Мемнох увлек меня за собой, и мы ступили на песок, к счастью оказавшийся не таким глубоким, как я себе представлял, но зато горячим и полным мелких камешков. Мы шли по каньонам, взбирались на откосы и наконец оказались в небольшой низине с высящейся грудой камней посередине. Эти камни, похоже, собраны были здесь неспроста – приносили их появлявшиеся здесь время от времени люди. Выбор этого места был столь же естественным, как и других мест, где мы раньше останавливались подолгу.

А камни были просто вехой в пустыне или, возможно, напоминанием о чем-то.

Я был как на иголках от нетерпения услышать продолжение рассказа Мемноха. Моя тревога росла. Он замедлил шаг, пока мы не остановились неподалеку от этой небольшой груды камней.

– Все ближе и ближе подходил я, – говорил он, – к тем камням, что ты сейчас видишь, и своими ангельскими глазами, столь же зоркими, как твои, рассмотрел в отдалении одинокую человеческую фигуру. Но глаза мои говорили мне, что это не человек, что, напротив, это создание исполнено божественного пламени.

Я не хотел верить этому и все же шел и шел дальше, не в силах остановиться. Затем я остановился – там примерно, где мы стоим сейчас, вперясь в фигуру, сидящую передо мной на камне и смотрящую на меня снизу вверх.

То был Господь! Сомнений не было. Он был облечен в плоть, с загорелой на солнце кожей, темноволосый, с темными глазами жителей пустыни, но это был Бог! Мой Бог!

И Он сидел там в телесной оболочке, глядя на меня человеческими глазами и одновременно глазами Бога, и я видел, что Он весь исполнен света и сокрыт от внешнего мира своей плотью, словно то была наипрочнейшая перегородка между небесами и землей.

Если и было что-то ужаснее этого откровения, так это то, что Он смотрел на меня, знал меня и ожидал меня, и то, что при взгляде на Него я испытывал любовь.

Мы снова и снова пели песнь любви. Неужели это та самая песнь, что предназначена для всего мироздания?

Я в ужасе смотрел на Его смертную плоть, Его опаленную солнцем кожу, ощущал Его жажду, пустоту в желудке, боль Его страдающих глаз и присутствие внутри Его Всемогущего Бога. И меня переполняла любовь.

«Итак, Мемнох, – молвил Он на человеческом языке человеческим голосом. – Я пришел».

Я упал перед Ним ниц. Это произошло инстинктивно. Я просто лежал там, протянув руку, чтобы прикоснуться к застежке на Его сандалии. Я вздохнул, и тело мое задрожало в предчувствии избавления от одиночества, приближения к Богу и удовлетворения от этого, и у меня легко полились слезы, оттого что я рядом с Ним и вижу Его, и я подивился, что бы это значило.

«Поднимись, иди – сядь поближе, – молвил Он. – Теперь я – человек и Я – Бог, но мне страшно». – Голос Его невыразимо волновал меня – человеческий голос, но при этом исполненный божественной мудрости. Он говорил на языке и с интонациями жителей Иерусалима.

«О Господь, что мне сделать, чтобы облегчить Твою боль? – спросил я, ибо боль Его была очевидна. Я встал. – Что ты совершил и зачем?»

«Я совершил именно то, на что ты меня толкал своими уговорами, Мемнох, – отвечал Он, и на лице Его заиграла самая сказочная и очаровательная из улыбок. – Я воплотился. Только сделал это лучше тебя. Я родился от смертной женщины, заронив в нее Свое семя, и в течение тридцати лет жил на этой земле ребенком, а потом мужчиной, по временам сомневаясь – нет, даже забывая и совершенно переставая верить, что я действительно Бог!»

«Я вижу Тебя, я знаю Тебя. Ты – Владыка, Господь мой», – молвил я. Я был так поражен Его лицом, узнаванием Его под маской кожи, покрывающей кости Его черепа. В одно трепетное мгновение в точности припомнил я то чувство, когда уловил выражение Его лица в лучах света, а теперь увидел то же выражение на человеческом лице. Я опустился на колени.

«Ты – мой Бог», – молвил я.

«Я, Мемнох, позволил полностью вовлечь Себя в плотскую жизнь, чтобы узнать, что означает, как ты сказал, быть человеком, и узнать страдания людей, их страхи и желания, а также то, чему они могут научиться здесь или наверху. Я совершил то, что ты Мне велел, и сделал это лучше тебя, Мемнох. Я сделал это так, как до′лжно Богу, доведя до крайности!»

«Господи, мне невыносимо смотреть на Твои страдания, – быстро произнес я, не в силах оторвать от Него взгляд и грезя о воде и пище для Него. – Позволь мне отереть с Тебя пот. Позволь принести Тебе воды. Позволь сделать это в одно ангельское мгновение. Позволь мне утешить Тебя, умыть Тебя и облачить в пышное убранство, подобающее Богу на земле».

«Нет, – молвил Он. – В те дни, когда Я считал Себя безумным, когда знал, что сознательно пожертвовал Своим всеведением для того, чтобы страдать и познать ограничения, ты мог бы убедить Меня в том, что это правильный путь. Я ухватился бы за твое предложение сделать Меня Царем. Это могло стать способом обнаружить Себя перед ними. Но не теперь. Я знаю, ктоЯ и чтоЯ, и знаю, что грядет. Ты прав, Мемнох, в преисподней есть души, готовые попасть на небеса, и Я Сам вознесу их туда. Я узнал то, чем ты Меня прельщал».

«Отче, ты голодаешь. Ты страдаешь от невыносимой жажды. Давай же, обрати эти камни в хлеб Своим могуществом и вкуси от него. Или позволь мне принести Тебе еды».

«Послушай Меня в кои-то веки! – произнес Он с улыбкой. – Перестань говорить о еде и питье. Кто здесь человек? Я! Ты, несносный противник, ты, любящий поспорить дьявол! Замолчи на минуту и послушай. Я облечен плотью. Помилосердствуй и дай Мне сказать. – Он рассмеялся; лицо Его было преисполнено доброты и сочувствия. – Ну же, облекись плотью вместе со Мной, – молвил Он. – Стань Моим братом, сядь подле Меня, сын Божий, и давай поговорим».

Я сразу сделал, как Он просил, бездумно создавая тело, похожее на то, что ты видишь сейчас, ибо для меня это столь же естественно, как думать. Облекая себя в такую же, как и сейчас, одежду, я вдруг осознал, что сижу на камне с Ним рядом. Я был больше Его и заранее не подумал о том, чтобы уменьшить свои пропорции, и тут же стал торопливо это проделывать, пока мы не стали мужчинами примерно одного роста. Во всем остальном я оставался ангелом, не испытывая голода, жажды или усталости.

«Сколько времени Ты пребываешь в этой пустыне? – спросил я. – Люди в Иерусалиме говорят, около сорока дней».

«Примерно так и есть, – кивнув, отвечал Он. – А теперь Мне пора приниматься за пастырство, которое продлится три года. Я стану преподносить великие уроки, которые необходимо усвоить, для того чтобы быть допущенным на небеса: осознание мироздания и понимание его сознательного развертывания; признание его красоты и законов, что делает возможным принятие страдания и кажущейся несправедливости и всех проявлений муки; я пообещаю конечное торжество для тех, кто сможет достичь понимания, для тех, кто в состоянии предать свои души пониманию Бога и Его деяний. Так Я одарю мужчин и женщин, и это, думаю, является в точности тем, чего ты от Меня добивался».

Я не осмелился ответить ему.

«Любить, Мемнох, Я научился любить их так, как ты о том говорил. Я научился любить и лелеять человека, как это делают мужчины и женщины, и Я возлежал с женщинами и познал тот экстаз, ту вспышку ликования, о которых ты говорил столь красноречиво, когда Я не мог даже помыслить о том, что Мне захочется такой малости.

Я стану говорить о любви больше, чем о любом другом предмете. Я скажу вещи, которые люди могут переиначить и неправильно понять. Но любовь будет главным их смыслом. Ты убедил Меня, и Я убедил Себя, что именно она возвышает человека над животными, хотя люди – это тоже животные».

«Ты намерен оставить им специальное руководство о том, как любить? И как остановить войну и сойтись вместе в одной форме поклонения...»

«Нет, вовсе нет. Это было бы абсурдным вмешательством и нарушило бы всю величественную систему, которую Я привел в движение. Это остановило бы динамику разворачивания вселенной.

Мемнох, для Меня мы, человеческие существа, все еще часть природы, как Я говорил, только люди лучше животных. Все дело в степени. Да, люди протестуют против страдания и отдают себе отчет в том, что страдают, но в каком-то смысле ведут себя в точности как низшие животные, то есть страдание улучшает их и подталкивает вперед на пути эволюции. Они достаточно сообразительны, чтобы понять его значимость, в то время как животные лишь учатся инстинктивно избегать страдания. В сущности, человек может улучшиться за время одной жизни путем страдания. Но он все же часть природы. Мир будет развиваться, как и всегда, исполненный неожиданностей. Одни из этих сюрпризов будут ужасными, другие – чудесными, а иные – прекрасными. Но известно наверняка, что мир будет продолжать развиваться и мироздание будет продолжать разворачиваться».