Фэнди Джексон ударил себя кулаком в грудь.
— Да станет ее утрата моим приобретением! Чего желаешь ты от нашего братства, брат Фудир? Что привело тебя в мою скромную обитель?
— Боюсь, это запутанная история. Но в ее конце ждет Земля, вновь свободная.
Фэнди замер, так и не успев поднести чашку к губам, как и слуга, передававший вторую чашку Фудиру.
— Так ли это? — переспросил Фэнди. — История долгая, и до сих пор без такого конца. Был там один город, который мне предначертано навестить. Сей долг поклялся исполнить дед моего деда. Как же нам узреть такой конец?
— Это крайне щепетильное дело, кое следует держать подальше от цепких пальцев. Слышал ли ты историю о Крутящемся Камне? В чаше легенды может плавать боб правды.
— «Человек на день старше — человек на день мудрее». Предтечи много оставили после себя, хоть и больше воображаемого, чем реального.
— Тебе ничего не грозит. Рискую лишь я. И если в конце я ничего не обрету, ты для себя не понесешь никакого ущерба.
Фэнди обдумал услышанное, оторвал ломоть хлеба, обмакнул его в хумус и передал Фудиру.
— Чем наши братья и сестры могут помочь тебе?
— Есть один человек, — начал Фудир с полным ртом. — Сам по себе он никто. Но несколько недель назад некий флот миновал Ди Больд. Мы полагаем, семь кораблей. Возможно, восемь. Между ними был бой. Кто они были и куда направлялись — вот что нас интересует. Но сказывают, один корабль остался, или, возможно, только один этот человек — его мы и ищем.
Какое-то время Фэнди молча ел, пока в медной клетке позади него визжала обезьянка. Затем он кивнул, слуга торопливо приблизился к нему, и они, склонив головы, о чем-то зашептались. Потом Фэнди щелкнул пальцами, и мужчина спешно покинул комнату.
— Я послал вопрос, — произнес он. — Скоро эхо принесет ответ. Тем временем будь гостем моим, призову я женщин, умеющих танцевать рок-шарки, и будем мы пиршествовать сладостями и финиками. — Он хлопнул в ладоши. — Как жаль мне, что не могу предложить тебе ничего лучше сих бедных и неумелых танцовщиц; но они нечасто оступаются, и если одна привлечет твое внимание… — Он сложил кукиш.
Фудир, не вставая, поклонился:
— Щедрость твоя не ведает границ, Фэнди. Я не заслуживаю подобных почестей, но сочту за честь принять их, хоть и ради комфорта танцовщиц не воспользуюсь ими.
Пухлые красные губы Фэнди рассекли бороду оскалом.
— Ох-хо! Ох-хо! Какое временами безумие сходит на мужей. Желаю тебе вновь обрести ясность рассудка!
За обедом они обсудили дела, касающиеся терран. Те из них, кто обитал в Королевстве, жили относительно хорошо по сравнению с некоторыми другими мирами.
— Но в Пашлике удача отвернула от нас лик свой. Паш, тот, что предшествовал предыдущему — Пабло Альказар Четвертый, так его звали, — отнял все богатства у Закутка Сьюдад-Дей-Пашлик, чтобы оплатить свои долги, — а был он мужем затратных привычек. И изгнал весь наш народ, когда тот потребовал вернуть свое. Сын его понял, что ценнее денег рабы, которых можно отослать работать. Ха-ха! Теперь его внук жаждет вернуть нас, и некоторые повелись на его увещевания, но дети их по большей части обрели у нас новый дом.
— Мы живем страданиями других, — сказал Фудир. — И не изведать нам покоя, «покуда льва не смоет волной», и мы вновь обретем свой мир.
Танцовщицы, как и было обещано, оступались нечасто, и, учитывая, под какими углами изгибались их тела, это было чудом. Фудиру стало любопытно, из каких культур древней Земли родом их танец.
Скорее всего, предположил он, это был сплав сразу нескольких культур. Во время Темной эры песни и легенды цузов, жунгво,[61] мериканцев и других народов были сознательно перемешаны самими людьми. Лишь самые дотошные ученые могли проследить отдельные связи, но даже они не были уверены до конца.
Впрочем, танец был чувственным и возбуждающим, а сладости и фрукты услаждали вкус. На девушках были юбки из лепестков и топы с бретельками через шею, их торсы едва скрывала прозрачная тафта, а парни были одеты лишь в белые хлопковые шаровары. Фудир почувствовал, как его пульс учащается вместе с нарастанием ритма, перезвоном зиллов и движениями тел, — все это очень сильно отличалось от синкопированного и скоординированного враданадьяма Иеговы. Одна из танцовщиц особенно усердно покачивалась у его пуфа, затем взяла финик с подноса, вложила его Фудиру в рот и со смехом закружилась прочь.
За время танца слуга Фэнди несколько раз возвращался, чтобы преклонить колени и прошептать своему господину что-то на ухо. Сей достойный муж почесывал бороду, слушал и кивал, после чего человек спешил назад. Фудир никогда не жаловался на нехватку терпения. Призрачный флот значительно опережал их, и метания вкупе с неточными сведениями ничуть не сократили бы расстояние до него.
Когда танец завершился, трубы смолкли, а запыхавшиеся танцоры вышли, Фэнди, изящно махнув рукой, передал Фудиру заметки, которые его человек составил, основываясь на слухах из Закутка.
— Этот, — произнес он, ткнув ногтем, — может быть искомым мужем. Но есть и другие вести, о ищущий, которые заинтересуют тебя. — Из зарослей его бороды сверкнула улыбка. — Знай же, что тебя также ищут. Кое-кто слышал, как о Фудире с Иеговы расспрашивали в злачных местах сего города, в борделях и барах.
Фудир хмыкнул.
— Они знают, где меня искать.
Он подумал, что таким образом на него пытались выйти Хью или Грейстрок.
— Ах, какова сила остроумия, — сказал терранин. — Ей сильно хотелось найти тебя.
И он вновь блеснул улыбкой.
Бан Бриджит? Воспоминания о нежной коже и лепестковых юбках настойчиво кружились в голове.
— Безумие и впрямь одолело тебя, — рассмеялся Фэнди. — Да пребудет с тобой удача в поиске. В каждом твоем поиске, ха-ха! Ты мог получить этой ночью танцовщицу, но, возможно, в дальнейшем обретешь Танцора. Ты и эта алабастрианка.
Фудир засмеялся было вместе с ним, но последние слова заставили его умолкнуть.
Алабастрианка?
Хью добрался на метро из Тигрового проулка до улицы Алкорри, где, покинув капсулу, обнаружил себя в районе узких домов и еще более узких переулков. Большинство окон были темными или неясно светились сквозь желтоватые шторы, а сама улица Алкорри скрывалась в вечной тени. Тигровая ветка метро в этой части города пролегала над землей, и ряды квартирных окон казались тусклыми. Дневной свет не мог рассеять их мрачность, а сумерки ее только подчеркивали.
На Венешанхае люди почти жили на улицах — вечерние прогулки по городу, встречи с друзьями и соседями, оживленные обеденные посиделки на террасах, — домой возвращались, только чтобы поспать. Но здесь, похоже, все ютились в квартирках, будто прятались, словно вся планета была миром детей-беспризорников. Иногда они все же вылезали, подумалось Хью, но лишь для того, чтобы работать, а никак не жить полной жизнью.
Ему не следовало судить чужие миры по меркам своего собственного. Дибольдцы, как и любые другие люди, могли жить не менее насыщенной жизнью, только внутренней, хотя выражение «насыщенно, но обособленно» казалось Хью явным противоречием. Но если бы он сам не провел большую часть своего детства, скрываясь, смог ли бы Ди Больд произвести на него менее гнетущее впечатление?
Хью сверился с браслетом. «Нежный зверь» находился за углом на Раггеноу Уэй. Согласно донесениям терран, его цель просиживала там почти каждую ночь. Гат, как сказали они; и разве это не удача, что несколько лет назад в Содружестве Хэчли Хью доводилось слышать безошибочно узнаваемый гатмандерский акцент.
Он задался вопросом, о чем еще терране могли рассказать Фудиру. Вернувшись из Закутка, он выглядел обеспокоенным.
Раггеноу Уэй — темный переулок, с обеих сторон окруженный многоквартирными домами из красного камня, чью одинаковость незначительные отличия только подчеркивали. Каждое здание было высотой ровно в пять этажей, у каждого была широкая каменная лестница, поднимавшаяся на половину пролета от уровня улицы до главного входа. Под каждой лестницей был проход к квартирам на полуподвальном уровне, на половину пролета ниже уровня улицы. Лишь лепка и карнизы на домах слегка отличались друг от друга: на одних рисунок был геометрическим, на других — в виде цветов; лестницы были украшены различными каменными зверями, водруженными на бетонные балясины: львами, орлами, медведями и многими другими. Хью стало любопытно, зачем дибольдцы себя этим утруждали.