На нашем пятачке все оставалось по-прежнему. Только в отличие от молчаливой бледнолицей толпы ваучеристы покрылись папуасским загаром и стали более развязными. Что ни говори, бабки, к презрительному отношению к которым нас приучали всю сознательную жизнь, давали возможность насладиться мимолетным бытием на грешной Земле основательнее, заставляли увереннее смотреть в будущее. И мы, стихийно возникшая прослойка между элитой — крутыми банкирами, фирмачами, директорами компаний — и беспородным остальным людом почувствовали это на себе в полную меру. О, какое это счастье — не зависеть ни от кого. Можно встать, когда хочешь, купить, что в данный момент желает твоя плоть и вообще, вести себя более раскованно. Такое состояние ощущалось только первое время. Затем деньги начали дисциплинировать. Во всю силу заработала, кажется, французская поговорка: «Я не настолько богат, чтобы покупать дешевые вещи». Именно она приносила весомый доход. Добротные туфли носились не один год, не выходя из моды. Хорошая одежда требовала к себе соответствующего внимания. Ее можно было без проблем сдать в комиссионный, потеряв всего лишь копейки. И натуральные, с базара, буженина, окорок оказались слаще дешевой магазинной колбасы, к тому же намного экономичнее. Съел небольшой кусочек и сыт по горло. Не то, что полкило водянистой любительской или станичной. Но всеми этими благами можно осыпать себя с ног до головы при одном условии — не пить. А большинство ваучеристов еще и не курило.
Сентябрь уже давал о себе знать редкими порывами прохладного ветра, срывающего с деревьев жалкую листву. В воздухе пахло яблоками, виноградом, почему-то переспелыми абрикосами, хотя сезон их закончился еще в середине августа, алычей и грушами. Я надел туфли на высокой каучуковой подошве. Прошла неделя, как мы с Арутюном вернулись с моря. Армянин настойчиво вживался в наше законное пространство на правах моего лучшего друга. Его тетка оказалась скромнее, она продолжала ютиться в сторонке, за палатками. Время подходило к обеду. Я успел взять несколько полтинников двадцать четвертого года, николаевский рубль и большой пятимарочник времен Первой мировой войны с длинношеей головой австро-венгерского императора Франца Иосифа и двуглавым орлом на обратной стороне. Один знакомый старик подносил еще несколько царских золотых десяток и пятерок. Кажется, он нашел клад или это богатство было его наследством, потому что и много позже он приходил с точно таким же набором, обеспечивая себе безбедную старость. Но в цене мы не сошлись. Червонцы и пятерки оказались рядовыми, то есть 1899 года, а просил он за них как за более редкие — с 1903 по 1915 годы. Конечно, старик продал их другим ваучеристам на главном входе в базар, но я оказался стесненным в финансах. Около часу дня Длинный, Серж и вся их компания неожиданно снялись и отбыли в неизвестном направлении. Зная широкие связи Длинного с ментами, мы заволновались. Так резко он оставлял свой доходный пост только за час до очередной облавы. Перед этим прошел слух, что он занял своему корешу четыре тысячи баксов, но тот, кажется, кинул его. Длинный готовил расправу. Но это были его проблемы. В незнакомые дела за пределами рынка мы вмешивались редко, тем более, хамоватого Длинного мало кто уважал.
— Да нет, надыбали, наверное, добрый слив на ваучеры, вот и погнали, — попытался объяснить их исчезновение Скрипка. — Первый раз что ли, они пашут только на себя.
— Ты не собираешься домой? — подходя ко мне, спросил Аркаша.
— Нет, а что?
— Что-то мне не нравится вся эта возня. Как бы не пришлось накидывать на шею очередной хомут.
— Какой хомут? Не пойму, о чем ты говоришь, — воззрился я на него.
— Кто его знает, — неопределенно хмыкнул Аркаша. — В прошлый раз, когда ты бухал в отпуске, приходили одни. Накачанные, с повадками крутых.
— Да брось ты, кому мы нужны — нищета. У крутых полно работы с «товариществами с ограниченной ответственностью», с казино, фирмами и прочими доходными местами.
— Так ты не поедешь?
— Нет, я еще ничего не заработал.
— Я тоже. Постоять, что ли, — Аркаша рассеянно пнул носком ботинка пустую пачку из-под сигарет. — Ладно, поработаю. Тогда тоже все обошлось. Постояли, посмотрели и свалили.
— Вот именно, — хмыкнул я. — Что с нас брать, копейки?
Но я зря не придал значения Аркашиному предчувствию. Буквально через полчаса подкатили две сверкающие иномарки. Выпустив из открытых дверей нескольких накачанных парней с короткой стрижкой ежиком и бычьими шеями, лайбы бесшумно растворились за поворотом трамвайных путей. От группы отделился коренастый крепыш в великолепном спортивном костюме, знаком приказал ваучеристам оставаться на местах. Я видел, как Вадик судорожно пытался спрятать сорванную с груди табличку, как Данко обеспокоенно завертел головой в поисках своих соплеменников.
— Добрый день, ребятки, — ровным голосом поздоровался крепыш. — Кто у вас здесь старший?
— Старших нет, — после недолгого замешательства ответил Арутюн. — Каждый сам за себя.
— Вот как! Отлично, — улыбнулся крепыш. — Тогда я назначаю тебя старшим. Иди сюда.
Оба отошли в сторонку. Мы как по команде сняли таблички и сгруппировались. Нас оказалось человек восемь. Как ни странно, семейный подряд тоже бесследно исчез. Скорее всего, своих предупредила Лана. Но кто осведомил цыганей, было непонятно, потому что Данко оказался с нами. В этот момент с центра базара примчался взволнованный Виталик. Растерянно оглядываясь вокруг, он протиснулся в середину нашей группы:
— Братва, кажется, рэкет. Нас обложили со всех сторон, — сходу зачастил он. — Подходят амбалы и предупреждают, что если не будем платить, то работать нам не дадут. Если кто замялся, срывают таблички и гонят вон. Беню избили, свалили на землю и ногами. Прямо на месте. Никто не заступился. Даже менты куда-то угнали. К вам не подходили?
— Пришли, — угрюмо откликнулся Аркаша, недобро покосившись на меня. — Уже идет разборка.
— Так слиняйте пока не поздно. Добром это не кончится.
— Куда? — подал голос Хохол. — Завтра — послезавтра все равно придешь сюда. Если прицепились, житья не дадут.
— А по сколько платить? — осторожно спросил Данко у Виталика.
— Я так и не понял. Кажется, пятерку в день с носа, или тридцать тонн в месяц. Но надо еще уточнить, потому что я сдернул сразу после начала базара — вокзала.
— Я слышал, что менты за нашу защиту предлагали дешевле, — судорожно сглотнул слюну один из перетрусивших братьев — студентов.
— За защиту от них самих? — подковырнул Хохол.
— От рэкета. И от кидал.
— От кидал никакой мент не защитит. Они сделали свое дело и растворились, — оборвал пацана Данко. — Сам ушами не хлопай. А с рэкетом разве что договорятся. Кстати, я этих ребят не припомню.
Мы дружно посмотрели на цыгана. Каждый из нас помнил, что Данко знает в Ростове всех, начиная от простого мошенника и кончая ворами в законе. Значит, его сомнения имели под собой почву. Но выводы утешения не принесли. В это время Арутюн отошел от крепыша, направился к нам. Длинное его лицо приняло деловое выражение:
— Так, ребята, надо собрать сто штук. На первый случай.
— С кого собирать? — пожал плечами Аркаша. — Нас восемь человек. А с остальных что, не надо?
— С остальными потом разберутся, — пообещал Арутюн. — А с нас, ну… по пятнадцать штук.
— Я платить не буду, — жестко сказал Данко. — Во-первых, я не знаю, от кого эти парни. Если от Бацая, который держит весь город, то он и не думал шерстить рынок. Во всяком случае, наш угол, потому что мы работаем за пределами базара. А если от другого человека, контролирующего главный вокзал, то пусть едут туда и собирают дань с ваучеристов, которые промышляют там.
— Тогда иди и сам разбирайся с ними, — поджал губы Арутюн. — Мне он ничего не сказал, кто они и откуда. Сказал, чтобы я собрал бабки. Что мне, больше всех надо!
— Никуда я не пойду, и платить не буду, — уперся цыган. — Я этих парней первый раз вижу.
