Ответ на письмо Караваевой, писавшей Толстому 25 сентября 1900 г.. по поводу убийства 26 июня 1900 г. итальянского короля Гумберта анархистом Бресси: «Многоуважаемый Лев Николаевич! Вы, вероятно, прочли в газетах об ужасном наказании, которому подвергли Бресси за убийство короля Гумберта? Страшное дело убить человека, но еще ужаснее то, чему обрекли этого несчастного молодого Бресси, почти юношу! Его засадили на всю жизнь в полутемную клетку, лишили всякого общения с людьми, обрекли на полное молчание, на совершенно праздную полуголодную жизнь. Это прямо ужасно! Но и этого еще мало: его собираются подвергать наказаниям, уже настоящим пыткам, за малейший протест против такого нечеловеческого существования! Вся душа трепещет при представлении о возможности такого факта. Мне кажется, что каждый человек обязан протестовать. Но как протестовать? Что значит наше слово кучки людей для коронованных величеств!? Единственная, хоть и самая незначительная надежда остается на то, что иной раз, благодаря сходству людской психики, горячее слово, сказанное одним человеком, невольно открывает глаза и другому. И вот мы задумали (нас пять — шесть человек, из которых ни один не обладает сколько-нибудь известным именем) написать королеве Маргарите, вдове Гумберта, письмо, в котором умолять ее, как мать, сжалиться над судьбой этого несчастного юноши, у которого тоже, может быть, есть мать и отец и уж во всяком случае есть какие-либо близкие люди, которые горячо любят его и страдают за него так, как страдает теперь она, оплакивая своего погибшего мужа, или как страдала бы она, если бы ее сын был в несчастии. Но мы боимся, что наше письмо не достигнет никакого результата. Чтò будет значить для королевы просьба нескольких незначительных людей из далекой России? Вот нам и пришло в голову, что было бы гораздо полезнее для дела, если бы такое письмо королеве или ее сыну согласились написать Вы, писатель, известный всей Европе, сочинения которого переводятся на многие языки, к голосу которого прислушивается много, много людей. Если же Вы найдете почему-либо неудобным для себя писать такое письмо, то все же мы горячо просим Вас посоветовать нам, как лучше сделать это дело, чтоб хоть немного помочь этому бедному, несчастному Бресси. Правда, и у нас много людей томится в одиночном заключении, но всё-таки, кажется, до такой жестокости у нас еще не доходили. Ждем с нетерпением Вашего ответа».
Бресси отбывал наказание в тесной камере с кроватью, привинченной к стене в наклонном положении, чтобы нельзя было крепко заснуть; камера находилась в подвалах королевского дворца. Никто не выдерживал заключения в этой тюрьме более двух лет: или сходил с ума или кончал самоубийством. Проект Караваевой не мог быть осуществлен, так как Бресси вскоре покончил с собой.
1 Статья «Не убий» датирована 8 августа 1900 г.
2 Надежда Дмитриевна Гельбиг (Helbig), рожденная кж. Шаховская (1845?—1924[25?]), дочь кн. Наталии Борисовны Шаховской, рожд. кж. Святополк-Четвертинской (1820?—1907), учредительницы московской городской общины сестер милосердия «Утоли моя печали» (1878?—1917), жена профессора археологии, директора римских музеев В. Г. Гельбига (р. 1839 г.). Семья Гельбиг жила в Риме. Пианистка, ученица Франца Листа, Н. Д. Гельбиг вращалась в музыкально-литературных кругах, и среди посетителей ее салона были Ф. Лист, П. И. Чайковский, И. С. Тургенев, Ф. И. Шаляпин и другие. Она была дружна с итальянской королевой, которая запросто бывала у нее.
395. В. В. Стасову.
1900 г. Октября 5. Я. П.
Очень мнѣ совѣстно, Владиміръ Васильевичъ за то, что обременилъ васъ дѣломъ скопца,1 и за то, что не отвѣтилъ вамъ.2 Простите. Я почти б[ылъ] увѣренъ, что дѣло скопца безнадежно и потому и не ожидалъ иного исхода. A сдѣлать, что можно, всетаки надо. Плохо только то, что я чужими руками дѣлаю. Очень, очень сочувствую вашему горю и тому, какъ это страшно случилось. Не вѣрю я, чтобы вы, старый, умный, добрый человѣкъ, боялись или ненавидѣли смерть. Только она, т. е. мысль о ней, выноситъ въ такую область мысли, гдѣ полная свобода и радость.
Л. Толстой.
5 Окт. 1900.3
На обороте: Петербургъ, Публичная библіотека. Владимiру Васильевичу Стасову.
Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Секретка. Впервые опубликовано В. Д. Комаровой и Б. Л. Модзалевским по автографу в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка», стр. 254—255.
Ответ на письмо Стасова от 30 сентября 1900 г.: «Лев Николаевич, я не хотел писать вам раньше, чем буду иметь возможность сообщить ответ по порученному вами мне делу. Я видел и прослушал вашего посланного и сразу увидел, что вряд ли можно что-нибудь тут сделать. Однако, так как вы мне поручили, то я пошел на справки и разведки, также посовещался с вашим всегдашним докой [А. Ф. Кони], так как я сам ни в одном глазу не юрист (даром, что воспитывался в Правоведении). Потом, обсудивши всё, объявил вашему посланному, что дело не обещает никакого успешного результата, — и разве каким-то чудом может произойти какое-нибудь изменение и поправка. Как, и что, и почему — я авось сообщу вам (если вы пожелаете и еще будете интересоваться при множестве ваших дел), — сообщу вам в конце декабря или в начале января, когда собираюсь в Москву и когда, если вы дозволите, надеюсь не раз побывать и у вас. — Ах, как бы этого желал! Но для этого надо, раньше всего, чтоб я был жив, а вовторых, чтоб я был здоров. И то и другое у меня покуда есть, — но ведь чтò дальше будет, кто может сказать. Особливо, когда человеку 761/2 лет. Вон в середине августа, в Парголове на даче, мы стояли вокруг постели моей невестки, ожидая, скоро ли, скоро ли кончится ее обморок, а он нас пугал, потому что продолжался гораздо больше, чем это бывало вот в прошлую и предпрошлую неделю (при ее болезни сердца), — стоим, стоим, перепуганные, со сжимающимся в таком страхе сердцем, какого и не расскажешь, — да, да, стоим и ждем, а уж это была смерть, и она тотчас перед нашими глазами начала изменяться и холодеть, — вот тут каково нам всем было, и какой дубиной меня тут хлопнуло по голове. Вот, пожалуй, скоро и я такой спектакль дам другим. Ах, какой ужас! А ничего не поделаешь — и Льва Толстого больше не увидишь и не услышишь. Как знать, и чтò можно отгадать? Всё это время что-то не так. Ваш В. Стасов. Лев Николаевич, а всё-таки нельзя ли мне узнать, дошло ли до вас мое письмо, где я именно тоже говорил о Смерти, но тоже и про «Ниву»? Tàк ничего и не знаю, а хотелось бы, тàк хотелось бы. В. С.» (опубликовано в книге «Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка», стр. 253—254.)
1 См. письмо № 360.
2 Толстой не ответил на письмо Стасова от 8 сентября. См. письмо № 336.
3 Год вписан чужой рукой, — Стасова (?).
* 396. Феликсу Орту (Felix Ortt).
1900 г. Октября 6/18. Я. П.
Lieber Freund,
Ich habe Ihren Brief erhalten und danke Sie herzlich für die gute Nachrichten, die Sie mir darin geben.
Meine Gesundheit ist gut. Ich kann arbeiten und das macht das Leben schön.
Sie fragen mich, was ich arbeite? Ich habe etliche Anfänge, unter welchen auch der Roman,1 vom welchem Sie sprechen, aber meine Zeit ist kurz und mein Gewissen fordert mich nicht dass zu schreiben, was mir angenehm ist, aber dass, [was] mir notwendig scheint. Und solche Schriften habe [ich] mehrere fertig und angefangen zu schreiben. Eine von diesen ist «Die Sklaverei unserer Zeiten», die jezt in England Russisch und Englisch gedrückt wird.2
Was Ihre Frage über die Schulszene, wo ich den Kindern die Geschichte des Napoleonischen Feldzüge erzählte und bei den Kindern den Patriotismus anregte, anbelangt, muss ich sagen, dass dieses ein Vorfall war, welcher vor meiner geistigen Geburt vorkam und welchen ich jezt bedauere. Die Szene kann nur als eine Illustration gebraucht werden um zu zeigen, wie man gewönlich die Kinder verführt.
Es freut mich sehr zu wissen, dass Sie den Erfolg Ihrer Kolonie oder ihr Verfall so richtig ansehen. Wichtig ist nur das Geistliche, d. i. die Gesinnung der Menschen. Wenn die Christliche, wahre christliche Gesinnung oder Weltanschauung da ist, so werden die mannigfaltigste und wohlthätigste Folgen — wir können nicht voraussehen, welche — statt finden. Aber wenn Leute auch die entschiedensten Thaten vollbringen, ohne wahrer christlicher Gesinnung, so sind solche Thaten nichts werth und haben keinen Einfluss auf die Menschen.
