Когда я ушел из министерства обороны в 1977 году, некоторые владельцы акций фармацевтической компании «Серл Фарма» ставили под вопрос мою кандидатуру на пост главы компании. Их озабоченности были вполне понятны, поскольку к тому времени у меня еще не было опыта руководящей работы в деловой сфере и абсолютно никакого опыта в фармацевтической промышленности. Тем не менее я осознавал эти важные факты и понимал, что мне придется опираться на первоклассных биохимиков, технических экспертов, а также на сильного руководителя подразделения научных исследований и разработок.

В связи с отсутствием у меня степени в области юридических наук я понимал, что мне также понадобится сильный юридический советник, который стал бы гарантом того, что наши решения и деятельность в целом находятся в правовом поле многочисленных законов и подзаконных актов десятков стран, в которых оперировала «Серл Фарма». Как новый президент компании я понимал потребность в команде, которая могла бы мне помогать двигать компанию вперед и вынесла бы на общий стол те навыки, которых не было у меня. Если бы я не высказался однозначно в самом начале, что у меня есть первоклассные специалисты на ключевые посты, компания действительно столкнулась бы с настоящими трудностями. К счастью, среди моих первоочередных дел было пригласить опытного адвоката Джона Робсона и Джима Денни, опытного эксперта по вопросам бизнеса и финансов. Наше трио приступило к созданию группы менеджеров высшего разряда на благо компании и ее акционеров.

У меня на глазах был пример отсутствия доверия, которое проявил национальный лидер, когда я встретил Джимми Картера в 1976 году, через несколько недель после его победы на выборах в президенты. Я покидал свой пост министра обороны, а избранный президент Картер хотел обсудить вопросы, связанные с министерством обороны США. У него был ряд вопросов. Один удивил меня. Он хотел знать, как президент получает корабль для того, чтобы попасть из одного места в другое.

Мне показался весьма необычным этот вопрос от выпускника Военно-морской академии США, однако я продолжил объяснение всех процедур. Главнокомандующий обычно издает приказ министру обороны, который пересылает его вниз по командной цепочке. Но Картер продолжал давить: «Откуда вы узнаете, что корабль в действительности отплыл?» Даже несмотря на то, что он служил в ВМС, у него, судя по всему, отсутствовало доверие к системе.

Помню, что я сказал ему: «Губернатор, министерство обороны – это такой бюрократический аппарат, при котором вам не следует сомневаться в том, что ваши приказы будут выполнены». Возможно, в других министерствах исполнительной власти не прореагируют немедленно на указание от президента, но не в Пентагоне. «С минобороны существует один риск, – добавил я, – который заключается в том, что вы можете потребовать от министерства сделать что-то, о чем вы впоследствии можете пожалеть».

Руководитель должен уметь опираться на опыт, суждения и оперативность своей команды. А это требует доверия.

Термин многообразие вобрал в себя огромное количество неприятного багажа за последние десятилетия. Слишком часто он просто означает одну видимость – многообразие ради многообразия. Однако подлинное многообразие может стать важной силой в любой организации, если оно объединяет в единое целое разнообразные концепции, многообразие опыта, профессиональных знаний, подходов и разнообразного уровня подготовки. За исключением Эйнштейна или Моцарта, которые могли действовать по жизни в одиночку и создавать гениальные творения, большинство из нас может достигать главных целей, только работая совместно с другими. Даже Эйнштейн признавал, что многие из его открытий зависели от работы предшественников. Как напоминание этой истины он повесил у себя в кабинете портрет Исаака Ньютона.

Некоторые из самых лучших идей могут появляться из искр и мыслей, генерированных в ходе оживленных дискуссий за столом переговоров или во время беседы за обедом людей с противоположными точками зрения. Руководитель часто получает вдохновение от таких дискуссий – идеи, которые он не смог бы обнаружить в одиночку.

Ранее я упоминал неудачное решение президента Никсона в выборе своего вице-президента. Для него это был единичный случай. Обычно же Никсон принимал отличные решения по поводу разных назначений. Он набрал впечатляющую большую группу талантливых людей, включая людей с индивидуальными особенностями, различным стилем управления, образованием и разными точками зрения. Войдя в Овальный кабинет, вы могли встретить там Генри Киссинджера, решающего вопросы внешней политики, или остроумного Пата Мойнихэна, обсуждающего рынок труда. Или вы могли встретить агрессивно настроенного популиста и бывшего демократа Джона Конноли, которого президент обожал, полемизирующего о состоянии экономики с интеллектуалом Джорджем Шульцем, все внимание которого сосредоточено на политике, или с учтивым Артуром Бернсом. Никсону было очень легко – и он получал от этого большие преимущества – при наличии той энергетики, какая шла от ярчайших умов и соревнования их идей. В итоге он выдвинул некоторые из наиболее интересных, хотя в ряде случаев и противоречивых, политических инициатив, когда-либо исходивших из администраций в наше время. Речь идет о создании Агентства по охране окружающей среды (АООС), об окончании призыва на воинскую службу, о контроле над заработной платой и ценами, о целевых денежных субсидиях федерального правительства штатам и даже об экспериментах с образовательными ваучерами для общественных школ.

Помогает также наличие вокруг вас людей, которые не связаны корпоративными узами и не страдают бюрократической зашоренностью. Речь идет о личностях, имеющих способность размышлять и предлагать свое мнение по широкому кругу вопросов и способных повысить уровень разговора с элементарного трепа до умной беседы.

Я извлек ценный урок в этом смысле у президента Никсона, когда он попросил меня отправиться в Брюссель в качестве посла США в НАТО. Мне удалось взять с собой только двух человек. Одним была моя давняя помощница Леона Гуделл. Вторым – доктор Роберт Голдвин, декан колледжа Святого Иоанна в Аннаполисе, штат Мэриленд, известного также как школа «Великих книг». У Голдвина не было опыта работы в правительственных учреждениях и уж тем более в дипломатии. Однако он обладал одним из наиболее глубоких умов и широким кругозором среди людей, с которыми мне выпала честь вместе поработать. Беседа с Бобом давала свежий взгляд и знания, о наличии которых я ранее и не подозревал. Когда я вернулся в Белый дом с президентом Фордом, то вновь призвал Боба на работу, и он стал мозговым центром при президенте в составе одного человека и интеллектуальным компасом. В Белом доме он проводил семинары для президента с участием некоторых умнейших голов Америки. Организованные им дискуссии охватывали все: от образования до преступности и проблем голода. Если вам удастся найти своего Боба Голдвина, считайте, что вам повезло.

Как человеку, отдавшему несколько десятков лет службе на благо общества, мне нравилось окружать себя людьми, которые не всегда соглашались со мной. Это было полезно и вносило свежую струю. Среди моих друзей во время моей работы в конгрессе был левый антивоенный активист Ал Ловенштейн, который впоследствии сам избирался в конгресс на один срок. У Алларда было потрясающее чувство юмора, и, хотя мы не соглашались по очень большому количеству вопросов, нам нравилось проводить вместе время. Джойс и я, бывало, во второй половине дня по воскресеньям играли в теннис с Этель Кеннеди и ее друзьями. Я отношу к числу своих друзей известного историка Жана Эдварда Смита, который любезно согласился прочитать и редактировать первые варианты моих мемуаров. Порой он что-то набрасывал на полях, добродушно подчеркивая свое несогласие с кое-какими моими политическими воззрениями.