Литмир - Электронная Библиотека

— Я не боюсь никого, кроме Бога. Бога я боюсь, Бога я люблю! Да будет надо мной воля Его. Других богов я не знаю и не хочу знать.

— Молчи, не богохульствуй! Я тебе приказываю, слышишь ли ты? Немедля поклонись нашим богам.

— Я не могу кланяться тем, которых нет. Я — христианка.

— Взять ее! — воскликнул префект.

Палачи подошли к Цецилии, подхватили ее под руки и повели в сарай, куда набилось множество народа, чтобы смотреть, как будут пытать пойманную христианку. Палачи привязали Цецилию к машине с колесами, которая ломала кости и вывертывала руки и ноги. Цецилия молчала, хотя страшная бледность покрыла ее лицо. При первом повороте колеса все тело ее вытянулось в струну, лицо исказилось от страдания. Мучения ее удесятерялись от того, что она не могла ничего видеть, а только ощущала страшную, нестерпимую боль во всем теле.

— В последний раз говорю тебе: отрекись, поклонись богам!

Цецилия не отвечала ни слова префекту, но сперва громким, а потом все более и более слабеющим голосом начала молиться и, наконец, смолкла.

— Ну, что? Согласна теперь? — спросил префект с торжеством.

— Я христианка, — прошептала она чуть слышно.

— Продолжай! — крикнул префект палачу. Еще поворот колеса, но ни слова, ни звука, только очередной раз хрустнули кости.

— Поклонись богам, принеси жертву! — сказал префект.

Молчание.

Он повторил слова свои еще громче.

То же молчание.

Палач заглянул в лицо Цецилии и невольно отшатнулся.

Что такое? — спросил префект.

— Умерла! — сказал палач.

— Не может быть, не может быть! — вскрикнул префект. — Так скоро?

— Посмотри, — отвечал палач и повернул колесо в обратную сторону: тело Цецилии, безжизненное, неподвижное, с бледным лицом и бледными вывернутыми руками, висевшими, как плети, поразило всех присутствовавших. Вдруг из толпы раздался громкий гневный голос:

— Тиран бездушный! Изверг! Смотри на эту христианку, на это дитя, и пойми, что умирающие таким образом победят! С нами Бог и Его сила!

— А! Теперь ты не уйдешь от меня! — закричал Корвин, бросаясь в толпу с бешенством разъяренного зверя. Но неожиданно он налетел на какого-то офицера громадного роста и ударился головою о его грудь. Удар был так силен, что Корвин зашатался, а офицер поспешил поддержать его и заботливо спросил:

— Не ушибся ли ты, Корвин?

— Нет, нет, нисколько, пусти меня.

— Постой, не торопись, право, ты сгоряча, быть может, не чувствуешь удара. Он был ужасен, не повредил ли ты себе руки или ноги? Позволь, я ощупаю тебя!

— Оставь меня, — закричал Корвин, порываясь вперед, — а то он убежит. — Кто он? Куда убежит? — говорил великан, преграждая Корвину дорогу.

— Панкратий, разве ты не слыхал его голоса? Он оскорбил моего отца.

— Панкратий? — сказал Квадрат с притворным удивлением и посмотрел вокруг себя. — Но я его здесь не вижу, где же он? Тебе, верно, показалось!

Наконец, он выпустил Корвина. Корвин бросился на поиски Панкратия, но толпа уже мало-помалу редела. Панкратия нигде не было.

Префект приказал палачам бросить тело Цецилии в Тибр;« но другой офицер, плотно закутанный в плащ, сделал знак палачу. Улучив благоприятную минуту, последний вышел за офицером в глухой переулок и получил туго набитый кошелек.

— Вынеси тело за Капенские ворота, положи, когда стемнеет, у виллы Люцины, — сказал офицер.

— Будет сделано! — ответил палач. Офицер (это был Себастьян) быстро удалился и скоро исчез в одной из боковых улиц.

XXI

Префект города отправился во дворец доложить императору Максимиану о том, что случилось ночью и утром следующего дня, но Максимиана уже известили обо всем и он был в ярости. Не давая Тертуллию выговорить слово, он закричал:

— Где твой глупец-сын?

— Он ждет твоего приказания явиться и горит желанием объяснить, как слепая судьба расстроила все его планы.

— Судьба! — воскликнул Максимиан, — судьба! Скажи лучше — его тупоумие и трусость. Позвать его!

Корвин явился чуть живой от страха; он знал жестокость Максимиана, действовавшего всегда под влиянием минутного настроения.

— Поди, поди сюда! — сказал Максимиан — увидев Корвина. — Поди и расскажи мне о своих подвигах. Каким образом исчез эдикт, а в подземельях захвачена только одна слепая девушка?

Корвин, заикаясь и путаясь, начал рассказывать длинную историю, в которой не жалел, конечно, христиан. Он утверждал, что одно колдовство их могло разрушить его хорошо обдуманный план, и в доказательство привел внезапное, необъяснимое исчезновение Торквата, происшедшее на глазах всего отряда. Максимиан внимательно слушал рассказ и порою смеялся, замечая трусость Корвина, который дрожал с головы до ног и, наконец, бросился к ногам Максимиана, умоляя его о пощаде. Император не отличался изяществом обращения и изысканностью речи; он без церемоний оттолкнул Корвина ногой и приказал ликторам вывести его вон.

Услышав эти слова, Корвин вообразил, что его ведут на казнь, и завопил:

— Пощади мою жизнь! Я открою важные тайны.

— Какие? Говори скорей, я ждать не люблю!

— Молодой человек, по имени Панкратий, сорвал и украл эдикт — я нашел его нож у столба.

— Зачем же ты тотчас не арестовал его и не отдал судьям?

— Я два раза пытался поймать его, и два раза он выскальзывал из моих рук.

— Так пусть же в третий раз он не ускользнет от тебя, иначе ты поплатишься своею жизнью. Откуда ты знаешь, что нож принадлежит ему?

— Я учился с ним в одной школе и часто видал этот нож у него. Кассиан, наш школьный учитель, тоже христианин.

— Христианин — школьный учитель! — воскликнул Максимиан. — Это уж слишком! Где он, этот Кассиан?

— Торкват, отрекшийся от христианства, должен знать это, — ответил Корвин, все продолжая дрожать от страха. — Кассиан жил долго со многими другими христианами в загородном доме бывшего префекта Хроматия.

— Как? И бывший префект тоже христианин и держит у себя притон этих разбойников? Везде измена, и скоро я не буду знать, к кому обратиться! Префект-христианин! Сию минуту послать солдат во все стороны и арестовать тотчас этих людей, где бы они ни нашли их, а с ними и Торквата.

— Да он отрекся, — сказал Тертуллий смело.

— Все равно! — стану я разбираться — кто отрекся, кто нет! Был с христианами, знал их, — и кончено!

— Но он пропал! Это тот самый, который колдовством...

— Колдовство! Вздор! Найти его! Найти непременно!

Затем Максимиан встал и, вспомнив, что наступил час ужина, поспешно вышел из залы.

Себастьян, бывший свидетелем всей этой сцены, также быстро вывел из залы отряд солдат гвардии и, отдав необходимые приказания, поспешил уйти из дворца.

Быть может, нашим читателям любопытно узнать, что стало с Торкватом? Когда, перепуганный, он побежал по боковой галерее, то вдруг оказался на забытой и полуобрушенной лестнице, которая вела во второй, нижний этаж катакомб. Под ним провалилось несколько ступенек, и он полетел вниз. Факел выпал у него из руки и потух. Удар был силен, и Торкват, вероятно, разбился бы, если бы не упал на песчаный пол галереи. Долго лежал он без памяти, наконец очнулся и приподнялся. Вокруг него была глубокая темнота. Он ощупью, почти машинально, побрел вперед, ничего не помня. Через несколько минут он, однако, очнулся, остановился и с отчаянием схватил себя за голову, силясь припомнить, где он, что с ним и как очутился он один в этой страшной темноте.

Постепенно память возвратилась к нему. Он вспомнил, что у него за поясом есть несколько восковых свечей, взятых про-запас, так же как и огниво. Он поспешил зажечь одну из свечей и принялся оглядывать место. Бродя впотьмах, он отошел от лестницы, с которой свалился, и, не видя ее, не мог понять, где случилось с ним это страшное происшествие. Он решил искать выход и пошел вперед, поворачивая то направо, то налево. Перед ним и за ним по всему протяжению коридоров видны были лишь могилы да надписи. Торкват боялся взглянуть на них; совесть упрекала его в предательстве, и он спешил вперед, надеясь выйти из катакомб.

30
{"b":"228471","o":1}