Ни Отто, ни Андре не скрывали своего еврейского происхождения. Дальновидный Кент вскоре понял, что это есть ни что иное, как одно из самых слабых звеньев в деятельности нашей резидентуры: предстоявшая война, развязываемая Германией, присутствие немцев в Бельгии обязательно должны были бы повлечь за собой репрессии по отношению к евреям. В таких условиях ведение разведки было бы невозможно. Последующие события оправдали этот печальный прогноз.

Андре был фактическим руководителем фирмы. Формально директором фирмы был Жюль Жаспар – родной брат бывшего до 1931 года премьер-министром Бельгии А. Жаспара. Несмотря на солидный возраст, среди разведчиков он проходил под псевдонимом Молодой человек. Жюль даже не догадывался, что работает на военную разведку Советского Союза. Свои обязанности он выполнял старательно, грамотно. С Кентом у него сложились самые добрые отношения, которые укрепились еще больше через несколько лет, когда Кент находился в Марселе.

Третьим и, как выяснилось, последним сотрудником фирмы была секретарша – сравнительно молодая русская женщина – жена бывшего офицера Новикова.

Ни она, ни ее муж не знали об истинном предназначении фирмы, как не знали и о том, что их окружают земляки – «уругваец» из Питера Анатолий Гуревич и «канадец», долгие годы проживавший в СССР, Леопольд Треппер, известный среди бельгийцев как Адам Миклер.

С фирмой сотрудничал бельгиец Назарен Драйи, оказавший в будущем Кенту немало деловых услуг.

Сам Отто считался внештатным сотрудником фирмы, получавшим время от времени свой процент от состоявшихся сделок.

Помещение фирмы представляло собой крохотное помещение. Наличие всего лишь трех штатных сотрудников тоже свидетельствовало о более чем скромных масштабах деятельности филиала. От предыдущего оптимистического представления о его работе у Кента не осталось и следа. Иллюзии были рассеяны, но необходимость ведения разведывательной деятельности не отпала. Обаятельный Винсенте быстро становился «своим» в том обществе, в которое он так рвался. Хозяин пансионата – доброжелательный профессор – благоволил к нему и однажды даже пригласил его на семейный ужин, на котором была откупорена уникальная бутылка сухого красного вина наполеоновских времен. Профессор с женой и Кент вместе бывали в Королевской опере и в Королевском драматическом театре.

У окружающих складывалось впечатление, что молодой богач из Уругвая серьезно занят самосовершенствованием, и многим это нравилось.

Администратор пансионата Жермен познакомила Кента со многими представителями высшего общества Брюсселя. Вместе с ними разведчик бывал в театрах, музеях, во Дворце изящных искусств, на многочисленных выставках и в загородных поездках, его часто приглашали на приемы в дома влиятельных брюссельцев.

Среди новых друзей Винсенте были молодая и очень красивая француженка Ивонн Фуркруа из старого дворянского рода и ее друг – фламандский аристократ Ван дер Стеген, дядя которого был губернатором одной из провинций во Фландрии. Молодые люди любили друг друга, но родители Ван дер Стегена когда-то воспрепятствовали их браку. Ивонн вышла замуж за богатого промышленника, родила дочь, но семейная жизнь не удалась. С большим трудом разведясь с мужем, она не теряла связи со своим старым другом. Они часто проводили время вместе, и их новый знакомый вскоре стал им очень дорог.

Кенту приходилось бывать на различных приемах и банкетах. Он быстро усвоил премудрости торжественных ритуалов. Его ничуть не стесняли фраки и смокинги: он носил их столь же легко, как еще недавно советский ширпотребовский костюм. У него, благодаря стараниям друзей, появился «свой» портной – поляк по происхождению. Шить одежду у польского портного считалось особым шиком у столичной «золотой» молодежи, а Кент был обязан соответствовать образу жизни местной элиты.

Иногда, правда, по неопытности случались небольшие ошибки. Например, на один из приемов он надел к черному фраку черную «бабочку». Вскоре он к своему ужасу понял, что такое сочетание галстука и фрака – принято только у официантов и другой «обслуги». Господа же обязаны были носить с фраком «бабочку» белого цвета. При ношении смокинга – наоборот, было принято противоположное сочетание.

Подобные «уроки», не преподававшиеся в ГРУ, усваивались быстро и, к счастью, не становились поводом для провала. Но чтобы его избежать, следовало быть очень внимательным и дальновидным.

Со стороны такая жизнь могла показаться приятной и беззаботной. Но только тот, кто ее испытал, мог узнать, какого нечеловеческого напряжения сил требовало это перевоплощение. Жить и быть своим в обществе, которое не знаешь и не принимаешь душой – для этого мало быть артистом. Для этого нужно быть очень смелым человеком и верить в то дело, которому служишь.

Советскому нелегалу 30-х–40-х годов приходилось, наверное, труднее, чем разведчикам других гран. Большинство агентов советской разведки, особенно молодежь, были воспитаны на социалистических идеалах. Это воспитание возможно было скрыть в глубине своего разума и души, но суда сложнее было спрятать его в мелочах – в бытовых деталях. Привычный и даже почему-то милый сердцу аскетизм в еде, одежде, потребность в душевном отношении к окружающим, политическая активность и искренняя вера в социальную справедливость должны были уйти из жизни безвозвратно. Предстояло, ни много ни мало, переделать собственную психологию! Нужно было срочно смоделировать образ совершенно иного человека, с другими жизненными ценностями: не жалевшего (но и не разбазаривавшего) денег на свою жизнь, радушного, но разборчивого в дружбе, совершенно аполитичного и очень рационального в коммерческих делах.

При этом необходимо было соответствовать образу добропорядочного члена нового общества. Надо было соответствовать представлениям окружающих о чести и порядочности. Наконец, надо о было быть очень набожным человеком – регулярно посещать храм, беседовать с другими людьми на религиозные темы, вести себя как «добропорядочный католик».

Время от времени жизнь подбрасывала Кенту небольшие испытания. Но именно они могли стать неожиданным поводом для провала. Могли, если бы разведчик совершил неправильные действия, если бы его подвела реакция, интуиция, смекалка или просто не выдержали бы нервы.

Однажды в пансионат, где проживал Винсенте Сьерра, приехала семейная пара из Парижа. Это были на редкость общительные люди. Скоро уже все знали, что энергичная и разговорчивая дама – русская, коренная петербурженка, а ее муж – француз, прослуживший в Петербурге в качестве представителя знаменитой фирмы «Зингер» долгие годы.

Кент был наслышан об этой фирме. Кто из россиян не знал о ней? В редком доме довоенного Советского Союза не было недорогих, но исключительно надежных швейных машин с маркой «Зингер». Молодой человек невольно вспомнил характерный облик здания «Дома книги» на Невском проспекте, в котором, как он знал, в прежние годы размещалась эта очень респектабельная организация.

Эмигрировавшие из России в 1918 году супруги ненавидели большевиков, Советский Союз, а заодно все, что было связано не только с ним, но даже с понятием «социализм». Они, не уставая, кляли СССР, республиканскую Испанию и марксистов. Зато объектом их горячей привязанности стал милый уругваец, который с терпеливой улыбкой выслушивал их бесконечные тирады, попыхивая трубкой с великолепным душистым табаком. Когда же русская дама узнала, что ее новый знакомый занимается изучением иностранных языков, она тут же азартно стала убеждать Винсенте в необходимости изучать язык Пушкина и Достоевского.

Дабы «уругваец» мог прочувствовать всю прелесть русского языка, дама тут же вызвалась провести с ним первый урок. Кент согласился. Каково же было его изумление, когда из уст благородной ламы посыпался такой шквал отборной русской матерщины, которую тот не слыхал со времен своего пребывания в должности разнорабочего на заводе. Мило улыбаясь, он был вынужден вслед за новоиспеченным педагогом повторять, коверкая на испанский манер, эти до боли знакомые с детства необычайно русские слова, придавая при этом своему лицу бессмысленно-вежливое выражение.