— Точно! — подтвердил я.

— Жалко, — загрустил Дэн.

— Эк вас накачали! — удивился я. — Вы, надеюсь, не забыли, что на самом-то деле вы — земляне, вас родные дома ждут. А у тебя, Дэн, еще проект не доделан!

Дэн махнул рукой, поправил очки.

— Не в этом дело, Гриш, — сказал он. — Что я, не понимаю, что ли? Да и «накачали» здесь ни при чем… Тут понимаешь… — Он задумчиво поглядел вдаль, на звезды. — Это ведь какой шанс! Это же невероятная вещь! — Он покачал головой. — Если бы мне кто-то сказал, что мне случится быть в космосе, сражаться на истребителе… ну или бомбардировщике, какая разница! Я бы ни за что не поверил. Но как бы я хотел верить! Как бы я хотел! — повторил он еще раз. — Чем мы занимаемся? Чертим чертежи? Играем в «Квейк»? Пьем пиво? Это классно, конечно, кто спорит… Но ведь это так, суррогат. Это не жизнь, это картинка, пусть и красивая. Что я в своей жизни добьюсь? Куплю квартиру? Женюсь наконец на своей Наташке, заведу детей? Может, и карьеру сделаю потихоньку, стану каким-нибудь начальничком, не большим, но уверенным, буду денежку зарабатывать… — Он замолчал.

— Замечательная жизнь, — невесело и как-то очень серьезно сказал Леха.

— Да уж… Замечательная… — так же серьезно кивнул Дэн. — И скажи мне кто-нибудь такое месяц назад, а еще лучше год, то я бы стопудово с этим согласился. Именно так оно все и должно быть — стабильно и замечательно. А знаешь почему? — спросил он меня. — А потому что ничего другого на горизонте не просматривалось. Все известно: как жизнь устроена, чем может человек заниматься, все плюсы и минусы. И выбирает большинство для себя надежный, спокойный плюс. Пусть и банальный, пусть и обсосанный до кристальной ясности, но зато безопасный. Мало дураков, что добровольно соглашаются жизнью рискнуть. Точнее, сейчас как раз много таких развелось, но это больше от скуки и от вязкого благополучия. И рискуют-то по дури, ни для чего, лишь бы испытать что-то такое, от чего сердце вздрогнет. А тут, ты понимаешь… — Он указал на звезды. — Это ведь не от скуки мы здесь, не по дури… Это совсем другое. Е-мое! Я помню, когда только контакт в прошлом октябре состоялся, я подумал: «Ого! вот так дела! Это что же? Получается, что коробочка-то земная наконец раскрылась? Ага, — думаю, — любопытно. Любопытно посмотреть, что же дальше будет. Как там дела за пределами нашей коробочки, чем, как говорится, мир живет». И даже когда не происходило ничего, мне все равно постоянно было интересно. Неважно, что инопланетяне пришли, поздоровались и ушли. Важно, что открылась новая дверь. Мы-то думали, что кругом стены, а тут вдруг раз! — оказалось, что в одной-то стене дверца! А за дверцей — целый мир! Пока, конечно, ничего не известно, что это за мир, хорош он или плох, опасен для нас или нет, но это не столь важно. Важно то, что мир вдруг расширился в сто миллионов раз. И если раньше тебе приходилось выбирать из сотен путей, каждый из которых известно к чему приводил, то теперь путей стало на порядок больше, и многие из них черт знает куда и ведут: никто не ходил еще, не проверял. И ты начинаешь задумываться. Начинаешь сомневаться: а может, есть и у тебя шанс найти то, самое важное, самое ценное для себя, если попробовать пройтись по одной из новых дорожек…

Он пристально смотрел вдаль, словно пытаясь разглядеть там свой путь.

— Я когда сел в свой истребитель, — продолжил он, — я охренел просто! Я буквально не мог поверить сам себе. Вроде бы вот: сижу в своем корабле, руки на штурвале, чувствую — а поверить не могу. Никогда такого со мной не бывало. А уж когда мы на проверочный вылет вышли! — Дэн выпучил глаза. — Тут я даже говорить ничего не буду, потому что описать это невозможно! Это все равно что свой первый настоящий секс по любви описывать… Нереально! Я летал в космосе! Я управлял кораблем! К чертовой бабушке все эти игрушки компьютерные! Я не представляю, как я сейчас в них играть буду… Я не скажу, Гриш, что я, блин, нашел себя. Будто я понял, что призвание мое — быть космическим пилотом-истребителем. Не знаю, может, и так, еще до конца не понятно. Но мне четко ясно, что такого в моей жизни никогда не было и, самое страшное, может, и не будет. Я знаю, я сейчас стою как раз на той самой, одной из не изведанных людьми дорожек. И никто, ни одна сволочь во вселенной не знает, куда эта дорожка приведет! Ну, может быть, А-рэй знает, но с ним хрен поговоришь… И если мы вернемся отсюда, так и не повоевав, это будет плохо. Плохо потому, что я не сделаю еще одного шага по этой дороге, не приближусь еще чуть-чуть к тому, самому главному, что только может быть…

— Точно, Денис! — кивнул Леха. — Все так и есть! Все в точку!

— Эх! — Дэн поднялся и сладко потянулся. — Ну дайте! Дайте мне этих Красных Зед! — крикнул он.

— Держи одного! — крикнул Сурен и с лету пнул в него мешок.

Дэн принял мешок на грудь, сбросил на колено и помчался к воротам.

— Гриш, вот скажи, — обратился Леха ко мне. — А ты только нашу станцию так сканируешь? Или можешь и другие тоже? Слушай, я знаешь, что хочу… Ты посмотри, как там дела на других станциях? У Эйрана, у Дельты-5? Что там сейчас? Может, там уже бои идут?

— Ого! Я даже не знаю. — Я не задумывался о пределах своих возможностей, всегда в голове возникала наша станция, и мне казалось, что так и должно быть. — Подожди, сейчас попробую. До туда чертовски далеко, но кто знает…

Будто щелкнул тумблер, и внутри головы развернулась объемная картинка, сияющая разноцветными огнями, пиликающая на все лады. Я вдруг заметил, что ощущаю, в придачу ко всему, ее температуру. Каждый элементик имел свою степень нагретости. Но меня сейчас интересовало не это. Я попытался посмотреть: а что вокруг? Что еще я могу увидеть?

Вокруг схемы станции сиял белый фон, пустой, холодный. Тогда я попробовал уменьшить масштаб. Точно так же, как я мог приблизить каждый из элементов станции, а затем вернуться обратно к общему виду, я постарался уменьшить всю станцию. И это сразу же получилось! Станция уплыла вправо вниз, я увидел Кситу — два голубых огонька, а чуть поодаль — вторую нашу станцию. Она тоже мигала, как новогодняя елка, и я понял, что легко могу узнать любую информацию и про нее. Это мне понравилось. Выглядело как игрушка: хочешь — приближай, хочешь — уменьшай масштаб. Тогда я взял всю систему Кситы вместе с нашими станциями и уменьшил ее до точки. Пространство заполнилось белой пустотой. Я стал по частям делать приближения отдельных секторов и скоро отыскал Эйран с его группой станций. Тут же голова заполнилась бурлящим океаном информации, но я отодвинул ее в сторону.

Много точек нашлось и в промежутке между нами: пространство между звездными системами тоже контролировалось, чтобы Красные Зед не просочились. Быстро освоившись, я скоро видел весь наш кусок галактики: ближайшие звезды, серое пятно пылевого облака, цветные микроточки станций. Зрелище было завораживающее. Я даже забыл на какое-то время, зачем я все это делаю, и просто крутил увиденную мной модель то так, то эдак.

— Ну что там? — спросил Леха, и я опомнился. Первый удар должен был прийтись на станцию № 3, ту самую, куда назначили контр-адмиралом Гэндальфа. Туда-то я и отправился.

Она выросла передо мной системой четырех соединенных цилиндров. Размеры ее раз в десять превосходили наши. И это было понятно: именно она должна была принять самый сильный удар Красных Зед. И сразу я увидел, что удар этот уже состоялся. Черные огоньки заполняли все вокруг. «Кэсс 8915, кэсс 2035, кэсс 11207…» Информация об отдельных погибших всплывала мимолетными облаками. Все кэссы шли под номерами. «Сенчуков Роман Викторович…» Матерь божья! И наши погибли! Через секунду я видел всех погибших раздельно: кэссы, люди, дишты. И даже истанты погибли, правда, меньше всех.

— Мужики! Мужики! — закричал я играющим в футбол. Зрение словно разделилось: я видел и картинку внутри, и то, что снаружи. — Красные Зед напали на станцию возле пылевого облака! И наши погибли! Наши погибли! Слышите!

«Мяч» глухо плюхнулся об пол. На меня уставились хмурые глаза.