Should I write anything more which I may think worthy of publication, I will with great pleasure forward it to you without delay.
With heartiest wishes for the further success of your efforts,
Leo Tolstoy.
Moscow,
24th December 1900.
Дорогие друзья,
Я получил первые выпуски ваших книг, брошюр и листовок, содержащих мои писания, а также проспекты с изложением цели и плана издательства «The Free Age Press».
Издания чрезвычайно аккуратны и привлекательны и, чтò мне представляется величайшей важностью, весьма дешевы, а потому вполне доступны широкой публике, состоящей из рабочего класса.
Я также горячо сочувствую объявлению на ваших переводах о том, что они не подлежат правам литературной собственности. Будучи хорошо осведомлен о всех жертвах и практических затруднениях, в которые это вовлекает издательское предприятие в наше время, я особенно желаю выразить мою сердечную благодарность переводчикам и участникам вашего дела за их великодушное присоединение к моему отказу от всякой литературной собственности, чтò помогает делать мои писания совершенно свободными для всякого, кто захочет переиздавать их.
Если я напишу еще что-нибудь, чтò сочту заслуживающим напечатания, то с большим удовольствием доставлю это вам немедленно.
С самым сердечным пожеланием дальнейшего успеха вашим усилиям
Лев Толстой.
Москва,
24 Декабря 1900.
Перепечатывается со второй страницы обложки книги Leo Tolstoy. «The Slavery of our Times», изд. «The Free Age Press», Maldon, Essex, 1900. где подпись факсимильно воспроизведена. Местонахождение подлинника неизвестно.
Третья, окончательная редакция обращения Толстого к английскому издательству «The Free Age Press» (см. письма №№ 389 и 412). Письмо было составлено В. Г. Чертковым и прислано Толстому для подписи при письме от 29 декабря н. ст. 1900 года. Чертков писал: «Спасибо вам большое за разрешение воспользоваться вашим письмом для «Free Age Press». Согласившись на это, вы сняли большое усложнение с моих плеч. А ваше замечание о том, что ваше прежнее нежелание уничтожается отсутствием «copyright», очищает дорогу для полного соглашения моего с теми сотрудниками, которые вдруг соблазнились было поползновением внести «copyright» в наше дело, начатое на началах «не-copyright». Только для того, чтобы воспользоваться как следует этим вашим отношением к вопросу и не предъявлять этого нашего с вами отрицания «copyright» в виде спора, обличения или насилия над теми, кто по временам подпадает соблазну утверждения «copyright», очень важно в вашем письме к «F. А. Р.» сделать ту вставку, которую вы найдете в прилагаемой черновой новой его версии. Это раз навсегда разрешило бы и установило этот опасный по своему соблазну вопрос и притом сделало бы это не в форме противоречия Мооду, Fifield’y и им подобным, а в форме благодарности тем и другим лицам, уже работавшим для нас без «copyright». Я взвесил каждое слово, и хорошо, если бы [вы] нашли возможным оставить редакцию этого места точь в точь, как в моем черновом. Остальное есть, как вы просили, повторение в несколько исправленном виде вашей первой версии [...] «Yours truly» лучше избежать: оно холодит и пишется только при очень далеких официальных отношениях». «Copyright» — право литературной собственности.
Отправляя Черткову подписанный текст, Толстой писал ему 24 декабря: «Посылаю письмо F. А. Р. Боюсь, как бы кто-нибудь (Моод) не огорчился. Тогда вы будете виноваты». Моод решительно был против уничтожения «copyright». Этого вопроса он касается в составленной им биографии Толстого «The Life of Tolstoy. Later years», London. 1911, гл. XV.
Письмо Толстого на имя «The Free Age Press» перепечатывалось на книгах этого издательства.
439. В. Г. Черткову от 24 декабря.
* 439а. Т. Л. Сухотиной (Толстой).
1900 г. Декабря 27. Москва.
Вчера получили отъ Сережи телеграмму о твоемъ событiи, милая, голубушка Таня.1 Страшно писать тебѣ, не зная, какъ твое здоровье. Все ли кончилось и кончается благополучно? Буду надѣяться, что такъ и въ такомъ духѣ буду писать. Хотѣлъ послать телеграмму съ вопросомъ, да къ вамъ трудно ходятъ. Но ты, пожалуйста, извѣсти, если что нехорошо. Такъ что, если не будетъ извѣстiй, я буду считать, что хорошо. Ты, вероятно, знаешь, что маленькій Левушка скончался.2 Мамà уѣхала туда, а я сейчасъ встрѣчаю Вестерлунда,3 который ѣдетъ къ нимъ. Я одинъ съ Сашей4 и Ильей5 и его маленькимъ Мишей.6 Вчера вечеромъ заѣхалъ Усовъ7 и, узнавъ про то, чтò съ тобой случилось, сказалъ, что это къ лучшему, п[отому] ч[то], по его мнѣнію, была опасность судорогъ при родахъ. Я не дѣлаю такихъ соображеній, но говорю, что б[ыло] то, чтò должно быть, и потому нельзя говорить о томъ, чтò лучше.
Какъ это случилось? Были ли причины, вызвавшія преждевр[еменныя] роды? Я ужъ подумалъ, не мое ли письмо съ письмомъ М[аши] и Д[яди] С[ережи]?8
Я получилъ только что твое письмо9 и такъ порадовался тому состоянiю, въ к[оторомъ] ты была писавши.
Прощай, милая, цѣлую тебя нѣжно. Я здоровъ, и мнѣ хорошо.
Л. Т.
27 дек[абря] 1900.
Печатается по автографу, находящемуся в архиве адресата. Публикуется впервые.
1 У Т. Л. Сухотиной родилась мертвая девочка.
2 Сын Льва Львовича Толстого.
3 Эрнст Вестерлунд, отец Доры Федоровны Толстой.
4 Александра Львовна Толстая.
5 Илья Львович Толстой.
6 Михаил Ильич Толстой (1893—1919).
7 Павел Сергеевич Усов — московский врач, знакомый Толстых. Был в Астапове во время последней болезни Толстого.
8 См. письмо № 435а.
9 Письмо от 21 декабря, ответ на письмо Толстого от 20 декабря.
В ответном письме от 6 января 1901 г. Т. Л. Сухотина писала: «У меня теперь совсем иной взгляд на отношения матери к детям, чем был прежде. Раз только взглянувши на свою мертвую девочку, я почувствовала это жестокое безумное материнское чувство, от которого я не скоро опомнюсь».
440. С. А. Толстой от 27 декабря.
441. Альберту Шкарвану (Albert Škarvan).
1900 г. Декабря 28. Москва.
Получилъ ваше длинное хорошее письмо, милый другъ Шкарванъ. Все мнѣ въ немъ интересно. И свѣденія о вашихъ сосѣдяхъ и болѣе всего о васъ самихъ въ вашей брачной жизни.
Очень радъ за васъ.
Не считайте этого письмомъ, а только распиской въ полученіи вашего. Я уже болѣе двухъ мѣсяцевъ нахожусь въ состояніи умственной усталости, ничего не пишется. Сначала это тяготило меня, но потомъ я нетолько примирился съ этимъ (если такъ продолжится и до смерти), а даже нахожу въ этомъ большую выгоду, такъ какъ при умственномъ бездѣйствiи нравственная работа идетъ гораздо лучше.
Прощайте. Братски цѣлую васъ. Привѣтъ вашей женѣ и всѣмъ друзьямъ.
Левъ Толстой.
28 Дек. 1900. Москва.
На конверте: Швейцарiя, Suisse. Locarno, Mont de la Trinita. Schkarwan.
Печатается по фотокопии с автографа, хранящегося в Славянской библиотеке Министерства иностранных дел в Праге (фотография снята В. Д. Бонч-Бруевичем на средства Наркомпроса РСФСР; хранится в ЦЛМ). Впервые опубликовано в «Письмах Л. Н. Толстого», собранных и редактированных П.А. Сергеенко, II. М. 1911, № 449.
Об Альберте Шкарване см. письмо № 282.
Ответ на письмо Шкарвана от 2 января н. ст. 1901 г. (получено в Москве 25 декабря 1900 г.). На трех листах почтовой бумаги большого формата Шкарван описывал свою жизнь, жизнь соседей и близких единомышленников. О женитьбе он писал: «Лучше ли, или хуже стала моя жизнь после того, как женился, право, не решаюсь сказать; кажется же мне, что лучше, во всяком случае, веселее, приятнее, и вряд ли я потерял чего-нибудь, что у меня стала жена. Подразумеваю тут то, что не утерпел ущерба в духовной жизни [...] Сунта, хотя и не летает в сферах идеалов, на деле живет хорошо, толково, твердо, не обижая жизни и людей. Она здорового, сильного типа женщина, какие в барских сферах, кажется, и невозможны. Что в ней есть, это всё настоящее, солидное; показного, ненужного обманчивого товару в ней не находится вовсе. В ней есть богатство, но всё это богатство скрыто, в сундуках как будто уложено, и только настоятельная нужда может заставить ее пользоваться им [...] Не хочу, однако, забыть сказать вам и про тяжелое нашего брака, про то, чтò иногда затемняет нам светлый горизонт. Жена моя очень хороший человек, но то, что она не проникла в идеал христианства, делает ее иногда мертвой для бога и для меня, и от этого затемнения — страдания [...] Смотрю на эти столкновения как на данную мне для решения задачу, как на бремя, которое заслужил и заслуживаю за многие легкомысленные грехи свои, и стараюсь не уклоняться от него».