"Черт с ней, с этой посудиной, остался бы мальчишка цел. Что с ним?"

— Эй! — кричали рыбаки с берега маленькой фигурке, копошившейся у паруса. — Прыгай, прыгай, тебе говорят! Немедля прыгай!

— Куда прыгагь-то? — хмурились другие. — Волны — что лед.

— Все одно о камни побьет, какой пловец ни будь…

— Эх, если бы мотор был! — вздохнул кто-то. Мадис и Ярве, столкнув лодку в воду, пытались отплыть от берега.

— Куда они? Все равно не успеют.

— Смотрите, смотрите, мальчишка что делает! Вот шельма!

Ильмар с неимоверными усилиями поставил тяжелый парус. Парус сразу набрал ветра. Судно вздрогнуло, выпрямилось и стало нехотя уходить вдоль берега все дальше и дальше, к Белым скалам.

Вспыхнувшая на берегу радость была недолгой. Рыбаки снова заволновались. Новая опасность угрожала Ильмару.

— Не справится парень. Левым галсом идет, прямо на скалы гонит.

Ильмар крепко сжимал окоченевшими руками конец шкота. Огромное полотнище швыряло его из стороны в сторону, грозя выкинуть за борт. Снасть до крови резала руки. Напрягая все усилия, мальчик боролся с ветром. Он пытался вывести парусник в открытое море. Только бы не наскочить на рифы — тогда конец!

Все чаще в провалах волн мелькали их черные клыки. Гонимые с моря большие, наполовину затонувшие льдины с грохотом разбивались о скалы, заглушая шум прибоя.

Далеко позади, на берегу, суетились фигурки рыбаков. Но вскоре и они пропали из виду.

Выбраться в открытое море Ильмару не удалось. Яростный шквал ветра вырвал из окровавленных рук мальчика конец шкота. Раздался страшным треск — парусник наскочил на риф. Разбитое, с поврежденным килем судно стало заливать водой. Громадные зеленовато-стеклянные волны с шипящими гребнями подняли его, как щепку, и с грохотом швырнули на вершины торчавших из воды острых камней. Оглушенный, вымокший до ниточки Ильмар потерял равновесие и упал на залитую водой корму. Слева совсем рядом он успел заметить приближающуюся моторную лодку. Превозмогая боль, Ильмар пополз к мачте, а от нее — к левому высовывавшемуся из воды борту, защищенному от волн большой скалой. Мальчику удалось подняться на ноги.

— Помогите! Помогите! — закричал он изо всех сил, чувствуя, что от холода и слабости начинает терять сознание.

Моторная лодка прошла в двух шагах мимо разбитого парусника.

— Помогите! — не веря своим глазам, в отчаянии крикнул Ильмар. Голос его прозвучал чуть слышно.

Сидевший на корме тучный, широкоплечий мужчина в военной форме что-то зло приказал своему товарищу и, посмотрев на Ильмара тяжелым, неподвижным взглядом, равнодушно отвернулся.

Где-то далеко позади послышалась частая пулеметная очередь.

Моторка скрылась в скалистой бухте.

Много прекрасных легенд и преданий о рыбаках-великанах хранят в своей памяти седые поморяне.

В одной старинной легенде рассказывается, будто в древние времена, когда вольные эстонцы еще не знали, что на свете существует слово "рабство", островитяне столкнулись с высадившимися на берег войсками норманнов. Долго бились воины, но не дрогнули хозяева острова отважные морские богатыри. Поняли норманны, с кем имеют дело, и тогда предложили единоборством решить спор.

Посмеиваясь, привели они с корабля косматое чудище. Зверь не зверь, но и на человека не похож: руки и ноги — как стволы кривых дубов.

И вышел тогда из рядов эстов здоровенный рыбак, по прозвищу Олев. Шаг шагнул — полполя перемахнул. Заколебалась земля под тяжелым шагом великана.

Не на шутку перепугались норманны. Поспешно увели они свое чудище на корабль и с тех пор никогда больше не показывались у берегов острова.

А был этот Олев рыбаком из Тормикюла.

Эту легенду услышал однажды Ильмар от дяди Мадиса. Старый рыбак был другом Вольдемара и всей душой полюбил его сынишку.

Долгими зимними вечерами, помогая Мадису чинить сети, Ильмар слушал его рассказы о далеких плаваниях, о морских приключениях, о суровой жизни рыбака. Еще Ильмар любил наблюдать, как старый рыбак вырезал из дерева красивые фигурки. Большие загрубелые руки его могли делать самую тонкую, искусную резьбу.

За стеклом пузатого низенького шкафа с резными колонками у него всегда одна полка была заставлена фигурками.

Здесь и уснувший рыбак с длинным удилищем, и весело пляшущий старик, одна нога в сапоге, другая босая, и узорные кружки, и миски, и целая флотилия кораблей.

Мадис всегда разрешал Ильмару смотреть, как он работает. Но последнее время стал что-то от него скрывать. Завидев мальчика, торопливо уносил работу в другую комнату.

— Ишь ты, любопытный! — пряча улыбку, говорил он. — Глазенки так и горят. Дитё, да и только! Погоди, сынок, вот вырежу, если понравится — возьмешь. Потерпи маленько.

А когда Ильмар слишком уж настойчиво приставал — "покажи да покажи", — старый рыбак вынимал свою трубку, долго возился с ней, что-то ворча, и не спеша заговаривал о чем-нибудь другом.

Сегодня Ильмар не сразу заметил, что на полке появилось что-то новое.

Он рассказывал рыбаку, каких страхов ему пришлось натерпеться, пока пограничники спасли его от верной смерти у Белых скал. Правда, помощь их была совершенно случайной. Оказалось, что пограничный катер преследовал моторку Курта. Неподалеку от Кивиранна Курт напал на почту и ограбил ее. Об этом узнали пограничники и сейчас же оцепили лес, где скрылся Курт со своим сообщником. В кивираннаскую бухту был вызван сторожевой катер. Не всякий рыбак рискнул бы выйти в такую погоду в море на легкой моторке. Но пограничники, хорошо зная Курта, предусмотрели все. И только из-за бедствия с парусником им пришлось приостановить на несколько минут преследование, чтобы спасти погибающего мальчика. А затем, высадив в районе Белых скал оперативную группу, пограничники передали Ильмара подоспевшим рыбакам.

За душистым чаем с яблочным вареньем Ильмар подробно рассказал дяде Мадису, как моряки-пограничники растирали его спиртом и даже хотели напоить водкой, но вместо нее дали целую плитку шоколада.

Рыбак подкладывал маленькому гостю варенья и одобрительно попыхивал трубкой. Успокаивая мальчика, он сказал, что Ильмар нисколько не виноват, что даже рыбак поопытней не смог бы спасти "Калев".

Во время разговора с Ильмаром дядя Мадис не раз с грустью поглядывал на свой шкаф с фигурками. Словно догадавшись, о чем он думает, Ильмар оглянулся и ахнул.

За стеклом на искусно вырезанной скале стоит высокая босоногая рыбачка с сыном. Они оба с тревожным ожиданием смотрят вдаль. Рыбачка очень похожа на мать Ильмара. У мальчика суровое, печальное лицо. Он держит над головой фонарь, будто освещая заблудившемуся рыбаку путь к берегу. Сильный ветер рвет на них одежду, валит с ног, а они все стоят, ждут и с надеждой и страхом смотрят в бушующее ночное море, где, может быть, погибает отец мальчика.

Взволнованный, Ильмар прошептал:

— Я знаю, дядя Мадис, это мы… мы с мамой ждем отца…

Скрывая сами собой набежавшие слезы, он прижался лицом к рыбаку. Мадис разволновался сам. Он притянул голову Ильмара к своей груди.

— Ну, ты, брат, не плачь, — растерянно сказал он. — Не дитё все-таки.

"Старый олух! — мысленно ругал он себя, — нашел чем порадовать мальчонку. Эк… сообразил!"

— Спасибо, дядя Мадис. Я… я, как отца, тебя люблю… Ты такой хороший!

Рыбак вздохнул:

— Да, не дожил твой отец до доброй жизни… Кто же, как не немцы, такую штуку с ним придумали. Побоялись народ озлоблять, потому и бросили его в лодку, подальше от людских глаз. — Отвернувшись от мальчика, Мадис долго выбивал трубку, проклиная едкий табачный дым. А потом проворчал: — Жаль, не удалось с Лорингером за все расквитаться. У меня ведь старый должок имелся.