— Мужчины, минуточку внимания, — вмешалась в разговор хозяйка. — Кажется, это вас заинтересует.

Она тактично покинула их сразу и показалась теперь из другой комнаты, предлагая послушать новое сообщение:

«Как нам стало известно из компетентных источников, неизвестный позвонил из России в Израиль, судя по всему, по первому попавшемуся телефонному номеру и предупредил о ядерных ракетах на борту «Аделаиды». Поднятый по боевой тревоге отряд морского спецназа вооруженных сил Израиля осуществил скрытный захват судна. Пуск ракет с установок, помещенных в двух контейнерах, произошел в момент высадки спецназа.

Как выяснилось, под видом сопровождающих террористы попали на «Аделаиду» еще в Петрограде. Старший помощник капитана Всеволод Судских, сын известного генерала, первым обнаружил несоответствие документов и груза, о чем доложил капитану. После этого террористы выказали свои истинные намерения. Часть экипажа под руководством старпома оказала сопротивление. Старший помощник был брошен в карцер, весь экипаж загнан в трюм. Примечательно, что капитан сопротивления не оказывал и выразил согласие управлять судном дальше. Сейчас нам известно, что штатный капитан был списан с судна за час до его отхода в рейс. При захвате «Аделаиды» спецназом никто из экипажа не пострадал, но капитан судна был убит одним из террористов, которые отстреливались до конца. При опознании трупов установлено: двое террористов принадлежат к реакционной партии «Братья мусульмане».

Израиль выразил ноту протеста России, хотя в этой истории еще много невыясненных вопросов. С комментариями и разъяснениями по делу о захвате российского контейнеровоза «Аделаида» в нашей программе — Виктор Вилорович Воливач», — завершил сообщение диктор, и на экране возник покровитель Судских.

Пока он отмежевывался от обвинений, приводя массу контрдоводов, Судских мало вслушивался в слова, стараясь получше разглядеть черты лица.

Воливач держался уверенно, обида на незаслуженные обвинения сквозила в его речи. Россия, мол, сама пережила недавно дьявольское нашествие и теперь желает жить в мире с другими странами. Приписывать ей террористическую деятельность нелепо и форменная провокация, очередной виток холодной войны в тот период, когда Россия сама несет помощь Европе. Ведется следствие, преступники и пособники будут найдены и понесут заслуженную кару.

«В заключение от имени всех россиян, от имени тех, кто пережил ужасы Чернобыля, хочу выразить глубокое соболезнование пострадавшим от варварской бомбардировки».

— Ты понял! — воскликнул Судских. — Он уже знает, что удар не состоялся! — Он вскочил, обдумывая еще что-то. — Вспомни Олег, он сказал: «Россия сама недавно пережила нашествие дьявола».

— Что-то вроде, — согласился Луцевич.

— Не вроде. Фраза далеко не для красного словца. Он имел в виду нечто, имеющее место. Воливач, по моим убеждениям, — опять во главе какого-то заговора с далеко идущими последствиями.

Он машинально перевел глаза на хозяйку, так и стоящую в дверях. Она зарделась, вспыхнула стеклами очков, будто застигнутая на месте преступления. Судских смутился еще больше: отвык, расслабился, выбалтывает серьезные вещи при посторонних. А проговорился он крупно… Опять его несет куда-то течение, помимо разума. И ведь не во власти он обстоятельств, вольный человек.

«Я просто не осознаю пока реальности! Все еще во власти химерических сновидений! И начинаю творить глупости. Я передоверился Луцевичу?»

— Игорь Петрович, — донеслось до него мягко и настойчиво. Говорил Луцевич.

— Да? — очнулся Судских.

— Прежде всего давай разложим фишки по кучкам. Здесь мы в абсолютной безопасности. — Он сделал поклон в сторону хозяйки, и она опять зарделась. — Это мой товарищ со студенческих лет. Что она знает, в ней умерло сразу. Дальше: события последних часов мы предотвратили, и лучше это никто не смог бы сделать. Пусть израильский спецназ приписывает себе новую победу. И террористы, возможно, хотели нанести удар по другой цели, по Иерусалиму, например, — в спешке плохо сконтачило. Далее: причастность Воливача к истории с «Аделаидой» очевидна, а перехват он никак не мог предположить. Отсюда следует, что твой товарищ правильно составил диспозицию и в самом начале предложил тебе тайм-аут, чтобы вскрылись чужие карты.

— Мужчины, я вас покину, — вмешалась хозяйка. — Это не для моих ушей. Я ухожу к маме.

Луцевич привстал, попытался протестовать, но она остановила его одной фразой:

— Луцевич, не крути сразу эротическое кино и документальный фильм.

Откуда-то из банки с мукой она достала литровую бутылку «Метаксы», выставила на кухонный стол и направилась к дверям. Они проводили ее с благодарностями за уход и терпение. Едва щелкнул дверной замок, Луцевич продолжил прерванный разговор, явно с воспитательным подтекстом:

— В прежние времена у вас с Воливачом были дружеские отношения?

— Вполне. — Судских решил полностью довериться Луцевичу. Он обязан ему жизнью: есть другой критерий доверия? — Однако я не все принимал на веру. Воливач — вещь в себе. Его планов никто не знал. Он всегда вел сложные игры и всегда выходил сухим из воды. При царях и диктаторах. Он сам по себе.

— Если не секрет, ваше ведомство занималось масонами в России? — неожиданно спросил Луцевич. Вопрос, словно чья-то физиономия из-под одеяла, застал Судских врасплох.

— Нет.

— Почему?

— Других дел хватало.

— И ни разу не сталкивались? — пытал Луцевич.

— Как-то не получалось. А вообще-то… — припомнил Судских, — в девяносто восьмом сталкивались. Вышли на организацию со всей атрибутикой масонов. Дальше ею занимался второй отдел Воливача. До того ли было… Хватало явных вредителей без масонов.

— А разговоров с Воливачом никогда не возникало на эту тему?

«Чего он меня допрашивает?» — ело внутреннее раздражение, но Судских будто следовал за поводырем, минуя крапиву.

— Было два раза, — кивнул он уверенно. — Воливач как-то поведал мне, что христианство как таковое отслужило свою службу, а масонство как раз трактует свободу в выборе веры.

— И навязывает свою, — дополнил Луцевич.

— А второй раз, — пропустил мимо ушей Судских, — не помню, по какому поводу, он обронил: «Знатный из меня вышел бы мастер ложи». Я не придал этому значения.

— И зря.

— Подчиненные не задают вопросов, нарушающих субординацию.

— Не обижайся, Игорь. Могу сделать вывод, что Воливач представляет масонскую организацию, и в довольно крупном ранге.

— Никогда, — отрицательно покачал головой Судских. — Олег, в Европе заклинились на масонах, в России человек такого ранга не станет размениваться на княжество, если у него царство в руках. Выбрось из головы. Гуртовой — поверю. Воливач — нет.

— А Гречаный?

— Тем более. Казаки на нюх распознают нечисть. Если подноготной человека не знают, никогда не бывать ему атаманом. А он не опереточный, а настоящий. — К Судских возвращалась способность взвешивать слова и поступки. Луцевич развивал прежнюю тему:

— Обрати внимание, Игорь, события, приведшие к власти коммуняк, развивались не исподволь. Развал экономики, невыплата зарплат, коррупция, безвольный президент-марионетка — все это вылилось в бунт и возврат прежней власти. События смоделировались из-за кулис. Но победа американской партии оказалась пирровой. Кто же мог дирижировать хаосом прилюдно? Общество возмущалось засильем евреев, а танец «Семь сорок» не кончался. Такое под силу только крепкой, финансово устойчивой организации, с мощным лоббированием из-за рубежа. Какой?

— Допустим, масонской.

— Только ей.

— Тогда зачем Воливачу идти на столь гнусную провокацию?

— Ну прежде всего подобным методом лучше всего спровоцировать громадный скандал, восстановить против русских весь мир. Никогда и никому не нравилось, чтобы Россия встала с колен. Либо пусть молится, либо кланяется, вымаливая подаяние. Масоны вначале старались пробудить гражданское самосознание русских, а дальше бунт становился неуправляемым и вел к диктатуре. Так появился дедушка Ленин, так пришел дядька Борька, а там очередь господина Воливача. Возможно, Воливач не состоит в масонской организации, могу согласиться, но во все коммунистические времена за спинами лидеров оказывались их жены. Вели своих послушных телков из райкомов в обкомы, из цека в чека, и во все времена жены цезарей были вне подозрения. И зря.