Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Еще, правда, с протодиаконом Алексием пробавлялись ликером, было… Потом кто-то из братии портвишком пособил…

«А в шестом часу, — припоминал Ануфрий, — мензульку спиритуса заглотнул под огурчик… Заутреню творил сам, не упомнить как, из последних возможностей, а обедню просил веет и протоиерея Никодима… В трапезную не ходил, а в келье пил бездыханно».

— Ох, тяжко мне, тяжко! — прорезался голос у архимандрита Ануфрия. Мутилось перед глазами, мутило внутри.

«Келарь, пес смердящий, знает, каково мне, а укрылся неведомо, никогда не поспособствует!»

Надежда хоть как-то похмелиться растворилась последним лучиком надежды. Ануфрий страдал в одиночку, прибывая заунывно:

— Господи, пособи, яви чудо!

— Отче Ануфрий! — заглянуло чудо в келью архимандрита головой послушника. — Видеть вас желают у врат монастыря.

— А кто? — унял боли и насторожился Ануфрий: неужто владыке уже снаушничали о его непотребстве в святую ночь?

— Важный кто-то, сказывает, генерал, — вытянул вверх указующий перст монах.

— Час от часу не легче! — добрался до жесткого полукреслица Ануфрий, кое-как разместил там телеса. — Веди сюда! Сил нет…

Пока он размышлял круто о неведомом генерале, боли, словно родичи его кровные, подобрались внутри и замерли.

— С Рождеством Христовым, отец Ануфрий! — приветствовал настоятеля высокий мужчина в штатном добротном пальто. Шарф из ангоры струился поверх ворота, ботинки чищены и кожей справны, и ликом вошедший был приятен. Ануфрий нашел силы улыбнуться:

— Воистину, сын мой! Да прибудет и с тобой Иисус наш сладчайший, принявший за нас муки адовы. — Он щедро осыпал крестами пришедшего, а глаза Ануфрия угадывали, какое же чудо явилось с этим незнакомцем. — С тем и жи-вем-можем…

Гость принялся снимать пальто, оглядываясь. Ануфрий звякнул в колоколец. Тотчас появился прежний монашек.

— Прими одежи, — распорядился Ануфрий. Дождался, пока монашек развесил одежду гостя на крюках в стенной нише, поклонился и следом исчез. — Присаживайтесь сюда… У нас удобства малые… Какие труды привели высокого гостя в скромную обитель и… кто будем? — спрашивал он с придыханием.

— Генерал Судских из органов, — представился гость, и архимандрит надолго закашлялся до свекольного цвета, до синевы так, что гостю пришлось зело хлопать его по спине.

— Отец Ануфрий! — взывал он, охаживая настоятеля вдоль желейно загустевшего позвоночника. — Не велика печаль, я душу вам облегчить приехал!

— Чем? — не очень уразумел Ануфрий.

— Вот! — воскликнул гость.

Архимандрит глянул сквозь пелену на глазах, и — пресвятая Богородица! — в генеральской длани девственно сияла ангельским тихим светом полулитровая бутылочка «Кристалла» московского розлива.

— Божья благодать, излейся! — завопил Ануфрий, позабыв о причинах своих болезней, о братьях за дверями: да гори оно все ярким спиртовым пламенем, дальше другого монастыря не сошлют! — Давай, брат мой подневольный, аки я, возлечимся быстро! Сей же час велю закусочки сгоношить… Спрячь на мгновение чудо сие. Брат Сильвестр! Брат Сильвестр! — заорал он, замолотил в колоколец, однако с появлением послушника возобладал собой и елейно испросил: — А принеси-ка нам, брат Сильвестр, какой-никакой пищи. Редечки тертой, может, косточкой разживешься, видишь, гость высокий у меня и с дороги, притомился, но особливо огурчиков и капустки квашенной с клюковкой, что у келаря в синей кадушке, да яблочков моченых присовокупь, а еще, еще… —  распалялся, предвкушая малый праздник Ануфрии, — арбузиков бы солененьких! Поспешай с Богом, брат Сильвестр, не мори голодом гостя нашего, а келарю вели не кочевряжиться, бо гость наш не случаен, — и перекрестил спину уходящего монаха.

— А не совращу ли я вас, отец Ануфрий? — вопросил гость с мягкой, без ехидства улыбкой.

— Отмолю! Отмолю! — заверил решительно Ануфрий. — Святой праздник, сын мой, что же гневить мне Господа, травя душу твою постной беседой?

— Так и быть по сему, — успокоился гость.

— Аминь, — щедро набросал себе на живот крестиков Ануфрий.

Он передохнул от долгой тирады, подрасползся в жестком полукреслице, вроде бы и задремал, но исподволь тщательно обследовал лицо гостя.

Настоятель был неплохим физиономистом. Зерна его увещеваний падали всегда в благодатную, им подготовленную почву и давали хорошие всходы как раз из-за умения распознавать нутро человека, уловить его слабости.

«А генералишко-то с двойным дном, — определил он изначально в своих изысканиях. — На то и в органах. И бутылочку припас неспроста… Ох, неспроста! Ту г дальний посыл. Ох, Ануфрий, не сболтни чего!

А чего? — бежала мысль дальше. — Какие тайны мне ведомы, чтобы в празднества генералу бог знает куда ехать? Может, патриарха сместить есть пожелание? Так куда тебе, Ануфрий, на тиары замахиваться? Свои не позволят: монашков малых портил, монашек юных, стращая, искушал… За мной грехов до самого Сиона. А может, может, на владыку чего собирают? Так в конторе их бесовской больше самого владыки знают. Нет, наверняка причина!» — оставил попытки Ануфрий, почувствовав ломоту в затылке.

В молчаливом перегляде дождались они брата Сильвестра со служками, с подносами и судками, а в конце всей вереницы стоял келарь, держа в обеих руках ендову с черпаком, наполненную до краев домашним пивом, кое варить был великий мастак.

«Ни капли не расплескал, пес шелудивый. Осознает момент истины, аспид ползучий! Да пребудет с нами Ченстоховская матерь Божья, погребов винных ключница!» — ласково про себя срамил келаря архимандрит в предвкушении даров обильных.

Когда служки расставили на столешнице припасы и вышли, гость подсел напротив Ануфрия и с треском свинтил пробку «Кристалла». Чинно, до краев налил в темные глиняные стаканы, дождался архимандрита и только потом поднял свой стакан.

«Обходительный», — отметил архимандрит последнее, быстро уходя от мирских забот в мир блаженного возлияния.

— Господи Иисусе, благослови!

Воистину, боженька прошелся босыми пятками по пищеводу архимандрита и растворился там в неизъяснимой благодати, подвигнув Ануфрия на сладчайший выдох.

— Ох, матерь Божья, владычица! Свет в очах твоих неистребим! И в моих появился, — кратко закончил Ануфрий, забросив капустки в отверзлый рот, прожевал, а очи уже вбирали в себя красоту монашеского стола, зело пышную по причине Рождества Христова, а то и гостя, неведомо посланного провидением.

Не пал в грязь лицом келарь, расстарался! Забыл ведь архимандрит о груздях сухосоленых, о рыжиках и маслятах маринованных! А пикулечки тверские? А помидорчики пряного посола? А чесночок обжимной с перчиками обливными?

— Ой, сын мой, давай-ка снова по единой, пока Господь велел причаститься, — не вынес плотских томлений Ануфрий.

Разлили по темным стаканам, чокнулись без славословия, выпили разом и разом дух отвели.

— Откушайте, не обижайте, — просил Ануфрий, заметив, что гость аккуратствует в еде. — Скромны дары природные в нашем монастыре, так чем богаты, а там и поведайте, НТО привело вас в тихую обитель нашу, — ловко перевел разговор Ануфрий.

— Я восхищен одним видом всего! — не слукавил гость. — Где как не у братьев-монахов осталось подобное умение хлебосольства?

— Вестимо речется, — поддержал Ануфрий. — Многие секреты только у братьев и сохранились. Вот, скажем, арбу-зик этот, — припал Ануфрий к упругому сочному ломтю, вкушая его со свистом, Вкусив, передохнул. — Знаю, чего келарь добавляет в тузлук, знаю, как засол выдерживает, а вот пропорции один он блюдет. И под страхом смерти не выдаст.

— А кто ж унаследует?

— О, опарафинился келарь, — вздохнул Ануфрий. — Подыскал преемника, а тот не того замеса оказался. — И снова вздохнул.

— Жалко, — с сожалением ответил гость, а в руке его, словно по волшебству, возникла другая бутылочка «Кристалла».

— Откуда? — изумился архимандрит.

— Господь послал, — вежливо улыбнулся гость, откупоривая бутылку. — Поделитесь секретом засола, святой отец, знаете ведь.

11
{"b":"228827","o":1}