В начале 1773 года один из таких смутьянов, Каспар фон Зальдерн, мелкий дипломатический служащий, попытался организовать заговор, чтобы заставить Екатерину править вместе с сыном. Фон Зальдерн, дополнявший свое скромное жалование поборами и воровством — он украл у императрицы усыпанную бриллиантами золотую табакерку, — оказался никуда не годным заговорщиком и вскоре был разоблачен. Разгневанная Екатерина выслала его из страны. Но этот случай укрепил ее решимость держать Павла под неусыпным надзором, дабы предотвратить возникновение заговора.
Павел уже созрел для вступления в брак, и Екатерина горела желанием побыстрее женить его и дождаться внуков. В том, что Павел может стать отцом, никаких сомнений не было. Половую жизнь он начал в шестнадцать лет с женщиной, которая была старше его. Вероятно, его познакомил с ней Панин, сделав это с ведома и одобрения Екатерины. Его любовница родила сына, которому дали имя Симон Великий. Младенца Екатерина оставила при себе, подобно тому, как Елизавета когда-то держала в своих апартаментах Павла.
Выбрать невесту для Павла Екатерина решила в германских княжествах. Как и прежде, принцесс там было полным-полно, но найти подходящую девушку с хорошим характером, которая не затмила бы невзрачного с виду великого князя, было задачей не из легких.
Летом 1773 года в Петербург с тремя незамужними дочерьми, ни одной из которых не исполнилось еще двадцати лет, была приглашена графиня Гессен-Дармштадтская. Павлу из них понравилась семнадцатилетняя Вильгельмина. Екатерине она тоже пришлась по вкусу. Девушка была обходительна и любезна, правда, лицо ее усеяно прыщиками, но, слава богу, хоть не следами оспы. Но самым важным было то, что Вильгельмина выглядела здоровой, следовательно, могла стать матерью.
Мать Вильгельмины была весьма культурной женщиной, и дочь ее не могла не унаследовать материнских привычек и вкуса. Во всяком случае, государыня остановила свой выбор на этой девушке. Вильгельмину ознакомили с традициями православной веры и окрестили Натальей. 29 сентября состоялось венчание.
Старательно подыскивая сыну невесту, Екатерина одновременно позаботилась и о жизни молодых. Под апартаменты для новобрачной пары отвела она в Зимнем дворце несколько комнат и распорядилась, чтобы в них все было устроено по ее собственным эскизам. «Английская простота» была напрочь забыта: стены в одной спальне обшили золотой парчой с оторочкой из голубого бархата. Вторую, внутреннюю, спальню украшали колонны с вставками из голубого стекла, стены ее были обтянуты белым дамастом. Императрица лично уточнила все детали убранства и мебельной обивки для всех комнат и даже предложила использовать золотые декоративные изделия из ее собственных запасов. Все это делалось с единственной целью сделать Наталью счастливой, вызвать у нее желание достойно справиться с ролью великой княгини.
Екатерина помнила, как сама впервые приехала в Петербург почти двадцать лет назад, она помнила болезненное одиночество, тяжелое душевное потрясение от чудовищно нелепого брака. Желая избавить от подобных переживаний свою невестку, она написала ей своеобразное послание, где советовала избегать политических осложнений и сомнительной дружбы с иностранными министрами (это порой самой Екатерине не удавалось), не брать в долг и жить как можно проще. Екатерина сказала Наталье, что та в первую очередь должна выучить русский язык и постараться перенять обычаи ее приемной страны, стараясь при этом всю себя без остатка отдавать супругу и быть ему хорошей женой. Императрица пожаловала невестке щедрое содержание — пятьдесят тысяч рублей в год. У Натальи было то, чего так не хватало Екатерине: добрая воля свекрови и ее постоянная поддержка.
Главной фигурой на церемонии бракосочетания, конечно, была Екатерина, в платье, усыпанном драгоценными камнями и жемчугом. Гости заметили, что каштановые волосы императрицы стали совершенно седыми и что волосы она гладко зачесывает назад. Ее когда-то тонкая девичья талия стала полной, как у зрелой дамы, а в движениях нет былой грациозности и легкости. Но светлая кожа ее лица казалась гладкой и мягкой, хотя была сильно нарумянена. Ее голубые выразительные глаза смотрели на мир открыто и дружелюбно. В них светился ум и благожелательность. Многие обратили внимание на крепкие зубы императрицы. (У женщин среднего возраста в Петербурге, как правило, зубов оставалось мало. Считали, что виной тому был плохой климат и скудное питание.) Когда Екатерина улыбалась своей доброй дружеской улыбкой, зубы ее сверкали первозданной белизной, заставляя других дам прятать свои едва приоткрытые губы за веерами.
Но, когда императрица стояла рядом со своей подругой, графиней Брюс, красивой, удивительной хорошо сохранившейся женщиной, возраст государыни выдавал себя. В ее свите была и мать графини Брюс, Мария Румянцева, на склоне лет ставшая близким человеком. Несмотря на солидный возраст, она своей удивительной красотой могла затмить всех придворных дам.
Дни рождения Екатерина переживала болезненно. «Этот день я ненавижу, как чуму», — заметила она, когда завершался очередной год. Дни рождения ранили ее тщеславие, хотя теперь она уже не шла на его поводу, как случалось раньше. Кроме того, эти дни напоминали ей, что время не стоит на месте, а трудностей в жизни империи не убавляется.
С годами начали донимать всевозможные недомогания. Время от времени Екатерина страдала от болей в спине, а многочасовые чтения при тусклом свете вызывали сильные головные боли. Хорошее освещение и сильные очки помогли избавиться от головных болей, а от ноющих болей в спине доктора могли предложить лишь одно средство, — какой-то порошок, который вызывал обильный пот. Порошок не помог, и страдания императрицы продолжались.
По правде говоря, Екатерина не доверяла ни лекарям, ни аптекарям. Она предпочитала другие средства, твердо веря, что немалую пользу здоровью может принести чередование жары и холода. Она жила по заведенному ею распорядку. Вместе с дамами из своей свиты, надев длинную нижнюю юбку и обмотав шарф вокруг шеи, она прыгала в холодный пруд, мерзла в ледяной воде, а потом жарилась у раскаленной печи. Благодаря резкому переходу от холода к жаре, от которой пот катил градом, болезни как бы удерживались на расстоянии.
В последние годы Екатерина жила в сильном душевном напряжении. Война с Турцией, хотя и принесла ей славу, оказалась тяжким испытанием для России. (Казна, пополненная за счет вновь открытого месторождения серебра в Монголии, покрывала расходы, но запасы ее быстро истощались.) В Москве хозяйничала чума. Она унесла многие тысячи человеческих жизней, приведя за собой необузданный разгул грабителей и убийц. Несколько полусумасшедших заговорщиков ворвались во дворец, намереваясь отомстить за смерть покойного императора Петра, и насмерть перепугали Екатерину. Григорий Орлов заметил одного из офицеров, который поджидал Екатерину, лежа в засаде с длинным кинжалом в руке.
Повсюду Екатерине стали мерещиться заговоры. Пугало и то, что народ отворачивается от нее. Прошел год, как раскрыли крупный заговор в Преображенском полку. Эго событие глубоко потрясло Екатерину. Суть сводилась к тому, чтобы провозгласить императором Павла. Участие в заговоре принимало около тридцати офицеров и солдат (по другим источникам — около сотни). К счастью для Екатерины, имперские агенты узнали о крамольных планах, и тайная канцелярия занялась допросами. Вскоре от заговора не осталось ничего, кроме кипящего возмущения, но на душе у Екатерины было неспокойно, и дурные предчувствия не покидали ее.
Она понимала, что это выступление заговорщиков направлено не столько против нее самой, сколько против политического влияния Григория Орлова и его братьев. Ей хотелось вырваться из предгрозовой атмосферы. Взяв с собой нескольких преданных советников, императрица покинула столицу. Она не могла закрывать глаза на опасность, которая исходила из полков, расквартированных в столице. Опасность эта стала еще ощутимее теперь, когда Павел вступил в пору совершеннолетия и мог претендовать на трон, и государыня решила предпринять решительные шаги. Она задумала вывести полки из столицы и разместить их так, чтобы в случае бунта они не смогли быстро соединиться и взять верх над дворцовой стражей. После долгого и обстоятельного обсуждения советники убедили Екатерину не делать этого, поскольку политические последствия могли быть самыми неожиданными. Обычно находчивая, Екатерина на этот раз переменила тактику.
