— Яша, пора должок возвращат ь, — напомнил один из заимодавцев, тертый фирмач.

11ет проблем! — жизнерадостно отвечал Яков. — Сей­час тут одно дельце прокручу и рассчитаюсь.

— Вы можете крутить свое дельце сколько вам влезет, а мне деньги нужны в срок, - с нажимом в голосе выска­зал свою точку зрения заимодавец. — Не рассчитаетесь до конца недели, проценты пойдут вдвойне. Это на первый случай, дальше вам грозит вторичное обрезание.

— А что это вы со мной гак разговариваете? — вспы­лил Яков. — Я вам не дядя с улицы. Как только будут деньги, сразу отдам. Успокойтесь!

Это не повлияло, и голос заимодавца стал еше жестче:

— У нас такие самолеты не летают. Я сказал и повто­рять не стану. Жду до конца недели.

За этим звонком последовал другой, третий, тон зво­нивших был зловещим, потом последовал обвал звонков, и Яков заметался в поисках выхода и младшего Мастач­ного, который как сквозь землю канул.

Первой встревожилась жена. Муж, вполне еше снос­ный живчик, сник напрочь. Совсем недавно уши ей про­жужжал о несметном богатстве и вдруг стал дико пугаться простого телефонного звонка. Особняк достиг перекры­тия второго этажа, и зашатался не сам особняк, а зашата­лась Яшина жизнь.

— Яша, вы мине чего-то недоговариваете? — реши­лась жена спросить своего мужа, измучившись долгим половым постом. — Почему я такая бедная? Вы обеща­ли мине золотые горы, увозя из нашей родины, а я не могу получить обычного положенного. Почему оно не­устоек нос?

— Циля, родная, у меня сложилось очень трудное по­ложение. Не только оно неустоеио, в этой гадкой стране все неустоено, сама жизнь рушится, до любови ли мне?

Жена включила ночник, чтобы лучше разглядеть мужа.

— Какие неприятные веши вы говорите! Когда это чу­жое так могло изменить вас? Неделю назад вы строили дом, были полны любви к мине, и что я слышу теперь?

— Циля, глупая ты женщина, что ты смыслишь в чужом, если оно повязано с нашим? Рубаль шатается, а у нас не осталось наличности. Лившиц покинул президента, пла­чет и посыпает голову пеплом, а у меня другого заступни­ка пет, все летит в пропасть вместе со мной и Лив^.чЯсм!

— Да пусть оно летит трижды,куда захочет! — вскинулась жена. — Вы куда вступили? Все евреи живут тихо и мирно, посещают синагогу, следуют Талмуду и не лезут в чужие дела! При чем туг рубать, если в Израиле шекль? Вам нашли та­кое теплое место, любой еврей жил бы и радовался, скажите мине сейчас же, куда вы вступили, что вас мучит?

На рубаль ссылаться нечего, пришлось Якову честно выложить основную причину своих расстройств, поведать о крупных долгах, в которые опрометчиво попал.

— Моя милая, я вступил в говно...

Истинная еврейка не боится трудностей, она боится толь­ко неопределенности.

— И вас мучают такие вещи? — сразу успокоилась она. — Каждый гой поц, и вы до сих пор не нашли попа, чтобы не мучиться? На таком хлебном месте? Немедленно най­дите лоха и возьмите с него деньги, — потребована она.

Услышав категоричный приказ, манящая зеленокры- лая птица немедленно убралась из Яшиной головы, ее ме­сто заняла осмысленность. Жена права: зачем отдавать деньги, если можно занять другие и спокойно исчезнуть из опасного места? Пусть тогда летит, куда хочет, птица с оперением из долларов, а он вернется в город Семь Ко­лодцев с нормальными шекелями. Не получилось с мил­лиардом. можно расчленить его на миллионы, их целая тысяча, и один из них он обязан найти!

Вот...

Из всех агнцев на заклание Яков отобрал для начала одного, годного для хорошего кидняка. Атаман Самши- тов! От приятелей он наслышан был, как весело кидали казачков, которые, подобно павлинам и индюкам, ничего дальше носа не видели. При нынешнем президенте им создали казачье управление с генералами и папахами. Опе­реточное. И атаманы радовались. Было у них Всевеликос войско донское и просто Великое, и просто Донское, и главный штаб был, и Всероссийский, и просто шгаб, и просто Всевеликий штаб. Все было - только денег на шта­ны им не давали. А без лампасов нет казака. Когда падеж- да на статус исчезла, обещания президента иссякли, у ата­манов остался один испытанный метод получения средств: «Заграница нам поможет!»

На этой соломинке Яша задумал выплыть. Яков Трис­тенко по российскому паспорту' и Яков Зельцман по изра­ильскому.

Подкараулив атамана Самшитова в кремлевском ко­ридоре, он завлек его в свой кабинет и заговорщически сообщил:

— Есгь очень конфиденциальный к вам разговор. Очень важная особа по имиджу президента берется утвердить ка­зачий статус на веки вечные, с возвратом всех привилегий с дореволюционных времен. Готов помочь.

Какое казачье сердце не дрогнет, когда говорят о преж­ней вольнице? О ком шла речь, Самшитов понял с полу­слова и даже покрутил ус: о его ялде ходили легенды, те­перь легенда становилась былыо.

— Яков Самуилович, люблю, когда просто, — решил Самшитов с казацкой лихостью брать быка за рога. — Го­ворите, что надо и когда указ президента будет на руках?

— Ну, сами понимаете, конфиденциальность прежде всего, — важно растягивал слова Яков, прикидывая, сколь­ко запросить и какой срок он продержится в борьбе с за­имодавцами. Долгов набралось около пятисот тысяч дол­ларов, он решил запросить восемьсот. Ни Боже мой, отдавать долги он не собирался, просто восемьсот лучше, чем пятьсот: условные единицы пусть себе остаются там, откуда появились, а приличная сделка оценивается бор­зыми щенками.

На листочке бумаги он выписал цифру со всеми нули­ками и завершил ее значком доллара.

— Приемлемая сумма, — важно уверил Самшитов. Для него последние годы все цифры начинались с трех нулей за единицей.

— И тотчас указ у вас на руках, неделя на все премуд­рости, — уверил и Яков, сжигая листочек.

Игра нравилась обоим: мысленно Самшитов уже на­бавил цифру до единички с шестью нулями и в конечном итоге не сомневался.

— Уложимся в срок, — дал слово атаман.

Удивительные дела: атаман сидел без зарплаты, а мил­лион в зеленых проблемой не был. Так бродячий фокус­ник в рваных ботинках запросто вынимает из ноздри пач­ку ассигнаций.

Самшитов покидан кабинет Тристенко окрыленным. Не без пользы для себя он порадел для казачества, а казачество за отечество, и Самшитову хотелось прозываться «высоче­ство». И у него была жена, и она радела за мужа своего, Василия Самшитова, иначе как в главных атаманах не виде­ла, и страстно желала видеть себя главной атаманшей, чтобы утереть нос Таньке Ноговициной, которая спала и видела себя из великих во всевеликие атаманши. А Танька — ха- ха! — рожей не вышла!

— Ты. Василий, дело обскажи на малом казачьем кру­ге, про детали не распространяйся, но главного себе тре­буй и чтоб еще две генеральских звезды добавили.

Какие там высокие кабинеты, какие секретные дела, какие там посвященные! Все важные проекты рождаются в постелях! С глупыми бабами рядом. Кто с Фаиной, кто с Наиной — с глупой, но со своей!

Атаманское толковище завершилось положительно. Деньги дать.

Самшитову три звезды дать. Указ на руки получить. Цифру подняли до полутора миллионов ради такого важ­ного дела.

По казацкой связи добрались до Канады, Австралии, Южной Америки, где жили оседло соплеменники, жили с деньгами и мечтали одинаково со всеми о всевеликости. Яков подгонял, намекая на нестабильность, его поедали поедом заимодавцы, и деньги сколотили — как не верить мечте, которая превращалась в явь? и привезли кэшем в Россию.

За сутки до оглушенного Якову срока взбесившимися заимодавцами ему вручит чемоданчик с наличностью. Он. вздохнув с облегчением, наговорил Самшитову массу при­ятных вещей, дат слово вручить указ поутру, за что Самши­тов наговорил Яше взаимно еще больше приятных вещей, пообещал наградить его именной саблей и грамотой о при­надлежности Якова Зельцмана к родовым казакам-дон­цам. Обнялись, расцеловались троекратно и счастливо ра­зошлись каждый к своему убежищу, чтобы пересчитать свою долю. Самшитов прикручивать новые звезды на погоны, а Яша — усы. С их помошыо, а также с помощью израильского паспорта на имя Иешуа Гольдмана он соби­рался покинуть благодарную Россию, и вовремя: уже потя­нулись на родину 1 у си -л и в ш и ц ы, лебеди-шипуны, каждый на свою, у каждого свое родное обетование. И как не поспе­шить: запахло гусиными шкварками. Рубаль рухнул, Лив- шип всплакнул, только проспиртованный петух Борька дер-1 жатся молодцом. Ему было все едино.