Около 1776 г. некие важные в английских колониях персоны совершили открытие, которое, как продемонстрировали последующие двести лет, оказалось весьма полезным. Они обнаружили, что, создав нацию, символ, узаконенное объединение под названием Соединенные Штаты Америки, смогут отобрать земли, доходы и политическую власть у фаворитов Британской империи. При этом они сумеют сдерживать возможные восстания своих противников и добиваться консенсуса общественного мнения, состоящего в поддержке правления новой, привилегированной верхушки.

Если мы посмотрим на Американскую революцию с этой точки зрения, то поймем, что затея была гениальной, и отцы-основатели заслуживают того благоговейного уважения, с которым к ним относились на протяжении столетий. Они создали наиболее эффективную из современных систем контроля над страной и продемонстрировали грядущим поколениям лидеров преимущества симбиоза патернализма и твердой руки.

Начиная с восстания Натаниэла Бэкона в Виргинии, к 1760 г. произошло 18 восстаний, направленных на свержение колониальных правительств. От Южной Каролины до Нью-Йорка прокатилось 6 мятежей чернокожих, а также 40 бунтов, спровоцированных различными причинами.

Как пишет Джек Грин, в то же самое время появились «стабильные, крепкие, эффективные и признанные на местах политические и общественные элиты». К 60-м гг. XVIII в. эти местные элиты увидели возможность направить большую часть бунтарской энергии против Англии и ее официальных представителей на американском континенте. Это было не осознанным заговором, а накоплением тактических реакций.

После 1763 г., когда Великобритания одержала победу над Францией в Семилетней войне (известной в Америке как Война с французами и индейцами) и изгнала ее из Северной Америки, амбициозные колониальные лидеры перестали опасаться французской угрозы. Оставались лишь два соперника – англичане и индейцы. Первые, обхаживая туземцев, запретили белым селиться за Аппалачами (Прокламация 1763 г.). Вероятно, когда удалось бы отделаться от англичан, можно было бы договориться с индейцами. Еще раз стоит отметить, что у колониальной элиты не было специальной, продуманной стратегии, но происходил рост самосознания по мере развертывания событий.

После поражения Франции британское правительство могло сосредоточить внимание на усилении контроля над колониями. Метрополии были нужны доходы, чтобы платить по военным счетам, и, руководствуясь этой целью, она обратила взор на свои заокеанские владения. Кроме того, колониальная торговля становилась все более важной для экономики Великобритании, а также все более выгодной: если в 1700 г. ее объем составлял около 500 тыс. ф. ст., то к 1770 г. эта цифра возросла уже до 2,8 млн. ф. ст.

Итак, американским лидерам английское правление было не очень нужно, но зато англичан интересовали богатства колоний. Необходимые для конфликта составляющие были налицо.

Война принесла славу генералам, смерть рядовым, богатство торговцам и безработицу беднякам. К моменту окончания войны с французами и индейцами в Нью-Йорке проживало 25 тыс. человек (в 1720 г. их было лишь 7 тыс.). Редактор одной из газет писал о растущем «числе попрошаек и бродяг» на улицах города. В письмах читателей газет звучали вопросы о распределении богатства: «Как часто наши улицы были усыпаны тысячами баррелей муки, предназначенной для торговали, в то время как наши ближайшие соседи с трудом добывают достаточно, чтобы утолить голод клецками?»

Исследование списков городских налогоплательщиков, проведенное Г. Нэшем, показало, что в начале 70-х гг. XVIII в. 5 % налогоплательщиков в Бостоне контролировали 49 % городских активов, облагаемых налогом. Богатство все более и более концентрировалось в Филадельфии, а также в Нью-Йорке. Согласно заверенным в суде завещаниям, к 1750 г. самые состоятельные люди к городах оставляли в наследство по 20 тыс. ф. ст. (сегодня это эквивалентно 5 млн. долл.).

В Бостоне низшие классы стали использовать городское собрание, чтобы выразить свое недовольство. Губернатор Массачусетса писал, что на этих собраниях «наиболее убогие жители города… в силу своего постоянного присутствия [на городских собраниях] имели численное превосходство и при голосовании одерживали победу над добропорядочными джентльменами, купцами, солидными коммерсантами и над всеми остальными достойными горожанами».

По всей вероятности, в Бостоне происходило следующее: несколько юристов, редакторов и купцов, принадлежавших к высшим классам, но исключенных из числа приближенных к Англии правящих кругов – такие люди как Джеймс Отис или Сэмюэл Адамс – организовали «Бостонский кокус-клуб» и благодаря своему ораторскому таланту и публикациям «создавали общественное настроение в ремесленной среде, призвали к действиям «толпу» и формировали ее поведение». Вот как Г. Нэш описывает Отиса: он «с большим сочувствием относился к падению благосостояния и возмущению обычных горожан, не только отражая общественное мнение, но и формируя его».

Эти события явились предзнаменованием долгой истории американской политики, выражавшейся в том, что для достижения собственных целей политические деятели из высших классов общества мобилизовали энергию представителей низших слоев. Это не было абсолютным жульничеством; параллельно проходило и подлинное осознание недовольства низов, что помогает понять эффективность такой тактики в течение нескольких столетий. Вот что пишет об этом Г. Нэш: «Джеймс Отис, Сэмюэл Адамс, Ройалл Тайлер, Оксенбридж Тэчер и многие другие бостонцы, связанные с ремесленниками и рабочими через сеть местных таверн, пожарных команд, и сам «кокус-клуб» отстаивали политические взгляды, согласно которым отношение к мнению тружеников было доверительным, и считалось совершенно законным участие ремесленников и даже рабочих в политическом процессе».

Выступление Дж. Отиса в 1762 г. против консервативных правителей колонии Массачусетс, интересы которых представлял Томас Хатчинсон, являлось образцом того типа риторики, которую мог использовать адвокат, чтобы увлечь за собой мастеровых и ремесленников:

Я вынужден зарабатывать себе на жизнь своими собственными руками, в поте лица, как и большинство из вас, должен пускаться во все тяжкие за свой горький кусок хлеба, который я имею под недовольным взглядом тех, у кого нет никакого естественного, или дарованного свыше, права возвышаться надо мною и кто обязан своими знатностью и почестями беднякам…

В те годы казалось, что Бостон переполнен классовой ненавистью. В 1763 г. в бостонской «Газетт» кто-то написал, что «несколько персон, облеченных властью», проталкивают политические проекты, направленные на то, «чтобы держать людей в нищете, дабы они оставались покорными».

Этим накопившимся недовольством, обращенным против богачей, можно объяснить народные волнения в Бостоне после принятия Закона о гербовом сборе 1765 г. По этому акту англичане облагали население колоний налогом, с тем чтобы заплатить за Войну с французами и индейцами, в ходе которой колонисты пострадали во имя расширения Британской империи. В то лето сапожник по имени Эбенизер Макинтош возглавил толпу, которая разрушила дом состоятельного торговца Эндрю Оливера. Спустя две недели толпа набросилась на дом Томаса Хатчинсона, человека, символизировавшего богатую элиту, управлявшую колониями от имени Англии. Эти люди вломились в дом при помощи топоров, выпили все вино в винном погребе и полностью обчистили дом, вынеся из него мебель и другие предметы. В отчете, оправленном в Великобританию должностными лицами Массачусетса, говорилось, что эти действия были лишь одним из шагов в реализации плана, при котором дома пятнадцати состоятельных людей подлежали уничтожению в ходе «разбойной войны, установления всеобщего равенства и стирания различий между богатыми и бедными».

Это был один из тех моментов, в которые гнев, направленный против богачей, простирался несколько далее, чем того хотели бы лидеры вроде Отиса. Нельзя ли сделать так, чтобы классовая ненависть фокусировалась на пробританскую элиту и обходила стороной элиту национальную? В год нападений на бостонские дома в Нью-Йорке кто-то писал в местной «Газетт»: «Не справедливо ли, чтобы 99, а не 999 человек страдали от сумасбродства и знатности одного, особенно учитывая тот факт, что нередко богатства достигают за счет обнищания своих соседей?» Лидеры революции должны были бы заботиться о том, чтобы удерживать подобные настроения в нужных им границах.