У этих общераспространенных идей было два следствия. Чудовищные недоноски не пугали и не вызывали отвращения. Они были даже полезны — в том смысле, что служили вестниками богов, и прорицатели должны были научиться толковать этот вид знамений, чтобы яснее видеть будущее. С другой стороны, гибридные существа не считались созданием человеческого воображения и фантазии — они, по мнению вавилонян, могли существовать на самом деле, доказательством чему служили эмбрионы. Значит, можно было ожидать любых комбинаций признаков разных существ в неистощимом количестве, и эти странные формы для вавилонян явно принадлежали к числу естественных. Чудовище было реально, из каких бы несовместимых элементов оно ни состояло. На воротах Иштар изображены рядом быки и драконы. Архитектору и его современникам существование драконов казалось столь же несомненным, как и существование быков. Наряду с богами и людьми такие существа составляли отдельный разряд; тексты называют их «животными», не употребляя какого-либо особого термина. Но обратим внимание: львы, стерегшие Священную дорогу, отнюдь не уподоблялись обычным хищникам, населявшим вавилонские степи; они обладали неестественным окрасом, а их сила была столь же чудовищна, как сила гибридных существ, обладавших головой и хвостом рогатой гадюки, покрытым чешуей телом, передними львиными и птичьими задними лапами.
Рельефное изображение быков и драконов на главных воротах было нововведением: «ни один царь прежде этого не делал». В данном случае Навуходоносор, безусловно, имел полное право так заявлять. Но надо оговориться: чудовища в изобразительном искусстве в VI веке появились не впервые; они связаны с древнейшей культурной традицией Нижнего Двуречья. Этим объясняется тот факт, что ни одна часть их тел не взята от лошади: она стала известна в Месопотамии слишком поздно — только в начале II тысячелетия. Самыми любимыми уже тогда были изображения драконов и «настоящих» львов. Но существовали и другие; в частности, начиная с конца II тысячелетия известны рельефы с людьми-львами, а в начале следующего тысячелетия у них появляются крылья. Они, по представлениям жителей Двуречья, восседали у постели больного, чтобы «сломать шею злу», то есть демонам. Людискорпионы были придуманы в XIII веке, но их изображения стали популярными только шесть столетий спустя.
Создание «чудовищ» подчинялось правилам своеобразной изобразительной грамматики. Их наделяли крыльями в знак быстроты; птичьи когти указывали на хватательную способность, а бычьи рога — на силу; человеческие руки символизировали умение работать, человеческое лицо — ум. Рыбье тело говорило о принадлежности к водной среде — стихии бога Эа, обладавшего разнообразными способностями, но особенно преуспевшего в магии. Создатели чудовищ вовсе не имели целью сделать их страшными. Дело было не в их облике (безусловно, непривычном), а в неусыпной бдительности и несравненной силе, что делало их непревзойденными стражами. Такова была роль гибридных существ, рельефных и силуэтных, помещенных на кирпичных воротах Вавилона и Барсиппы. Эти защитники могли оставаться незримыми для человека — от этого их способность пугать и отгонять демонов не ослабевала. Когда ворота Иштар надстроили, чудовища из простой глины, стоявшие там раньше, оказались засыпанными слоем земли; но пока они, так сказать, не были погребены окончательно, их не преминули сохранить для дела, тщательно обмазав штукатуркой, чтобы предотвратить размокание. Тем самым вся охранительная сила осталась при них. С той же целью, но без особой пышности простые люди закладывали под стены домов глиняных собак или статуэтки Пазузу. Этому существу вавилоняне очень доверяли; у него были человеческое туловище, голова волкодава, четыре крыла и птичьи когти на ногах. Злые духи его особенно боялись (во всяком случае, такая у него была репутация); его устрашающий вид не давал им проникнуть в охраняемое место.
Чудовища носили шумерские имена; тем самым их принудительно связывали с самыми отдаленными временами. Но тексты по этому поводу сообщают очень мало: специалисты-писцы не уделяли этим существам внимания, эта область культуры была им явно чужда, и к новшествам в ней они относились достаточно безразлично.
Оба течения, архаизирующее и модернизирующее, объединяли фигуры «мудрецов». Это также были чудовища, но они играли роль и в священной истории начала времен. В этом смысле они были изначальны, выступая в качестве истока всех человеческих знаний.
Ни одно повествование — по крайней мере из известных нам — не пыталось свести воедино и гармонизировать все традиции. Поначалу на каждый случай имели хождение отдельные предания. Все они происходят из жреческой среды. Древнее всех, видимо, сказания города Эриду; во всяком случае, они самые богатые подробностями. В широко распространенном мифе, восходящем как минимум к III тысячелетию, а скорее всего к более ранним временам, учителем вновь возникшего человечества являлся один из богов. Но в течение II тысячелетия постепенно возобладали иные представления. Теперь считалось, что обучением людей занимался уже не бог, а некий Адапа[48] — гибридное существо, имевшее рыбье туловище; но из-под рыбьей головы выглядывало человеческое лицо, от человека были также руки и ноги. Адапа, дремавший в глубинах Персидского залива, по утрам всплывал, чтобы учить людей, и обладал необычайным красноречием. Он дал человечеству все знания, в том числе обучил письму, земледелию, геометрии; кроме того, он сочинил трактаты по генеалогии и истории городов. Исполнив свой долг, он навеки погрузился под воду; больше откровений от него не было.
Адапу сделали своим покровителем заклинатели: их школы в Вавилонии вели от него свое происхождение, храня в то же время живую память и о других своих создателях. Ведь не только Эриду, находившийся ближе других материковых городов к Персидскому заливу, но и все стольные города хвалились тем, что какой-либо мудрец, живший в них, положил начало изучению магического искусства. Впоследствии память о них культивировалась среди учащихся и эти личности стали легендарными. Хотя они происходили из семи разных городов, независимые друг от друга рассказы представляют их всех одним и тем же образом: эти, как их называли, «великие львы» или «князья» обладали сверхчеловеческими способностями, «высочайшим» (собственно, божественным) разумением; они «правили прямой путь судьбам небес и земли». Но в результате этого они стали немыслимо дерзко держать себя перед богами, и последствия иногда бывали катастрофическими: один из мудрецов «так прогневал бога грозы в небе, что он три года не давал стране дождя и произрастания».
Зато подобно первому из мудрецов все они были друзьями людей и, чтобы им помогать, стали строителями. Именно они заложили основания стен Урука. Говорили, что им люди обязаны и «допотопными снадобьями» — «мазями и примочками».
В конечном итоге семь мудрецов из одновременно живших персонажей превратились в династию мудрых правителей. Считалось, что они сменяли друг друга вплоть до начала II тысячелетия, то есть до окончания древности. Ведь писцы относили этот рубеж примерно к дате смерти Хаммурапи, по нашему летосчислению — к середине XVIII века; после этого для вавилонян начиналось «новое время», продолжавшееся и в VI веке.
С течением столетий мудрецов стали считать просто советниками государей: их образ политизировался и вместе с тем очеловечился. Прежде их признавали божественными мужами, потом — всего лишь хранителями мудрости, кладезями знаний цивилизации. Законными наследниками их влияния стали жрецы-заклинатели, потому они и продолжали молиться Эа, общему богу мудрецов, и употреблять древний язык Эриду — шумерский. Чтобы еще больше им уподобиться, при совершении магических обрядов они надевали шапочку в виде рыбьей головы. Мудрецы же, теперь воплотившись в простые раскрашенные деревянные статуэтки, продолжали творить благие дела. Надо было просто закопать их в землю, чтобы они стали могучими стражами дома.
