В конце III тысячелетия (о более ранних временах мы ничего не знаем) Мардук являлся сельским богом; его символом был инструмент садоводов — мотыга. Храм его находился в селе Памбали. Происхождение этого названия неизвестно, как и этимология других названий вавилонских городов. С течением времени его стали объяснять по созвучию: Памбали стало называться Баб-Или, «врата богов», по-нашему — Вавилон.
В то же время этого деревенского бога стали считать изгоняющим злых духов, но он оставался фигурой местного калибра. Между тем поклонники Мардука упорно приписывали своему покровителю непререкаемый авторитет в этой области; так он был признан сыном (а значит, учеником) «господина земли»[26], а этот бог пользовался огромной популярностью в качестве покровителя магических искусств. С тех пор «отец» льстиво уверял, что его «сын» знает не меньше его самого, что ему нечему было учить Мардука; во всяком случае, такие скромные уверения приписывались ему в гимнах. Город, где жил Мардук, стал столицей независимого княжества в XIX веке, затем Хаммурапи объединил вокруг него всю страну. Но даже это мало послужило на пользу вавилонскому богу: его сияние по-прежнему не распространялось за пределы его местопребывания. Впрочем, Хаммурапи и не проявлял особого преклонения перед ним. Тем не менее по такому случаю Мардука ввели в круг великих богов, однако иерархия вавилонского пантеона не изменилась.
Лишь в XIII веке вавилонские жрецы сочли себя в силах решительно возвысить своего бога. Они сочинили, среди прочего, гимны в его честь. Гимны эти имели большой успех (если не богословский, то поэтический) на всём пространстве до Средиземного моря. В 1157 году эламиты разграбили Северную Вавилонию и похитили статую Мардука из «Дома под высокой кровлей». В 1124 году, придя к власти, Навуходоносор I напал на Элам, взял Сузы и вернул бога в Вавилон. Забрать бога у врага — символическое действие, доказывающее, что государство вернуло себе силу; такие возвращения отмечают поворотные пункты вавилонской истории. Триумфальная церемония вызвала сильные чувства. Возобновление культа, прерванного вынужденным пребыванием божества в руках чужеземцев, вновь обеспечивало царству процветание. Престиж Мардука в его стране тотчас стал огромен.
Тогда бог Вавилона был отождествлен с Энлилем, «господином дуновения». В действительности путь к этому тождеству показали ассирийцы, уже в XIII веке соединившие Энлиля и своего племенного, а потом национального бога Ашшура. Им было очень важно наделить его всемирной властью, ибо они желали господствовать над Ближним Востоком и, в частности, над вавилонянами. Выбор именно Энлиля был определен его чрезвычайной древностью; он являлся самым царственным персонажем пантеона, начиная от корней цивилизации в низовьях Тигра и Евфрата. Он представлял собой силу на службе власти и порядка; в частности, он обеспечивал легитимность любой политической власти. У поклонников вавилонского бога не было выхода лучше, чем взять у своих врагов одно из местных божеств и объединить его с Мардуком. С этого момента личные способности последнего расширились почти парадоксальным образом: он знал магию и имел средства облегчать страдания человечества; он был прежде всего богом «сострадающим». В то же время, как наследник «повелителя дуновения», он был малоуязвим и мог проявлять жестокость. Мардук стал космическим божествбм; он повелевал стихиями и в конце концов взошел на вершину пантеона.
Между тем жители Вавилонии были крепко привязаны к религиозной традиции и не понимали, как можно ее переменить, а внезапное возвышение Мардука полностью переворачивало всю божественную иерархию. Тогда служителям Мардука пришлось реагировать на непонимание, а может быть, и неприятие новшества. Чтобы объяснить и оправдать возвеличивание своего бога, они сочинили миф о сотворении мира — поэму «Энума элиш». Примерно в 1 200 стихах там излагалась вся история мироздания. Первые существа воспылали злобой к своему слишком, на их взгляд, шумному потомству — божествам, почитавшимся в храмах вавилонской страны. Молодые боги уклонились от боя, не смея сражаться с силами, породившими их и казавшимися неодолимыми. Тогда явился Мардук, предложил сделку: если боги отдадут ему первенство, он обязуется навсегда избавить их от беды, — и получил торжественное, нерасторжимое согласие. После этого автор описал разразившуюся грозную битву: очевидно, он хотел оправдать отход от власти тех, над кем теперь господствовал бог Вавилона, показав, в какой они находились опасности, и одновременно выставляя на вид величие подвига, совершенного тем, кто вследствие этого стал их главой. Назначение всего рассказа — подчеркнуть, сколь громадна была ставка в этой игре и сколь доблестен победитель, причем поэма напирает на это довольно бесхитростно и неприкрыто. Одержав победу, Мардук получил свою награду: он вполне заслуженно стал «Господом богов, отцов своих» — те добровольно уступили ему первое место. Отныне только ему принадлежал этот титул.
Поэма использовалась в новогоднем ритуале. С тех пор ее читали на вавилонских религиозных церемониях; служители «Дома под высокой кровлей» ввели ее и в чин богослужения, откуда ее уже нельзя было изъять; далее они создали целую традицию, отказаться от которой тоже было недопустимо. Сторонники Мардука имели все основания полагать, что их дело выиграно. Но не тут-то было.
Богов в Вавилонии было немало: удалось обнаружить (правда, за всю историю страны) более трех тысяч имен. Некоторые из них были весьма почитаемы, большая же часть оставалась малоизвестной, и поклоняться им можно было только в приделе храма более важного божества. Богословы внесли в этот хаос кое-какой порядок: объединили богов в семейства наподобие человеческих. Эти группы были достаточно произвольны, но во времена Навуходоносора их состав уже давно не оспаривался.
Таким образом у Мардука появился сын Набу, который жил в Барсиппе. Поначалу значение его было скромным: город у него был маленький, кое-как прозябавший поблизости от Вавилона, а харизма его отца подавляла значение всех иных божеств. Но с конца II тысячелетия вавилоняне начали всё более живо им интересоваться.
Дело в том, что Набу был богом письма. В этом качестве он сначала служил секретарем у своего отца. Затем ему было поручено в день новогоднего праздника записывать судьбы наступающего года на скрижали. Эта функция придала ему чрезвычайное, всеобщее значение: она касалась каждого вавилонянина, какое бы социальное положение тот ни занимал. Не оттого ли Набу получил исключительную известность? Это весьма вероятно, но у нас нет никаких фактов, которые позволили бы это однозначно утверждать. Тут могли сыграть роль и другие причины, остающиеся нам неизвестными. В религии есть своя мода; сейчас мы не в состоянии по-настоящему объяснить ее тенденции, а просто констатируем ее наличие. В середине I тысячелетия слава Набу возросла еще больше. Даже возвышение Мардука, целенаправленно проводившееся в то же время, не затормозило взлета карьеры его сына. В VII веке вавилонские писцы всегда ставили его имя перед именем отца. Есть и еще один недвусмысленный знак: личные имена вавилонян в равной мере включали имена как Мардука, так и Набу. Это доказывает, что простые жители одинаково почитали того и другого. Причиной такого паритета не могли быть только пристрастия интеллектуалов и богословов.
В VI веке вавилоняне считали само собой разумеющимся, что Набу — их национальный бог. Они даже отдавали ему преимущество перед Мардуком. Что же до официальных текстов Навуходоносора, в них для нынешнего читателя не всё ясно. На первый взгляд иерархия богов в них не установлена: первенство отдается то одному, то другому. Кажется, будто Навуходоносор поддерживал равновесие между ними. Быть может, в качестве главы государства он поощрял поклонение и тому и другому божеству, не проявляя собственных предпочтений? Или вавилонский государь почитал обоих вместе? «Я люблю поклоняться <обоим> богам», — говорил он. Но все эти уверения создавали лишь видимость, которая рассеивается при внимательном чтении. В действительности Навуходоносор — или те, кто влиял на него (хотя он так или иначе утверждал их выбор), — на протяжении всего его царствования неизменно держался одной доктрины. Нет сомнений, что в общих чертах она была разработана уже при Набопаласаре, а впоследствии вавилонские цари придерживались ее и применяли.
