О’Кэрролл холодно улыбнулся.

— Один древний мудрец сказал: «Человек видит то, что хочет видеть». Калим, артефакты были найдены людьми, читавшими Баннистера, и они увидели то, к чему Баннистер их подготовил. Ты на ложном пути. Как и я сам. Разница только в том, что я это понимаю.

Калим находился на палубе, когда корабль наконец окончательно исчерпал ускорение, которое ему придали магнитные лучи, и Мэлоун, вернувшись в машинный отсек, запустил альфвены.

— Отлично, — сказал капитан Январь, когда Калим снял допплеры с маяков в медном поясе и интеллект подтвердил траекторию и местоположение «Нью-Анджелеса». — Работаем в две вахты. Не забывайте, что там настоящий балет и имя этому танцу — хаос. Билл, принеси-ка пару бутербродов и что-нибудь выпить. Калим, поспи немного. Заступишь на вторую вахту вместе с Мэгги.

Калим покинул палубу вместе с Тираси.

— Не забывайте, там настоящий балет, — пробормотал исполняющий обязанности астрогатора, когда они спустились по спиральной лестнице в кают-компанию. — Каждый хренов раз он несет какую-то хрень!

Конечно, там был балет, и все тела, с медными маяками включительно, находились в постоянном движении и в конечном итоге влияли на все остальные тела во Вселенной, и произвести точные уравнения представлялось неразрешимой задачей. Но Калим не стал на это указывать. Тираси злила сама фраза, но никак не факт.

— Крепкого сна, язычник хренов, — попрощался он с Калимом в кают-компании. — Тебе вставать в четыре, и смотри не испорти мне приборы.

С этими словами он прихватил корзинку с бутербродами, заранее приготовленными Рингбао, взял две кружки кофе и поднялся обратно на контрольную палубу.

Спустя четыре часа Калим сменил Тираси, а вскоре Мэгги Б. сменила и Января. Капитан многозначительно посмотрел на хронометр, но промолчал. Мэгги протянула Калиму кружку кофе и, усевшись в командирское кресло, отхлебнула из своей.

— Определить позицию, — приказала она, когда первая вахта покинула палубу. — Посмотрим, куда отнес нас Старый Двуликий.

Калим не отреагировал на шутку. Насколько он успел понять, Январь был вполне компетентным капитаном. Калим проверил лог, чтобы узнать, какие вехи прошел Тираси, — Звезда Ларсена и Потроха, — и настроил камеры параллакса для получения новых сравнительных изображений. Потом он провел диагностику и, сочтя результаты приемлемыми, загрузил их в стереограф, чтобы интеллект вычислил параллакс, а по нему уже их направление относительно неподвижной небесной точки.

Мэгги запросила помощи у интеллекта, который порекомендовал незначительную корректировку курса.

— Отклонение не такое уж сильное, — заметила она, вводя корректировку в журнал астрогатора. — Может, из-за того, что его больше не отвлекает Энни.

Калим почувствовал, что находится на зыбкой почве интриг между капитаном и обеими женщинами из состава команды. Они с Рингбао поднялись на борт ради бесплатного — и анонимного — путешествия на Новый Эрен, а не для того чтобы принимать чью-либо сторону во внутренних склоках экипажа.

— Они суммируются, знаешь ли, — сказала Мэгги, возможно отвечая на молчание Калима, — отклонения. Даже самая малость, и мы пройдем мимо входа. Или того хуже, войдем под слишком острым углом. Для участка пересечения это нормально. Лучше уж промахнуться и вернуться, чем соскользнуть внутри и… — Она резко замолчала, а затем принялась без особой необходимости возиться с журналом. На ее лице проступила морщина — глубокая сладка на переносице, словно ее кто-то высек резцом.

— Я все понимаю, мадам, — произнес Калим.

— Да, как же! — коротко ответила Мэгги Б. Затем она стряхнула с себя мимолетное оцепенение. — Дай мне допплеровое смещение к Оку Аллаха и проверь скорость.

В последний день перед вхождением на Электрическую авеню вахта длилась уже непрерывно, и команда с трудом выкраивала время для сна. Январь бессменно оставался на мостике, хоть астрогацией и занималась Мэгги Б. Она, в свою очередь, переключала внимание с одного компьютерного монитора на другой так же быстро, как Калим и Тираси успевали передавать ей данные. Звездный спектр начал приобретать синий оттенок, когда скорость корабля приблизилась к скорости среды, взятой за основу. Звезды на переднем обзорном экране сбивались в скопления и угасали по мере увеличения скорости корабля. Видимый свет выскользнул из спектра, и сенсоры перешли на инфракрасный режим. Рингбао, у которого не было особых поручений, носил еду и воду на палубу и в машинный отсек, где Хоган и Мэлоун приглядывали за альфвенами.

За час до вхождения появился трезвый и хорошо отдохнувший Слаггер О’Тул и занял свое место в кресле пилота.

— Как черт’в желоб? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Рингбао, у т’бя еще остался чайок?

Мэгги Б. сообщила ему, что отклонение от оптимальной для вхождения траектории составляет всего пять градусов. О’Тул кивнул и приготовил индукционный шлем. Рингбао протянул ему кружку, и тот отхлебнул обжигающей жидкости.

— Когда увиж’, тогда и увиж’, — заявил он, после чего надел наушники и опустил черные защитные очки. Рингбао, всегда путешествовавший в качестве пассажира и никогда раньше не видевший вхождения, с восхищением наблюдал за происходящим.

Тираси сделал последние снимки параллакса странно искаженного неба. Интеллект вычислил курс корабля, и Мэгги распорядилась провести финальную корректировку. Ее рука зависла над красной кнопкой, готовая отсечь последнюю нить пространства и перебросить корабль через порог, на случай, если интеллект в последнюю секунду даст сбой.

Хронометр щелкнул. Рингбао оглянулся на звук и — пропустил момент перехода. Когда он снова взглянул на передний экран, то не увидел ничего, кроме размытого пятна ксантинового света.

— Статус? — запросил Январь.

— В желобе, — отозвалась Мэгги.

— Альфвены в норме, — доложил Хоган из машинного отсека.

О’Тул, огражденный от внешнего мира шлемом и единением с кораблем, сообщил:

— Небольшой занос. Справлюсь без труда.

И вот они уже заскользили по Великой магистрали.

Шри Эйнштейн однажды сказал, что ничто во Вселенной не может двигаться быстрее света, но, как и многие боги, он говорил намеками. С одной стороны, ничто из видимого не могло двигаться быстрее света, поскольку такой объект двигался быстрее среды, в которой он был замечен, а как гласит одно древнее поверье: «С глаз долой, из сердца вон».

С другой стороны, если Вселенная состоит только из воспринимаемых элементов, то корабль, идущий на сверхсветовых скоростях, находился уже вне границ Вселенной. Он двигался по белым пятнам карты, на каких люди когда-то писали: «Тут живут драконы».

Поэтому, так же как мир включает в себя элементы и видимые, и незримые, так и Вселенная более многогранна, чем показывают сублюминальные приборы. Но определенные ограничения все же есть. Корабль в сверхсветовых складках не движется быстрее света относительно местного пространства. Движется само пространство. Как-никак пространство не является материальным телом и на него не распространяются ограничения, накладываемые на материю. Даже Шри Эйнштейн не мог велеть Шри Риччи оставаться неподвижным.

По случаю успешного вхождения на Великую магистраль Январь собрал всех на ужин в кают-компании.

— За успешное скольжение! — произнес он тост, подняв бокал «Гладиольского Черного Шафрана», также известного как «Черная Гроза», благодаря максимальному эффекту при минимальных затратах.

— И за к’нец черт’вого ползанья, — добавил следом О’Тул.

Тираси задумчиво крутил ножку своего бокала между большим и указательным пальцами.

— Стоит ли оставлять хренову контрольную палубу без присмотра? — спросил он. Судя по тому, как собравшиеся закатили глаза, Рингбао рассудил, что этот вопрос Тираси поднимает уже далеко не в первый раз. Рингбао стало интересно, говорил ли кто-нибудь из членов команды что-то, чего другие не слышали прежде уже не одну сотню раз.