Дело в том, что в Англии социальный расизм также был очень развит. Только он был куда более рациональным. Если французские дворяне блюли чистоту своих рядов, то англичане ещё в XVI веке допустили в элиты верхушку предпринимателей. К тому же британским дворянам не «западло» было заниматься бизнесом. Но это лишь добавило «веселья». На представителей «низших классов» смотрели как на пустое место. Социал-дарвинизм появился задолго до Дарвина. Хотя я подозреваю, что Дарвина подвигли к его идеям именно наблюдения за английскими реалиями. Побеждает сильнейший, и горе слабейшему.

«Крестьянский вопрос» решался так называемыми огораживаниями. Дело обстояло так. В Англии бурно развивалась промышленность, и долгое время самой доходной отраслью являлось производство сукна. Но для сукна нужно сырье – овечья шерсть. Недаром спикер парламента и теперь сидит в кресле, названном «мешок с шерстью», подчеркивая важность этого сырья для истории государства английского.

А для шерсти нужны овцы, с которых её стригут. А для овец требуются обширные пастбища. Но лишней земли в Англии не имелось. Она была занята крестьянами. Точнее – большинство земель принадлежало лендлордам (помещикам) и Англиканской церкви. Крестьяне арендовали у них участки на основании, как сказано было в документах, «вечной аренды». То есть формально отнять землю у них не могли. Но если нельзя, но очень хочется, – значит можно. Крестьян стали элементарно сгонять с земли.

А куда податься крестьянину? Для тысячного овечьего стада нужен один пастух. А остальные? Нарождающаяся промышленность всех принять не могла. Так что крестьяне шли в бродяги, против которых принимались весьма «гуманные» законы – бродяг просто вешали. Впоследствии, с расцветом колониальной экспансии, проблема до некоторой степени была решена тем, что бродяг, обезземеленных крестьян, выпихивали «завоевывать колонии». Кстати, дисциплина на английских кораблях была запредельно жестокой, условия жизни – невообразимыми для современного человека. Смерть во время плавания половины экипажа считалась «нормальной убылью». А что с этой матросней церемониться? Ещё наберем!

Огромное количество «лишних людей» и породило знаменитое упорство английской империи в деле колониальных захватов. Англичанам было не жаль класть своих солдат. Ещё наберут.

Но и в XIX веке за бродяжничество полагалось 20 лет каторги – потому что огораживание продолжалось. В начале XIX века жизнь фабричных рабочих была совершенно чудовищной. Фактически рабочие трудились «за еду». Правда, выбор был – не хочешь работать – можешь идти на каторгу – в Австралию, где работяг отдавали в рабство фермерам.

Кстати, за попытку организации профсоюза полагалась смертная казнь.

То есть в чем суть? К простому народу английская элита относилась как к расходному материалу. Под «государственными интересами» понимались исключительно интересы «вышей касты». А остальные? А какое до них дело.

Между прочим, и в XX веке верхи и низы в Англии говорили на разных языках. Наречие пролетариев, «кокни», образованные люди попросту не понимали.

Вот эти милые черты и переняла российская элита.

Очень хорошо видно отношение русских дворян к крестьянам в письме А. Н. Энегельгарта. В 1863 году он сетует:

«Притом же крестьяне теперь так зазнались, что не позволяют борзятникам топтать поля».

В самом деле, обнаглело быдло! Не дает развлекаться господам, им их посевы дороже.

«Глубокое невежество подавляющего большинства русского провинциального дворянства первой четверти XIX века, его упорное нежелание принимать активное личное участие в хозяйственной, общественной и культурной жизни своего уезда, своей губернии и своего государства – все это крайне отрицательно сказывалось на развитии производительных сил и просвещения в центральнонечерноземных губерниях России, резко сужая возможности помещиков региона принять деятельное участие в процессе преобразования традиционных основ аграрного строя».

(С. Козлов)

О том, что крепостное право – это не самый лучший социальный институт, задумывались давно. Я не имею в виду гуманистов-моралистов вроде Радищева. Давайте уж честно – любому государству гуманизм и мораль интересны в последнюю очередь. Так, в САСШ движение за освобождение рабов (аболиционисты) было раскручено лишь тогда, когда определенным кругам это стало экономически выгодно. Знаменитый аболиционистский роман Гарриет Бичер – Стоу «Хижина дяди Тома» представляет из себя обычную «заказуху»[6]. Тем более что гуманисты обычно не задумываются о том, каким образом претворить в жизнь свои идеалы. Или предлагают такие варианты, что страшно становится…

Но имелись в России и более серьезные люди. Первым об отмене крепостного права заговорил вельможа екатерининских времен, наставник будущего императора Павла Петровича Никита Иванович Панин. Этот человек был сторонником изменения вектора политики России. Он полагал, что нет смысла лезть в европейские разборки. Вслед за Ломоносовым он считал: «Россия прирастает Сибирью». Но для освоения Сибири и Дальнего Востока требовались люди. А их не было. Большинство народа являлись крепостными и работали на бар. Именно поэтому Панин и его последователи выступали за отмену крепостного права. Впоследствии к Сибири добавилась и Русская Америка, которую требовалось осваивать. Вообще-то полный провал освоения Аляски связан прежде всего с тем, что осваивать её было некому…[7]

Идеи освобождения крестьян подхватили декабристы. И уже у них проявилось главное различие между дворянами, стремившимися освободить крестьян исходя из определенных интересов, – и крестьянским менталитетом. Дело в том, что реформаторы планировали дать народу «волю» без земли. А крестьяне были на это решительно не согласны. Так декабрист Иван Якушкин вроде бы собрался дать крестьянам вольную. Но, как вы, наверное, догадались, без земли. На что мужики ему ответили:

– Нет уж. Пусть мы будем ваши, а земля – наша.

То же самое собирался сделать и другой член подпольного общества, Михаил Лунин. Но – тоже – без земли. Даже в своем завещании он предлагал своему наследнику, двоюродному брату, проделать подобный фокус. Но тот то ли не захотел, то ли не решился.

Без земли – эта идея будет постоянно вставать у декабристов. Конечно, они брали пример с «передовой Европы». Да только ведь там уже была достаточно развита промышленность. А в России куда было податься безземельному мужику? Либо обратно – к барину в батраки, либо в лес с кистенем.

Стоит упомянуть и ещё один факт. В 1812 году, во время нашествия Наполеона на Россию, французский император, когда понял, что события идут не так, как ему хотелось бы, подумывал об издании манифеста об освобождении российских крестьян. Очень серьезно подумывал – он приказал найти людей, помнивших восстание Пугачева, и подолгу с ними беседовал. Технически это сделать было бы не слишком трудно. Требовалось только найти какого-нибудь авантюриста, который провозгласил бы себя «счастливо спасшимся императором Павлом Петровичем» и издал бы соответствующий Указ. И вот как вы думаете – у многих русских солдат хватило бы патриотизма сражаться против Наполеона после такого? По разным причинам Наполеон на этот шаг не пошел. Хотя в Петербурге подобной возможной выходки корсиканца панически боялись.

Об освобождении крестьян задумывались не только бунтари и внешние враги. Об этом же думал и Александр I. 20 февраля 1803 года был подписан Указ «О вольных хлебопашцах». Это ни в коей мере не было «волей», данный документ всего лишь регулировал процедуру выкупа крестьян на волю с землей. То есть выкупиться из рабства мог крестьянин и до этого. Теперь он мог кроме всего прочего откупить и кусок земли. Правда, крестьянин имел возможность это сделать только в том случае, если на это был согласен помещик.