнадцатого, многого просто не существует как класса.
