— Слушаюсь! — покорно ответил человек.

Обойдя дом, выдавил стекло в подъезде. Хвала хрущевкам с низкими потолками. Пахло мочой, кошками и столетним подвалом. Обрывая мертвую паутину, лез, как домовой, на пиршество. Если бы не доморощенный профессионализм полиции. Старался не думать о том, что и у сыщика тоже могут быть уши.

Дверь с вырванным замком. Провода — отсутствующий звонок. Следы пребывания блюстителей порядка. Не постучав, вошел и услышал с кухни:

— Знать ничего не желаю!

— Детка, нам так не договориться. — Знакомый голос увещевал с профессиональным терпением.

По отеческим ноткам узнал господина полицмейстера.

— Что за шум? — произнес он и вошел.

За столом сидел господин Дурново и пил водку, которую они с Изюминкой дней десять назад, не допив, поставили в холодильник. Аппетитно закусывал половинкой луковицы. Изюминка-Ю стояла, прижавшись к стене.

— А вот и наш герой, — произнес господин Дурново обрадованно и с долей иронии.

— Кто убил Губаря? — спросил Иванов.

— Тот, с кем вы тянете резину, — не моргнув глазом, ответил господин полицмейстер.

Изюминка-Ю со странным выражением на лице подошла к Иванову:

— Я должна тебя предупредить...

— Погоди, — сказал он и вопросительно посмотрел на господина Дурново.

Он всегда прибывал на службу (даже в двенадцатом часу ночи) одетый в безукоризненно аккуратную форму и скрипя новенькой портупеей. Наверное, он любил эту форму. Любил запах скипидара, когда чистил пуговицы или когда их чистил его сын. Наверное, в молодости это привносило в его дом какой-то смысл, но теперь этого смысла не было, он просто жил и выполнял свой долг, как старый флюгер, — поворачиваясь по ветру. Когда-то его можно было разбудить только фразой: "Тревога!", зато теперь он сам пробуждался от звонка будильника, но это было неважно, важным было то, что он кому-то был нужен. Он просто делал свое дело, как и большинство людей, — по инерции.

— Разве я вас когда-нибудь обманывал? — спросил он, глядя на него выцветшими глазами. Когда-то они были серыми, но потом, как и их хозяин, потеряли определенность.

— Догадываюсь, — сказал Иванов, пытаясь придать голосу сарказм.

Господин полицмейстер засмеялся. Засмеялся с явным облегчением:

— Вечно вы со своими интеллигентскими сомнениями...

Луковица в его руке была сочной, как яблоко, он со вкусом хрустел ею.

— Они меня заставили... — сказала она, доверчиво, как и тогда в доме, глядя снизу вверх ему в глаза, и он подумал, что хорошо, если и через двадцать лет она так же будет глядеть на него.

Он взял ее за руку. Господин Дурново скромно отвел глаза и потянулся за рюмкой. Она пожаловалась:

— Они сказали, что Дима имеет контакты с какими-то сектами и готовится поджечь город с четырех сторон.

— Сейчас это неважно, — сказал он. — Важно, кто убил Губаря.

— Они сказали...

— Господин Ли Цой? — спросил он.

— Холодно, — ответил господин полицмейстер, — хотя и не очень.

— Ваш заместитель?

Господин полицмейстер глядел на него с укором.

— Он не так умен. Семья...

— Какая семья? — тупо спросил Иванов.

— Такая... — ответил господин Дурново и многозначительно посмотрел на него.

— Не может быть, — сказал он, — я не верю...

Господин Дурново криво усмехнулся:

— Вы наивны, как все писатели. У вас слишком богатое воображение, но вы витаете в облаках. А водка хороша-а-а...

— Я ведь могу и сам все узнать, — сказал Иванов.

— Так узнайте, черт возьми, сделайте что-нибудь, а не бегайте! — Он с любопытством перевел взгляд на Изюминку-Ю.

Изюминка-Ю вздохнула на плече.

— Я его не приглашала...

— Мне все равно, — ответил он ей.

Он не надеялся на благополучный исход дела — даже с ней, от которой теперь не мог отказаться.

Господин Дурново поерзал на стуле.

— Но-но, не сговаривайтесь, у нас не следствие. — Он покосился на бутылку и потянулся к ней. Возможно, он почувствовал себя неуютно, но не хотел показывать этого. Впрочем, на его лице была написана скука, все было привычно: водка, разговоры и даже сочная крымская луковица, которая ему так нравилась.

— Я знаю, — сказал Иванов. — Итак, господин Дурново, похоже, я снова к вашим услугам.

— Похоже, — обрадовался он, поднося рюмку ко рту. Выпил, не поморщившись. — Только не надо, детки, делать из меня злодея. — Доел луковицу и рассмеялся. — Во дворе не мои люди. И вообще, я здесь без спросу.

— Да уж вижу... — заметил Иванов, кивая на стол.

— А где я еще мог вас поймать? — удивился господин Дурново.

— Ладно, — сказал Иванов. — Ваша взяла.

— А если взяла, — заключил господин Дурново, — то у нас договор, который вы не выполняете.

— Не выполняю, — согласился Иванов.

Ему не хотелось посвящать Изюминку-Ю в эту историю.

— Меня интересует, что делает здесь эта женщина? Она же уехала.

— Ты уехала? — спросил он ее.

"Господи, какое у нее лицо, — подумал он, — ждущее и совсем нетребовательное, и как мне хорошо с ней".

— Да, — ответила она.

Она боялась, что он в чем-то ее заподозрит.

— Это моя вина, — сознался Иванов.

— Здорово у вас получается, — весело удивился господин Дурново.

— Я решила остаться, — сказала Изюминка-Ю.

— Я не вас спрашиваю, — заметил господин Дурново.

— Мы воспользовались своим правом, — ответил за нее Иванов.

— Это ваше личное дело, — почти удовлетворенно заметил господин Дурново, — но мне важен результат. Если она помешает, то снова попадет в неприятную историю. Неделю вы сидели на даче, ночь провели в баре. Думаете, мы не знаем?

— Представляю... — заметил Иванов и подумал о женщине с бесформенными коленями.

— В данном случае вы столкнулись с системой — это к нашему давнишнему разговору. Даю вам три дня. — Господин Дурново поднялся. — Три дня! — И прошествовал к двери без замка. — Не надо от меня бегать. Как вы вошли?

Фраза была явно доверительная и понравилась Иванову. Понравилась настолько, что он почему-то вспомнил отца, словно между господином полицмейстером и отцом было что-то общее, но, что именно, он не мог понять.

— Через окно в коридоре... — ответил он почти весело и с облегчением, с тем облегчением, которое дается после трудного решения.

— А я лез через чердак, — посетовал господин полицмейстер. — Воспользуюсь вашим путем.

Иванов вышел следом:

— Я попрошу об одном...

— Я вами недоволен, — наставил палец господин Дурново. — Повторяю: не водите меня за нос.

— Отошлите ее к сыну, если что со мной... — сказал Иванов, пропуская мимо ушей его угрозы.

— Ладно. — Господин Дурново почесал затылок. — Как только вы сделаете свое дело. Слово генерала. Так как вы здесь лезли?

Для своего возраста он оказался достаточно гибок.

Они молча и тихо, словно делали это каждый вечер в этом странном городе, прошли через квартала Житомирской, миновали Десятинную и остановились. Дом возвышался перед ними, как призрак. Мостовая маслено блестела в свете луны, и окна были безмолвны и темны. Здесь, за деревьями, стояла старая водокачка, от которой остался полуразрушенный остов, где они с Губарем прятались когда-то в детстве. Чтобы влезть, надо было протиснуться в узкое средневековое окно и сидеть, поджав ноги, и никто за зеленью тополя не заметит тебя.

— Подождешь меня здесь? — спросил он, подсадив ее. — Кто бы ни явился, не шевелись.

Он перешел улицу и сразу, не примериваясь и не раздумывая, подпрыгнул, зацепился пальцами за нижнюю перекладину пожарной лестницы и полез наверх. Когда-то первым этот путь освоил Сашка — из-за своего роста и нахальства. "Врет она, — зло подумал он о Королеве, — не мог он остаться бесталанным, просто не мог". Он был еще достаточно легок, чтобы лестница под ним не развалилась. Как и много лет назад, стекла в чердачных окнах оказались выбитыми. Волны зноя наплывали в лицо вперемешку с легким сквозняком вздохов реки. Пахло голубями и нагретым пыльным железом. Он осторожно прошел по балкам, перелезая через поперечины, и оказался над квартирой Королевы. Здесь он вылез на крышу и прислушался. Было тихо, только на реке пыхтел полночный буксир. Когда-то они этим занимались — на спор лазили к подружкам на балконы. Крыша предательски вздохнула под ногами.