В забастовочном комитете с утра сложилась тревожная обстановка. Профессор Гинс наотрез отказался принять предложение Соримена об объединении Комитета общественного спасения с забастовочным комитетом и об образовании, таким образом, совместного Комитета общественного противодействия.

Комитет общественного спасения, который так и не был распущен официально, выдвинул лозунги, имевшие серьезные расхождения с лозунгами забастовщиков. Гинс и его сторонники требовали только освобождения телерепортеров, призывая рабочих в случае удовлетворения требования, прекратить забастовку.

За Гинсом шла вся прогрессивная интеллигенция города, и поэтому самостоятельное существование Комитета общественного спасения с его половинчатой программой серьезно ослабляло позиции забастовщиков.

Лори Соримен проводил в зале заседаний местного отделения Центра объединенных профсоюзов совещание с руководителями забастовочных комитетов фабрик, заводов, фирм и компаний, профсоюзы которых входили в Центр. Шло обсуждение позиции Гинса и его сторонников. Самые горячие головы требовали полного отказа от контактов с ними. Наконец, решили отправить к Гинсу делегацию из трех человек для окончательных переговоров. Затем приступили к утверждению конкретных требований забастовщиков, которые следовало предъявить местному отделению Всеаранского союза предпринимателей.

Повышение заработной платы на двадцать процентов, увеличение пенсионных пособий, улучшение охраны труда, аннулирование права предпринимателей на штрафные санкции и на увольнение работников по политичееким мотивам, немедленное заключение трудовых договоров на текущий год на основе выдвинутых условий - таковы были требования рабочих к частному и го. сударственному бизнесу.

Параллельно с ними утверждались и другие - к правительству: освобождение телерепортеров, снятие запрета с компартии Арании, роспуск утратившего доверие народа Законодательного собрания и досрочные выборы нового Президента с участием в выборной кампании компартии.

Заседали уже часа три. Лори Соримен председательствовал. Рядом с ним за столом сидели Лобби Тэк, Кай Чина - работница пищевого комбината, и Ян Дибр - представитель завода электронных приборов.

Соримен изредка поглядывал в окно, за ним была сплошная белизна, выпал снег, и на белом фоне, подобно чернильным кляксам, выделялись мундиры полицейских, дежуривших у здания с раннего утра. Как вороны, кружили они, ни на минуту не выпуская из поля зрения подъезд.

Кроме полицейских, здание пикетировала и рабочая охрана. Лорри хорошо помнил, как два года назад полиция неожиданным налетом чуть было не накрыла здесь участников заседания партийной группы. Он и тогда позаботился о путях отступления.

Все главные вопросы уже были решены, и сейчас, когда спало напряжение горячих дебатов, Лорри почувствовал, как он устал.

Особенно угнетал его утренний разговор с Гинсом. Профессор каким-то образом узнал, что Дюк занимается организацией вооруженных рабочих отрядов, и это послужило главной причиной отказа профессора от сотрудничества с забастовочным комитетом. Интеллигенции, заявил он, не по пути с вооруженными мятежниками. Как ни пытался Соримен убедить профессора в том, что рабочие только в самом крайнем случае пойдут на вооруженный конфликт с фашистами, Гинс оставался непреклонным. Комитет общественного спасения, твердил он, избран для борьбы за соблюдение в городе конституционных демократических свобод гуманными, исключающими кровопролитие средствами.

Так они и расстались, впервые в жизни не сказав друг другу «до свидания».

Соримен внимательно всмотрелся в лица присутствующих. Вот его старый приятель Омэй. Нашел-таки в себе силы подняться с постели, прийти сюда, чтобы поддержать товарищей. Больное, землистого цвета лицо Омэя освещалось сейчас широкой улыбкой. По всему было видно, что он рад встрече с друзьями, рад, что за те полгода, что он пролежал в постели после аварии на заводе, товарищи стали еще дружнее и еще решительнее.

Вот Макс Трон: крепкий румянец во всю щеку, белозубая улыбка, мощный разворот плеч. За отряд, который он возглавляет, можно быть спокойным.

Бросалась в глаза кучерявая голова Тони Риверса, который недавно так кстати влез в разговор комиссара Муттона с начальником тюрьмы. Не освободи они тогда Гинса, кто знает, дожил бы он до утра.

Лицо Соримена помрачнело. О чем бы он ни думал, мысли его неизбежно возвращались к утренней ссоре с профессором.

Старик закусил удила, и теперь его не остановишь, хотя он может сам понять и исправить свою ошибку. С ним такое случается.

- Лорри, - толкнул Соримена Лобби Тэк.

- А? Что? - спохватился Лорри.

- Спишь, что ли? - участливо спросил Тэк. Он знал, что товарищ, как и он, не спал ночь.

- Устал - признался Лорри. - Голова тяжелая, не держится.

- Пора заканчивать. Уже двенадцать, а в час у нас встреча с Вином и остальными.

- Пора, - согласился Соримен и встал.

Зал примолк.

- Я думаю, - обратился Соримен ко всем, - пора нам и отдохнуть. Требования наши утверждены, члены переговорочной комиссии избраны. Посмотрим, что даст нам разговор с предпринимателями. Если они откажутся принять наши условия, забастовка будет продолжена. Так я говорю?

- Так, - ответил кто-то из зала.

- Тогда расходимся. Учтите, мы не должны поддаваться ни на какие провокации. Эти, - кивнул Соримен в окно, - только и ждут, когда мы ошибемся. Никаких стычек! Мы члены законных профсоюзов и проводим законную забастовку.

Соримен собрал со стола бумаги, вложил их в небольшую папку.

Полицейские у подъезда настороженно подтянулись, когда участники совещания вышли на улицу.

В зале остались только члены переговорочной комиссии. До встречи с предпринимателями оставалось еще около часа, и Соримен решил съездить домой пообедать.

Профессор Гинс, с трудом добравшись на костылях до столовой, с тяжелым вздохом опустился в кресло.

Марта участливо посмотрела на него и отвела глаза, когда муж поднял голову. В столовой царила тишина, нарушаемая лишь громким тиканьем больших настенных часов.

Полчаса назад профессор имел продолжительную беседу с Ют Буром и Бон Гаром - членами Комитета общественного спасения. Гинс ни словом не обмолвился о своем утреннем разговоре с Сорименом. В глубине души профессор понимал, что от избранной им позиции по отношению к забастовочному комитету попахивает двурушничеством. Но по-другому поступить он не мог. Профессор знал, почему именно, но если бы у него спросила Марта, он даже ей не сказал бы откровенно.

Гинс по-настоящему испугался вооруженных рабочих отрядов, о которых в разговоре с ним по телефону проговорился Дафин.

Участие в такого рода делах выходило за рамки конституционных свобод. А это означало, в случае разоблачения, арест, тюрьму и полную его компрометацию, как ученого. Быть заодно с вооруженными рабочими… Другое дело мирная манифестация, организованная и проведенная в пределах демократических свобод. Здесь Гинс не рисковал ничем, потому что в его действиях не было ничего противозаконного. Более всего профессора угнетала мысль о том, что Соримен прекрасно понял подоплеку его позиции. Было бы наивно надеяться, что Лорри может что-то в нем не понять. И все-таки у Гинса хватило мужества сказать себе правду и посоветовать Буру и Гару вынести на обсуждение Комитета призыв забастовщиков к объединению с учетом того, что он, Гинс, за такое объединение.

Марта разлила суп, подвинула к мужу хлебницу.

- Что-то ты совсем расклеился, Тони, - заглянула она ему в лицо. - Оттого и нога твоя так плохо заживает.

- Ничего, дорогая. Скоро буду бегать.

Серое усталое лицо Гинса осветилось слабой улыбкой, но взгляд его упорно избегал глаз жены. Профессору казалось, что и Марта разгадала его трусость.

В нем зрело решение, которое, как он полагал, должно полностью реабилитировать его в глазах Соримена. Он рассчитывал нанести удар по правым с неожиданной для них стороны и тем самым внести свою лепту в общую борьбу.