Итак, вавилонскому государю хватило мудрости сохранять прекрасные отношения со странами нагорий — Анатолийского и Иранского. Он обменивался с их правителями вестями; из других мест он также нередко принимал гонцов.

Архивы вавилонского дворца сохранили записи о посланцах не только от лидийского царя, но также из Ионии и из Парсумаша (располагавшегося, как мы теперь считаем, в южной части Загроса). Все они, впрочем, прибывали лишь с небольшой свитой — скорее эскортом телохранителей; глава этого отряда не был официальным послом и прибывал не для переговоров: его роль сводилась исключительно к передаче послания. Содержание депеш до нас не дошло, но представить его себе можно без труда. Оно должно быть похоже на то, что мы читаем в дипломатической переписке предыдущего тысячелетия: в письмах разрешали мелкие конфликты, иногда обращались с просьбами, сопровождая их дарами, а чаще всего обменивались любезностями, похвалами и заверениями в преданности. Азиатским державам не о чем было спорить с Вавилонией, и на протяжении всего царствования Навуходоносора они без труда поддерживали с ней благожелательный нейтралитет.

Пристально следили вавилоняне только за «Благодатным полумесяцем». Страна эта состояла из двух частей: восточной — долины среднего и нижнего течения Тигра и Евфрата (того, что мы, собственно, и называем Вавилонией) и западной — территории примерно от Хабура до Средиземного моря и западной окраины Синайского полуострова. В VI веке они являлись его абсолютно неоспоримыми владыками, как столетием ранее ассирийцы. Оспаривать их владычество никто не смел. Но и у Навуходоносора никогда не было планов экспансии за эти пределы — например проникновения в Нильскую долину. Эти намерения, которые веком ранее были не чужды ассирийским правителям, в его систему приоритетов не вписывались. По крайней мере именно об этом постоянно свидетельствует его поведение. Зато свою власть над империей он отстаивал с величайшей энергией. Все его войны имели целью только сохранение ее целостности. Итак, до 587 года Навуходоносор, сперва как помощник отца, потом в качестве полновластного государя все свои силы отдавал тому, чтобы удерживать империю в своих руках.

Набопаласар царствовал 21 год, преследуя ясную и неизменную политическую цель: вернуть независимость Вавилонии, уже больше столетия то непосредственно входившей в состав Ассирийской империи, то находившейся под ее контролем. Он думал, что цели этой можно достичь лишь неутомимой прямолинейной, последовательной деятельностью, направленной на уничтожение прежнего владычества. Поэтому он воспользовался нападением мидян на северную часть «Благодатного полумесяца» и заключил с ними союз. Собственно, он поступал, пользуясь обстоятельствами, сложившимися без его участия. Однако таким образом он порывал с традиционными отношениями своей страны с северными соседями, сложившимися во II тысячелетии, когда Ассирии и Вавилонии пришлось поделить долину Междуречья. Кажется, он прекрасно сознавал, что делает, и хвалился подвигами, в которых «превзошел царей, отцов своих».

До тех пор пограничные конфликты между двумя державами были непрестанными, столетиями занимая военных и дипломатов. Как правило, Вавилония лишь сдерживала и отбрасывала ассирийцев. Те же, напротив, в I тысячелетии испытывали к соседям интерес, смешанный с агрессией. Их культура, начиная с языка, была в огромной мере импортирована из Вавилонии. Ассирийское наречие предназначалось только для повседневной жизни и документов внутреннего пользования; ассирийские интеллектуалы пользовались южным наречием, и, в частности, именно на нем составлялись надписи от имени ассирийских царей. Литературное и религиозное творчество Вавилонии на севере особенно ценилось. Вот почему ассирийцам было действительно непросто решиться напасть на территорию, постоянно служившую им поставщиком эстетического и интеллектуального продукта. С другой стороны, чтобы наносить действительно необходимые удары на севере и востоке, ассирийцы должны были устранить угрозу на юге: только так они могли контролировать западную часть «Благодатного полумесяца», не опасаясь нападения с тыла. Стратегический расклад ни для кого не был секретом, но какими мерами можно было обеспечить безопасность Ассирии до болот Персидского залива? В зависимости от характера царствования, смотря по соотношению провавилонских и антивавилонских сил влияния, ассирийцы в VIII—VII веках прибегали к различным решениям: устанавливали личную унию (их царь правил в обоих государствах), сажали на вавилонский престол ассирийского принца крови, посылали явно послушного северной столице губернатора. Таким образом, в зависимости от колебаний политики Вавилонию то прижимали, то ласкали. Но ни одно из этих решений не дало нужного результата.

Набопаласар решил дело, просто уничтожив соперника. Само собой, этого желали мидяне. Ассирийцы, верные своей доктрине, начали превентивную войну на Иранском нагорье с целью ослабить и рассеять их. Эта агрессивная политика провалилась; но для мидян оставить на своих западном и южном флангах такое грозное враждебное государство, как Ассирия, было бы крайне неосторожно.

Труднее понять решение Набопаласара. Но был ли у него выбор? Его союзники были достаточно сильны, чтобы не советоваться с ним. Насколько мы знаем теперь, он усвоил их образ действий: ведение войны на уничтожение. Тут не всё можно объяснить желанием отомстить. Такую жесткость ему, несомненно, внушила военная и политическая целесообразность. Политическая ситуация на вавилонской равнине была для него не слишком благоприятной: даже когда ассирийцы покинули ее (это случилось летом 620 года), города его царства подчинились ему без особой охоты; в частности, его не признали Ур и Ниппур. Царь мог опасаться, что впоследствии окажется между двумя врагами, находившимися на юге и на севере от Вавилона. После победы он сначала оправдывал свои действия как оборонительные: «Ассирийцу, что с давних времен правил всеми народами и угнетал народы под тяжким игом своим, я затворил Аккад и свергнул иго его». Впоследствии он уже провозглашал уничтожение врага: «Я победил Субарум, обратил страну его в холмы и развалины». За простыми выражениями кроется тонкий смысл. Набопаласар использует те же формулы, которые применяли ассирийские цари, откровенно повествуя о своих победах и завоеваниях. Читателю древности бросалась в глаза издевка, кроющаяся в этих фразах. В более ранней из приведенных надписей противник называется открыто, зато употребление слова «Аккад» было в то время неоднозначно. Этот географический и политический термин иногда обозначал только север Вавилонии; применяя его, Набопаласар по умолчанию признавал, что юг ему не повинуется. Однако довольно часто под Аккадом понимали и всё Нижнее Междуречье — в противоположность иностранным государствам. Современники могли трактовать это выражение двояко, чего и хотел автор. Во втором тексте писец если не по прямому указанию царя, то с его благоволения вместо слова «Ассирия» употребил его «книжный» синоним — «Субарум». Слово это в разные времена применялось к разным местностям; страну с таким названием помещали то на севере, то на северо-востоке. Составитель надписи, конечно, не желал скрыть имя побежденного врага как недостойное: в действительности он таким образом отсылал к Хаммурапи. Отсылка была не прямая, но от образованных людей того времени она укрыться не могла. Вавилонский государь XVIII века хвалился тем, что взял под контроль страну, которую он называл «субарейской» (читай: ассирийской) и впоследствии восстановил ее храмы. Одним словом, если верить ему, он был завоевателем, но завоевателем-благотворителем. Через этот прозрачный намек Набопаласар являл себя преемником Хаммурапи. В этой роли он, конечно, был не слишком убедителен; своим текстом он желал смягчить впечатление от суровой реальности — безвозвратного разрушения Ассирии.

А ведь оно перечеркнуло многовековой обычай «Благодатного полумесяца». Внутри этого пространства побежденные державы подвергались унижению, иногда — систематическому разграблению. Победитель увозил всё, что считал для себя полезным или желанным, однако от решительного разорения страны воздерживался. Но мидяне поступили с Ассирией радикально. Это объяснимо — они не принадлежали к цивилизации Междуречья; но вместе с ними так же повели себя и их союзники-вавилоняне. Разрушению даже не предшествовали тотальный вывоз ценностей и переселение народа. В Ниневии, ассирийской столице, библиотека, собранная царем Ашшурбанипалом, была брошена среди развалин, роскошная мебель слоновой кости разбита; даже статуи богов, которые обычно забирались победителями как военнопленные, погибли под обломками своих святилищ. (В этом отношении Навуходоносор не во всём следовал отцу, а вернулся к образу действий ассирийских и вавилонских царей прежнего времени.) Впрочем, жестокость Набопаласара избавила его преемника от постоянной угрозы на северной границе; однако еще предстоит оценить значение культурного урона, вызванного падением Ассирии. Сожалеть тут надо даже не о продуктах умственного творчества, не о материальных ценностях, накопленных в Ассирии за два с половиной столетия владычества на Ближнем Востоке. Более серьезные последствия имел обрыв «державной» религиозной и политической традиции: именно такой идеологии и не хватало Навуходоносору, чтобы руководствоваться ею в своих действиях. Когда же через несколько лет после его смерти, при четвертом его наследнике Набониде, вавилоняне попытались вновь обрести ее, ход событий показал, что было уже поздно.