– «А теперь созерцайте, как стенают души умерших, готовящиеся войти в небесные врата».

– Да, ты знаешь Священное Писание, как настоящий дьявол, – с горечью произнес он; лицо его при этом выражало такую печаль, такое сострадание, что в насмешке, вложенной им во фразу, не осталось ни капли яда. – И кто знал, что такое может случиться? – вопрошал он. – Кто знал? Да, да, я стану укреплять преисподнюю, думал я, пока те стоны не разрушат небесные врата и не снесут их до основания. Если души, находящиеся у тебя во владении, способны развиваться, то они способны когда-нибудь уподобиться ангелам! Одна эта мысль позволяла мне надеяться обрести власть над забытыми Богом.

– Но Господь не дал этому произойти, верно? Он не дал тебе умереть в бренном теле.

– Да. Но Он также не наслал и Потоп. И все, чему я учил, сохранилось. Что-то превратилось в легенды, что-то перешло в Священное Писание, но, главное, следы моего пребывания на земле сохранились. Остались ремесла, которым я научил людей, осталась способность человека к развитию; люди узнали, что события подчиняются логике, а не волшебству и что даже к тайнам небес души людей, возможно, смогут когда-нибудь приобщиться. Рано или поздно души приобщатся и к этому.

– Но как ты выбрался оттуда? Что случилось с Лилией?

– Лилия? Ах, Лилия. Она умерла в почете, супруга божества. Лилия, – повторил он, предаваясь воспоминаниям, снова делающим ее близкой. – Моя Лилия. Изгнанная и связавшая свою судьбу с Богом.

– К тому времени, когда это произошло, Господь уже забрал тебя? – спросил я. – Положил конец твоим деяниям?

Какое-то мгновение мы пристально смотрели друг на друга.

– Все не так просто. Я пребывал там около трех месяцев, когда однажды проснулся и увидел пришедших за мной Михаила и Рафаила, которые отчетливо произнесли: «Господь требует тебя к себе».

И я, будучи Мемнохом, не искупившим грехи, сказал:

«Да? Почему же тогда Он не подхватит меня и не заберет отсюда или не сделает что ему угодно?»

При этих словах Михаил с несчастным выражением на лице произнес:

«Мемнох, во имя любви к Богу, обратись добровольно в свое привычное обличье. Почувствуй, как растет твое тело; пусть крылья вознесут тебя к небесам. Он требует тебя, только если ты сам хочешь вернуться! Поэтому, Мемнох, подумай, прежде чем...»

«Нет, не стоит предостерегать меня, возлюбленный мой, – сказал я Михаилу. – Я иду со слезами на глазах, я возвращаюсь».

Я опустился на колени и поцеловал спящую Лилию.

Она подняла на меня глаза.

«Это прощание, подруга моя, моя наставница», – вымолвил я.

Я поцеловал ее и затем, отвернувшись, превратился в зримого для нее ангела с очерченным материальным силуэтом, поэтому она, приподнявшись на локтях и плача, созерцала это прощальное видение, чтобы удержать его в душе и вспоминать, когда захочется.

И тогда, невидимый, я примкнул к Михаилу и Рафаилу и отправился домой.

В первые мгновения я едва верил в это; когда я пролетал через преисподнюю, души возопили в агонии, и я раскинул руки в желании их утешить: «Я не забуду вас! Клянусь! Я передам ваше прошение на небеса». И продолжал полет вверх, туда, откуда нисходил свет, обволакивающий меня, как и горячая Господня любовь, прелюдией то ли Суда Небесного, то ли наказания, то ли прощения – чего именно, я не ведал. И эта любовь обнимала меня и поддерживала. Радостные крики на небесах звучали оглушительно даже для моего слуха.

Там собрались все ангелы, Божии дети. Божественный свет пульсировал в самой их середине.

Буду ли я наказан? Но все, что я ощущал, это благодарность за то, что снова узрел тот свет, пусть даже и на пару мгновений.

Я не мог смотреть на этот свет. Мне пришлось закрыть глаза ладонями. И тогда, как всегда бывает при встрече с небесами, серафимы и херувимы окружили Бога, чтобы свет оказался за их спинами и не слепил глаза ангелам.

Голос Господа прозвучал незамедлительно и властно.

«Хочу сказать тебе кое-что, Мой храбрый и самонадеянный друг, – вымолвил Он. – Есть одно понятие, над которым можешь поразмыслить в своей ангельской мудрости. Это понятие о геенне, об аде. – Это слово предстало предо мной во всей полноте своего смысла. – Огонь и вечные муки, – сказал Бог, – обратная сторона небес. Скажи мне, Мемнох, скажи не кривя душой: будет ли это подходящим для тебя наказанием – полная противоположность славе, от которой ты отказался ради дщерей человеческих? Будет ли это надлежащим приговором: вечное страдание, пока не прервется ход времен?»

– Мой ответ последовал через мгновение, – сказал Мемнох. Взглянув на меня, он слегка приподнял брови. – Я сказал: «Нет, Господи, Ты ни с кем так не поступишь. Мы все Твои дети. Это чересчур жестоко по отношению к кому-то или чему-то, умышленно созданному. Нет, Господь мой. Когда мужчины и женщины земли поведали мне, что им представлялись подобные мучения для грешников и эта мысль доставляла им боль и страдание, я уверил их, что такого места не существует и оно никогда не будет существовать».

По небесам прокатился смех. От одного края небес до другого. Каждый ангел смеялся, и, разумеется, этот смех был мелодичен и, как всегда, наполнен восторгом и удивлением, но то был смех, а не песня.

Не смеялось лишь одно существо. Я. Мемнох. Я стоял там, с полной серьезностью и неподдельным изумлением спрашивая, над чем они смеются.

И тут случилась престранная вещь. Бог тоже смеялся – негромко, в унисон с прочими или, скорее, задавая ритм, и только когда Его смех постепенно замер, умолкли и остальные.

«Итак, ты сказал им такое, Мемнох. Что никогда не будет ада, вечного наказания грешникам. И что никогда такое место не может существовать».

«Да, Господи, – отвечал я. – Я не мог себе представить, почему они придумали это. Если только в злости на врагов...»

Смех раздался вновь, но Бог остановил его. Господь молвил:

«Мемнох, всю ли бренную плоть оставил ты на земле? Владеешь ли ты всеми способностями ангела? Не по привычке ли разыгрываешь простака?»

Я заговорил громко, перекрывая несмолкающий смех:

«Нет, Господи, я мечтал об этом мгновении. Разлука с Тобой была подобно агонии. Я делал то, что делал, во имя любви, не так ли? Ты, конечно же, знаешь это лучше моего».

«Боюсь, так и было, – отвечал Он. – Это была любовь, да, верно».

«Господи, я мечтал, что Ты позволишь мне предстать перед Тобой и все объяснить, изложить доводы, пришедшие мне в голову, когда я впервые увидел дщерь человеческую и пошел за ней. Будет ли мне это дозволено?»

Молчание.

Бог и Его окружение не проронили в ответ ни слова, но я вдруг почувствовал, что некоторые из воинов небесных придвинулись ко мне ближе. Сначала я подумал: они просто расправляют на свету крылья, а затем понял, что сразу за мной стоит небольшая группа ангелов и что они все время находились с краю толпы, и вот их подталкивают в мою сторону.

Разумеется, я знал этих ангелов – кого-то больше, других – нет. Они принадлежали к разным чинам. Я в смущении взглянул на них, а потом на Престол Господень.

«Мемнох, – заговорил вдруг Господь. – Те, что позади тебя, – это твои соратники, они тоже просят, чтобы было исполнено твое желание доказать свою правоту, в надежде, что и им будет сие дозволено».

«Не понимаю, Господи», – ответил я, хотя понял сразу же, ибо я прочитал на их лицах скорбь и увидел, как они льнут ко мне, словно ища защиты. Я мгновенно догадался, в чем дело: в своих странствиях по земле эти ангелы совершили то же самое, что и я.

«Без подобного размаха или изобретательности, как у тебя, – молвил Господь Бог, – но они тоже приметили жар и тайну в отношениях мужчин и женщин, и они тоже нашли прекрасных дщерей человеческих и взяли их в жены».

Снова послышался великий гомон. Некоторые смеялись все тем же легким смехом, словно происходящее было новым великолепным развлечением, а другие были озадачены; стоящие около меня ангелы-хранители, являющие небольшую группу по сравнению с прочим небесным воинством, в отчаянии смотрели на меня, некоторые даже с упреком, и вот из их толпы прозвучал шепот: