Степанида Ивановна научилась его притягивать. Это выходило необдуманно, само собой, но действовало безотказно, по первому её желанию. Например, заведись у неё лишний килограмм муки, как тут же находился человек, готовый отдать за него последние украшения покойной жены. Потом, приложив терпение и находчивость, на эти безделушки приобреталось в десять раз больше продуктов. Времени на такие вещи имелось в избытке: работы в городе было не найти, народ в основном занимался выживанием.

За два года удалось скопить достаточное количество драгоценностей, чтобы спланировать покупку дома в деревне. Тогда мать с сыном и надумали податься из города. В одном селе и жильё подвернулось весьма кстати. Хозяева перебирались ближе к югу, в Волгоградскую область, где у них имелась родня, и продали недавно отстроенный дом, правда, с недоделанным двором и только заложенной банькой.

Ну, да тут сноровка Николы помогла. Покойный отец у него был плотником, кое-чему научил сына в юности. С такими навыками трудно умереть с голоду.

И пошло у них дело. Подкупили поросят, кур, пару коз, развели хозяйство. Жить стало легче. К тому времени и продразвёрстки в деревнях закончились: жалкие остатки армий самораспустились по домам, большие города вымерли, а маленькие перешли на подножный корм. Страна понемногу приходила в себя.

В ворота постучали, и Никола, вытирая полотенцем мокрую шею, крикнул:

– Мама, открой.

Степанида Ивановна поспешно вышла из избы.

– Ой, батюшка! Как это вы надумали? – заулыбалась она, пропуская во двор отца Савелия. Это был некрупный мужчина с узким бородатым лицом и хитроватыми глазами, ощупывающими всякого собеседника получше сержанта уголовного розыска. Его тулуп волочился по земле, так что сразу было видно, что шился он на другую стать. Да кто нынче смотрел на подобные мелочи?

– Здравствуйте, любезная Степанида Ивановна! – ответил тот, поводя носом: вкусно пахнуло печёными пирогами. – С наступающим вас Рождеством!

– Ой, спасибо! И вас тоже…

Отец Савелий прежде работал в колхозе обычным электриком, и звали его просто Савелием. Во времена смуты колхоз развалился, председатель с бухгалтером, прихватив кассу, сбежали в дальние края, и каждый селянин стал жить сам по себе. Вдовец со стажем, Савелий никогда не имел склонности к земледелию, перебиваясь нищенской зарплатой да случайными приработками. Наступившие времена странным образом повлияли на мировоззрение народа. С одной стороны, тяготы и лишения подтолкнули людей к вере, а с другой – сделали их тёмными и недалёкими, укоренив привычку списывая все неприятности на дьявола и его пособников.

На этом и построил карьеру Савелий. Подговорил он односельчан поставить небольшую церквушку. Сложились те, кто сколько мог, заготовили материалов да всем миром и сладили. Возвышалась она теперь рядом с домом самого Савелия. А поскольку был он главным зачинщиком, то порешили на общем собрании назначить его служителем, проводником Божьей воли в отдельно взятом селе.

По правилам, не мог он без рукоположения епископа сделаться ни диаконом, ни тем более священником. А потому и таинства святые совершать ему тоже не полагалось. Но епископы не торопились посетить их населённый пункт, поэтому мужики опять же сами наделили его этими правами. Сделался Савелий отцом Савелием, и по выходным справлял в церкви службу. Если нужно было крестить младенца или венчать кого – запросто мог помочь и в этом. Возможно, святости перед лицом апостолов православной церкви ему и не хватало, зато обряды проводил точно по канонам, вычитывая о них в соответствующей церковной литературе. В общем, претензий к нему у селян не было.

Помимо службы Богу надумал Савелий послужить и народу. Рядом с церковью соорудил большущий сарай, который назвал клубом, и где два раза в неделю стал организовывать танцы для молодёжи. Для этого на средства прихода закупил солярки и восстановил старенький колхозный генератор. Его мощности хватало на то, чтобы осветить помещение и дать электроэнергии на кассетный магнитофон, усилитель и пару больших акустических колонок.

Затея молодёжи понравилась, иной раз девчонки и парни приезжали даже из соседних деревень. Популярное сделалось мероприятие. Опять же, жить-то Савелию на что-то надо было. Приходских даров обычно не хватало, а за вход на танцплощадку брал он с каждого по пять яиц или молодого цыплёнка. Тем и питался. Было замечено, что за последние пару лет комплекция отца Савелия чуть увеличилась, но при его природной худобе это только добавило солидности.

– Здравствуйте и вы, Савелий Игнатьевич! Милости прошу в дом.

– Вы уж, как хозяйка, первая!

«Хороша, чертовка! – подумал Савелий, глядя на округлости моложавой женщины и её походку, совсем не деревенскую. – Не идёт, а пишет!»

«Ох, плут, всё бы ему на задницы смотреть!» – ухмыльнулась Степанида Ивановна, умопомрачительно качнув бедрами. Это была бухгалтерская привычка, когда мужчина в комнате был только один – руководитель, и все сотрудницы старались ему понравиться.

– Я ведь по делу к вашему сыну, Степанида Ивановна, – сказал Савелий, входя в дом.

– Только лишь? – Улыбка на её лице обещала многое.

– И повидать вас, конечно! – уточнил гость. – Пошептаться, знаете ли…

– Опять новости принесли?

– Как сорока на хвосте! Мы без этого не можем. Я ведь, Степанида Ивановна, по совместительству почтальон тутошний. Мне всё знать положено.

Никола поздоровался с отцом Савелием, и тот окрестил его. Они сели за стол, и пока хозяйка накрывала, чем Бог послал, Савелий завёл разговор с кузнецом.

– Вот такую штуковину мне надобно сделать. Лапа от генератора. Подпрыгивает он без неё, собака! Отломалась лет десять назад, оттого и использовать его перестали. А как восстановил, с тех пор мучаюсь. Не могу укрепить – и всё тут. Думаю посадить на болты. Поможешь?

– Конечно.

– До вечера управишься? Я всё подготовлю, чтобы заменить в одночасье. А потом будут танцы. Праздник ведь завтра, светлое Рождество. Молодёжь всю ночь гулять намеревается. Окультурим её, как сможем, чтобы греха не вышло.

Почесал затылок Никола, глядя на деталь, и пошёл переодеваться в рабочую одежду.

– Рюмочку, батюшка, не откажитесь? Ржаная, не свекольная какая-нибудь! – Степанида Ивановна извлекла из шкафа бутылку немного мутной самогонки.

– Вашу – всегда с удовольствием. Но в меру, потому как вечером предстоит мероприятие. А завтра утром – служба. Милости прошу на неё.

– Обязательно. Вот пирожком закусите. Постный ещё.

Отец Савелий смачно крякнул, занюхал пирожком и с удовольствием впился в него зубами.

– Так что в селе болтают? – спросила хозяйка. Новостей против прежних лет было маловато, жизнь потекла ровнее, и людям вместо телевизора было за радость просто посудачить друг с другом.

– Да говорят, Оксана, Степана Федоровича дочь, замуж надумала.

– За кого же? Вроде бы не гуляла девка, – удивилась Степанида Ивановна.

– Так это же и самое удивительное, скажу я вам! – потер руки гость. – Никола ей по нраву!

– Какой Никола? Мой?

– А какой же? Других не имеется.

– Вот чертовщина! – всплеснула руками хозяйка.

– Не к ночи будет помянута – согласно кивнул отец Савелий. – Я, признаться, тоже поразился. Каково, а?

Степанида Ивановна на секунду задумалась, потом достала ещё одну рюмку, налила, одним глотком осушила и аккуратно поставила на полку. Потом опомнилась и наполнила рюмку гостю. Тот посмотрел на женщину уважительно, с присвистом выдохнул, и тоже выпил, но маленькими глотками. Лицо его перекосилось на одно мгновение, вернулось на место, а вскоре на нём расплылась довольная улыбка.

– Что скажете, уважаемая Степанида Ивановна?

– Что сказать? Может, брешут люди. Не очень-то я верю в это, Савелий Игнатьевич. Сыну моему, конечно же, пора задуматься о женитьбе. Ведь вы знаете, как сложилась его первая любовь.

– Да-да, девушка погибла во время революции.