Шум, поднятый вокруг «дела маленьких девочек», проник за стены Ла-Коста, и де Сад почувствовал, что исход этого дела может оказаться для него плачевным. За крепкими стенами любимого замка он больше не чувствовал себя в безопасности. И решил снова отправиться в Италию, страну, где его ожидали красота, легкость бытия и сладострастие. 17 июля 1775 года после полудня де Сад в сопровождении лакея Картерона по прозванию Юность покинул Ла-Кост и направился в сторону Систерона, решив на этот раз перебраться в Италию через Альпы. Преодоление горных перевалов оказалось настоящим героическим предприятием: его возок — к счастью, без седока и багажа — чуть не свалился в пропасть, рискуя увлечь за собой медленно спускавших его по скользкому крутому склону людей. Но все обошлось, и 25 июля де Сад вместе с Картероном прибыл в Турин, где остановился в гостинице «Англетер». Не раз Сад будет останавливаться в гостиницах с таким названием: англомания получила широкое распространение. Точнее, останавливаться будет «граф де Мазан», ибо де Сад вновь путешествует под этим псевдонимом. Назвавшись графом де Мазаном, де Сад словно говорил, что не собирается особенно скрываться: он был уверен, что на территории Италии ему ничто не грозит. Но у инспектора Марэ, уже который год не выпускавшего де Сада из виду, в Италии была своя разветвленная агентура, и каждый новый шаг «графа» становился ему известен. Турин де Саду, очевидно, не понравился, и впоследствии устами своей героини Жюльетты он скажет о нем: «Во всей Италии нет тоскливее и безрадостнее города, чем Турин; двор здесь удручающе скучный, знать вялая и меланхоличная, чернь напоминает висельников».
Ничего интересного соглядатаи начальству сообщить не могли. «Граф де Мазан» ехал из города в город, осматривал достопримечательности, писал путевые заметки и заводил непродолжительные романы. Среди его любовниц были и знатные патрицианки, и почтенные буржуазки. Во Флоренции у него сложился роман со знаменитой красавицей полусвета Сарой Гудар, женой авантюриста и писателя Анжа Гудара. В свое время Гудар встретил Сару в лондонской таверне, где она работала подавальщицей, и, пораженный ее красотой, увез на континент, где женился на ней и приставил к ней учителей. Ученица оказалась необычайно способной, и Гудар даже подумывал поставить ее на место фаворитки Людовика XV мадам Дюбарри, но не сумел. Чтобы избежать ареста, супругам пришлось бежать из Франции, и с тех пор очаровательная парочка колесила по Европе, он зарабатывал интеллектом, она — красотой, и оба они — карточной игрой, не чураясь при этом, как говорил Казанова, «подправлять фортуну», то есть плутовать. А еще, как и многие авантюристы того времени, Гудары при случае подрабатывали шпионажем. Сару, которую Донасьен считал одной из первых красавиц Италии, не называют явным прототипом Жюльетты, но частичка прекрасной авантюристки в этой героине, несомненно, есть. Не оставлял своим вниманием маркиз и злачные заведения, но невозможность отыскать безопасный «остров», «неприступную крепость» удерживала его от оргий, подобных тем, из-за которых ему пришлось покинуть Францию.
Существует точка зрения, согласно которой приключения де Сада в Италии были гораздо более бурными, но ему удалось скрыть их от шпионов Марэ, а впоследствии они нашли свое отражение в путешествии по Италии его любимой героини Жюльетты. Верно ли это предположение в части, касающейся реализации маркизовых фантазий? Возможно, новые сведения появятся после публикации комментария к «Путешествию по Италии», объем которого превышает объем основного текста. Комментарий этот недавно был обнаружен в архивах семьи де Сад. Параллели же между странствиями графа де Мазана и либертенки Жюльетты, несомненно, провести можно. Во всяком случае, маршрут у них один: после Флоренции и де Сад, и Жюльетта держали путь в Болонью, а оттуда в долину вулкана Пьетрамала. Проездом де Сад останавливался в монастыре, где был прекрасный приют для паломников. В этом же монастыре Жюльетта провела неделю, предаваясь сладострастным оргиям. Добравшись до вулкана, оба, и автор, и его героиня, наслаждались зрелищем раскаленного кратера. Шумные, яростные, обильные и губительные извержения либертенов в романах маркиза часто сравниваются с извержением вулкана. Недаром сразу после посещения долины вулканов Жюльетта попадает в замок гигантского монстра-либертена Минского, в любую минуту готового к мощнейшему извержению из своего вечно вздыбленного жезла.
У путешественника де Сада был пристальный взор, подмечавший множество мелочей, которые он с удовольствием разглядывал и описывал. Познакомившись во Флоренции со страстным коллекционером доктором Мени, французом, обосновавшимся в Италии, де Сад с удовольствием знакомился с его коллекцией древностей, подолгу рассматривая монеты, медали, вазы, раковины и засушенные образчики флоры и фауны. Обретя в маркизе благодарного слушателя, Мени с удовольствием служил ему гидом по Флоренции, а когда де Сад стал скупать предметы старины и произведения искусства, давал ему ценные советы, У доктора Мени было пять дочерей, из которых три были замужем, одна постриглась в монахини, а младшая жила с родителями. Де Сад завел роман с замужней Кьярой, матерью пятерых детей и ожидавшей в то время шестого ребенка. Для маркиза этот роман был очередным, бурным и непродолжительным, для Кьяры — жарким, словно ослепительное итальянское солнце, неповторимым и слишком коротким, ибо она была готова любить Донасьена вечно и тяжело переживала разлуку с ним.
Как и положено любознательному путешественнику, де Сад прочел множество путеводителей по Италии, но ни один не соответствовал его собственным представлениям об этой стране. Ему казалось, что предшественники уделяли слишком много внимания произведениям искусства и слишком мало — нравам. И он усердно исписывал листы своими наблюдениями «над жизнью»:
Во Флоренции множество театральных залов, но летом можно увидеть только оперу-буфф, основной театральный сезон начинается в сентябре… тоньше, чем у женщин. Возмутительно!..
Площадь Барберини в Риме украшает великолепный фонтан Бернини с тритоном и четырьмя дельфинами. Когда струя воды, что вырывается из чаши на голове тритона, замерзает, у тритона образуется чрезвычайно живописная прическа…
В Неаполе ассамблеи и театры начинаются поздно, а потому заканчиваются в такой час, когда практически нигде невозможно поужинать, и остается либо ложиться спать голодным, либо глотать сухие куски в гостинице. Но если до начала итальянцы все равно преспокойно сидят в кафе и ничего не делают, то почему бы не начинать общественные увеселения немного раньше? Ведь есть же люди, которые не любят торчать в кафе!..
Улицы Неаполя кишат доступными женщинами, готовыми за умеренную цену на любые фантазии либертенов. Матери предлагают вам своих детей любого пола и возраста, жены продают мужей, мужья — жен. «Так что же, спрашиваю я вас, ожидает добродетель? Нравы населения упали столь низко, что малейшая возможность получить барыш заставляет отбрасывать заботы о здоровье и, презрев такие понятия, как порядочность, честность и добродетель, подталкивает к преступлению. Порядочность и приятное обхождение, честность в отношениях между полами, способствующие зарождению благородных страстей, кои, как известно, являются пристанищем добродетели, в сем городе совершенно неизвестны, ибо население его по причине крайней грубости взглядов желает только наслаждаться».
В «Истории Жюльетты» де Сад несколько по-иному определяет причины моральной деградации: «Мы же склоняемся к мнению, что нравственное разложение, независимо от местности или режима власти, происходит только в результате высокой концентрации населения на небольшой площади: всего скорее портится то, что свалено в кучу».
И все же, откуда возвышенная филиппика в защиту морали и добродетели? Не намеревался ли де Сад уже в то время опубликовать свои заметки? Тогда подобные пассажи вполне могли быть уступками общественному мнению, костью, брошенной будущим цензорам. Ибо Донасьен не мог не понимать, что, вздумай он опубликовать сочинение, полностью созвучное его «образу мыслей», под собственным именем, его непростое положение осложнится до крайности, а тираж могут конфисковать. И если анонимные памфлеты (которых так боялась мадам де Монтрей) представляли угрозу прежде всего для того, кто в них выведен, то сочинение с именем автора на титуле с головой выдавало своего автора. Не потому ли де Сад никогда не признавался в авторстве ни «Жюстины», ни «Жюльетты», ни «Философии в будуаре»?
