Так проходит здесь мое время в ежедневных теоретических научных работах и вычислениях (зимою, насколько позволяет короткость зимних дней, так как при керосиновом освещении устают глаза).

А для печатания результатов моих работ когда-нибудь настанет время. Утешаю себя тем, что «мой товар от времени не испортится». Значит, может и подождать своего опубликования, хотя и грустно смотреть на лежащие груды рукописей на шкафу, уже готовых и переписанных на машинке.

Спасибо Вам еще раз за Ваше обстоятельное письмо и предложение содействия. Передайте мой сердечный привет всему Химическому отделению и в частности А.Н. Баху, моему товарищу не только по АН, но и по старой деятельности в Народной Воле. Очень рад, что он поправился.

Вы спрашиваете, не нужно ли мне чего-нибудь по литературе? Я был бы очень рад, если бы возможно было достать и прислать мне наложным платежом какие-нибудь обзоры того, что и какими методами было сделано в последние годы по вопросу о разложении атомов? И не было ли обнаружено их синтеза при могучих давлениях во время современных могучих взрывов?

С самым сердечным приветом!

Николай Морозов

Архив РАН. Ф. 1757. On. 2. Д. 707. Л. 13-15.

«Борок» 19.XII.1946 г.

Дорогой Семен Исаакович!

И тяжело и приятно было мне читать Вашу прекрасную статью о моем незабвенном Николае Александровиче, отдающую дань искреннего восхищения его замечательному уму, высокой душе, знаниям и таланту.

И особенно приятно, что оценка его химических работ дана выдающимся химиком современного Николаю Александровичу, хотя и молодого, поколения, каким являетесь Вы.

Николай Александрович всегда находил, что человек не умирает окончательно до тех пор, пока он продолжает жить в памяти хотя бы одного живого существа.

Все пишущееся об умерших служит к увековечению их в людских умах и сердцах, к продлению памяти о них. Так что примите мою специальную горячую признательность за Вашу статью и за Ваше доброе упоминание обо мне.

Я верю, что редко-прекрасный образ Николая Александровича сохранится еще на долгие человеческие времена и будет вдохновлять грядущие поколения на самоотверженность в науке и в жизни...

Надеюсь, Вы получили рассказ Николая Александровича «По общим законам природы». Не правда ли, как хорошо он написан, с каким тонким юмором!

Николай Александрович обладал большим художественным даром и мог бы с успехом писать повести, романы, пьесы, но он любил только одну науку и считал себя не вправе отрывать от нее даже короткие часы своего времени.

Пожалуйста, приищите таких членов будущей комиссии по разработке научного наследства Николая Александровича, которые смогли бы иметь для этой цели не только желание, но главное — свободное время.

Всего, всего лучшего.

С искренним приветом, сердечно преданная

Кс. Морозова

Архив РАН. Ф. 1757. On. 2. Д. 707. Л. 188.

Книгу известного революционера и ученого Николая Александровича Морозова «Откровение в грозе и буре», в которой он дает свое, реалистическое толкование одной из библейских книг -Апокалипсиса, я прочитал в 1916 г., когда мне было 16 лет, и она произвела на меня огромное впечатление. В то время я увлекался астрономией и мне была понятна астральная символика, обнаруженная Морозовым в этой книге, а научное истолкование ее казалось мне вполне убедительным. Но главное в том, что я уяснил себе тогда одну простую истину: все «священное писание» надо рассматривать не как «божественное откровение», а как литературный памятник древности, в котором отразилось мировоззрение его авторов, философские и религиозные взгляды, общественные отношения и уровень знаний современной им эпохи.

Я был глубоко благодарен Морозову за то, что он возбудил во мне не только интерес к истории религии, но и желание самому принять участие в пропаганде научного атеизма, ставшей в дальнейшем неотъемлемой частью моей партийной и общественной работы. Но когда мне стали известны обстоятельства жизни Николая Александровича и те условия, в каких создавал он свои научные произведения, я проникся еще большим уважением к нему как к человеку, революционеру и ученому.

Необычайная широта кругозора и неустанный творческий труд позволили Морозову, оторванному от мировой науки, внести в нее свой — и немалый! — вклад, обогатить ее рядом открытий, не потерявших своего значения до наших дней. Академик С. И. Вавилов, говорил впоследствии, что «Н. А. Морозов сумел в ряде случаев увидеть то, к чему пришла наука много позднее в результате усилий громадного коллектива ученых». Так, в своих работах о Периодической системе Менделеева, написанных в основном в Шлиссельбурге, он еще до Резерфорда высказал предположение о сложном строении атома и о возможности его разложения.

После того, как в первые годы заточения Морозов был лишен возможности переписки и получения каких-либо книг, тюремное начальство разрешило давать ему Библию и различные богословские сочинения, рассчитывая, очевидно, этим способствовать «спасению души» заключенного. Но Морозов принялся прежде всего за критический разбор библейских легенд и преданий и в результате создал упомянутую выше книгу «Откровение в грозе и буре», ставшую по существу первым антирелигиозным произведением дореволюционной России. Тогда же у него сложился план большого исследования «История человеческой культуры в естественнонаучном освещении», в котором он, по его собственным словам, «старался наметить общими чертами возможность построения на развалинах старой исторической крепости ... новой осмысленной исторической науки на эволюционных началах, в связи с географией, геофизикой, общественной психологией, политической экономией, историей материальной культуры и со всем вообще современным естествознанием». Семь томов были опубликованы уже после Октябрьской революции в 1924—1932 гг. под названием «Христос» (что в переводе с греческого означает «посвященный в тайны наук»).

Понятно, с каким захватывающим интересом прочитал я первые два тома этого произведения Морозова. Для меня они были равносильны встрече со старым другом, и мне захотелось, поделиться с автором своим мнением о его работе, а заодно сказать, какое значение для меня имело в свое время его «Откровение в грозе и буре». Так началась наша переписка с Николаем Александровичем. Узнав от него, что готовится второе издание первого тома «Христа», я написал, что неплохо было бы для удобства читателей дать алфавитный перечень всех по-новому истолкованных и расшифрованных библейских имен и названий. Николай Александрович одобрил мое предложение и поручил мне составить такой перечень, а также алфавитный указатель собственных имен, упоминавшихся в первых двух томах «Христа». Я выполнил эту работу и вскоре получил книгу Морозова с его дарственной надписью. Оба составленные мною указателя были помещены в ней в виде приложений.

Как и следовало ожидать, труды Н. А. Морозова вызвали обширную полемику. Путем оригинальных, остроумных, неожиданных и порой парадоксальных гипотез и догадок он поставил под сомнение многие положения исторической науки, в том числе истории христианства, и пришел к выводу, что реальная история древних царств и народов начинается значительно позже общепринятой хронологии и что многие события, считавшиеся до сих пор достоверными, следует отнести в область мифов и легенд.

Споры вокруг книги Морозова продолжаются и по сей день. Например, в 9-м номере журнала «Химия и жизнь» за 1983 год я прочел статьи В. Рича и доктора физико-математических наук А. Т. Фоменко, в которых говорится, что сомнения в правильности хронологии древнего мира высказывались еще задолго до Морозова и что «великолепная научная интуиция и строгость логических рассуждений» позволили ему привести немало данных в пользу своих гипотез.