Через пятьдесят с лишним лет, когда южная граница Империи достигла берега (на котором и был заложен фундамент Арката), пираты с Волчьих Островов впервые попробовали на зуб крепость имперских стен. Зубы морским воякам живо обломали, и волки в прибрежные воды Арката больше не совались. Но Рыбачьи Острова впали в еще большую немилость, и пираты с удвоенным ожесточением отыгрывались на мирных жителях за поражение от рук северян и бывших кочевников.

Понимая, что такая жизнь ни до чего хорошего не доведет, старосты деревень всех трех Рыбачьих Островов, прослышав о сильном соседе, отправились на поклон к ярлу Арката. Они просили защиты, и Империя откликнулась, взяв Рыбачьи Острова под эгиду огромной страны, получив взамен близкий источник рыбы и, что немаловажно, доселе не освоенное мореходство. В небольших бастионах, построенных на берегах Островов, и стоящих по сей день, были расквартированы отряды воинов, с успехом противостоящих все более редким нападкам волков. Но пираты все же находили лазейки, поджигали дома островитян, губили урожай, похищали людей. Правда, вскоре после грандиозного морского сражения в четыреста первом году, в котором волков истребили почти всех, пираты перестали быть хоть сколько-нибудь существенной силой. Бастионы были покинуты, камень постепенно крошился, часть его селяне растащили для хозяйственных нужд - ведь главная угроза была устранена.

Через пару сотен лет на Волчьих Островах вновь бурлила жизнь. Многие жители последовали примеру имперцев и жителей соседних Островов, занялись скотоводством и земледелием. Те же, кто продолжил дело предков, выбирали жертву набегов более осмотрительно. Впрочем, к нынешнему времени пираты почти перевелись, не имея возможности противостоять мощи Империи и стремительно развивающихся стран Запада, доступ к которым был возможен лишь с моря.

Пираты исчезли, а кровная ненависть к жителям Волчьих островов осталась. Если рыбаки могли мирно сосуществовать бок о бок с новым населением Волчьих Островов, то с теми, кто носил волчьи хвосты - знак принадлежности к пиратству - нередко возникали конфликты, ни к чему хорошему не приводящие. Далеко не многие были готовы забыть события давно минувшего прошлого. Вот и Марк, никогда прежде не видевший пирата воочию, не смог противостоять той ненависти, которая впиталась в кровь Островитян за прошедшее тысячелетие.

Барон Миллок, у которого ушло несколько мгновений на то, чтобы вспомнить историю развития Империи и конфликтные события между Островами, грустно изрек:

- Значит, у нас снова назрела проблема.

- Это точно. Я отказываюсь работать с головорезом.

- Акиль не головорез, можете мне поверить. И в отличие от вас, Марк, против островитян ничего не имеет.

- Он носит волчий хвост. Ни о чем не говорит?

- Я уверен, что это всего лишь напоминание о его родине.

- Да что вы! - Марк вновь повысил голос. - Люди с хвостами веками пытались доказать превосходство своего народа перед нашим. Это символ не родины, а пиратства, жестокости и разбоя! И я не собираюсь работать в компании человека, который гордится тем, что в его роду были пираты!

- Марк, ты дал обещание. - Барон впервые назвал парня на "ты".

- И я от него не отказываюсь. Но и вы меня поймите.

- Мне кажется, ваша кровная вражда слишком далеко заходит.

Марк хотел еще что-то возразить, но барон не дал ему этого сделать:

- Хорошо. Я постараюсь найти компромисс. Подождите меня здесь.

Темнело. Солнце почти ушло за горизонт. Город погружался в предзакатные сумерки. Окна особняка Миллока ловили алое пламя запада, и Марк старался не смотреть на них, чтобы не ослепнуть. Он подумал о том, что зря затеял спор. Личных претензий к Акилю он не имел, а суета, которую парень развел вокруг своей персоны, заняла определенное время. Время, за которое он должен был достигнуть ремесленного квартала, но которое было потрачено на пустые препирания. Барон тоже задерживался, в первую очередь из-за желания как можно скорее разрешить разногласия, и заняться наконец делом. Марк, успевший в раздумьях достичь витой ограды, к которой вела парковая дорожка, решительно развернулся и чуть ли не бегом ринулся к двери белоснежного дома.

Он почти успел. Едва не получив латунной львиной головой с кольцом в пасти по носу. Марк отскочил назад, и его взору предстал Миллок. Барон выглядел раздраженным, нарочито громко хлопнул дверью, поправил ремень сумки, впившийся в плечо. Из-под ткани, из которой была сшита сумка, выпирали острые углы.

- За мной, - нетерпеливо бросил он, и зашагал по гравию, который громко скрипел под подошвами кожаных сапог.

Для продвижения они избрали тесные, пустые улочки жилых и нежилых районов. Приходилось следить за тем, чтобы никто не смог проследить их путь. Правда, Марк считал, что так они выглядят намного подозрительнее. На счастье, свидетелей вечернего похода не нашлось.

- Я не могу понять, чего ты добивался? Я остался без охраны ради того, чтобы отправиться наконец на поиски. - Барон, молчавший всю дорогу, заговорил глухо и недовольно. Марк, задумавшись о содержимом сумки Миллока, не ожидал вопроса, поэтому не сразу нашелся, что ответить.

- Я уже говорил. Он потомок пиратов.

- И что с того? Я сомневаюсь, что Акиль когда-либо угрожал тебе или твоим соплеменникам.

- Но...

- Мне плевать, какие чувства вызывает у тебя Акиль. Пока я плачу деньги, ты обязан выполнять все мои поручения, даже если тебе придется работать в паре с ним. Если что-то не нравится, я смогу найти тебе подходящую замену.

Барон, шедший чуть впереди, резко развернулся, смерил Марка тяжелым взглядом. И, не сказав ни слова, потопал дальше.

Когда вместо жилых домов перед глазами стали вырастать кузницы, пекарни, различные мастерские, на город уже опустилась ночь. Ремесленный район словно вымер, мастеровые уже отправились на заслуженный отдых после трудного рабочего дня. Лишь однажды Марк заметил в тени жуликоватой наружности бродягу, проводившего ночных путников пристальным взглядом.

Через три квартала барон уверенно свернул к небольшой торговой лавке, тщательно закупоренной на ночь. Между ней и соседним зданием имелся узкий промежуток - пройти его можно было только боком. Марк полез сразу же вслед за Миллоком, внимательно наблюдая за его движениями - при комплекции барона тот мог запросто застрять на полпути. К счастью, опасения не оправдались. Узкий лаз привел их на задворки окрестных зданий.

Дом, на который указал барон, был буквально втиснут между задними дворами, окружен с четырех сторон высоким разномастным забором. Люди, работавшие в зданиях вокруг, постарались взять под свой контроль как можно больше земли, оставив старенькому домику, так некстати вклинившемуся на стыке трех мастерских и одной лавочки, совсем мало места. Снова пришлось лезть по узкому проходу, вплотную к деревянным доскам, опасаясь поймать занозу.

- Дом не смогли снести, как я и говорил, - пропыхтел барон, остановившись у хлипкой на вид двери. - Людям пришлось строиться прямо так, как ты сейчас видишь.

- А кто построил этот дом? - спросил Марк.

- Не знаю я. - Миллок завозился с замком. - Говорят, это вообще самый первый дом, который здесь появился, когда возводили Мерр. А может, и еще раньше. Теперь уже ни у кого не спросишь. Ах ты, собака!

Барон отдернул руку, подул на палец, который умудрился прищемить. Вновь взялся за замок, слабо отсвечивающий в лунном свете.

- Ничего не видно, - пожаловался он Марку. Затем, изловчившись, достал из сумки стеклянный масляный фонарь. Марк разочарованно вздохнул - он думал, что барон взял с собой что-нибудь поинтереснее. Раздалось чирканье, запахло жженой серой, и за стеклом фонаря заплясал огонек, весело подмигивая всем присутствующим.

- Нас не заметят? - забеспокоился Марк.

- Да брось, кому мы нужны? - отмахнулся барон. Но прикрыл фонарь сумкой с трех сторон, оставив света ровно столько, чтобы осветить лишь нужный участок двери. Затем передал фонарь островитянину в руки, и снова попробовал повернуть ключ в замочной скважине. На этот раз механизм замка издал довольно громкий щелчок, и дверь самостоятельно приоткрылась вовнутрь.