— Ой!
— Какого хрена?!
Из одежды на нем — единственно, синее полотенце. Одним краем которого он вытирает мокрые волосы. А другой край свисает вниз, удачно прикрывая то, что в данных обстоятельствах прикрывать в первую очередь и следует. Именно это позволяет утверждать, что мужчина не полностью наг. Почти, но не абсолютно.
Гриша смотрит на Люду со смесью раздражения и удивления. Она же просто стоит молча, позорно приоткрыв рот и пялясь, иначе не скажешь, именно пялясь, на него — голого и влажного.
— Тьфу, черт! Вы-то тут откуда?..
Она не отвечает, Гоша давится смехом за ее спиной.
Из всего, что можно было сделать в такой ситуации, Григорий сделал самое неправильное. Он развернулся обратно в ванную. Сзади полотенца не было. И со стороны спины он был наг без каких-либо «почти». Просто — наг.
— Гришка, прекрати задницей сверкать! Я ревную, в конце концов! — Гоша единственный, кто, похоже, получает удовольствие от происходящего.
Сама Людмила по-прежнему пребывает в состоянии легкого ступора. Голые мужики не были частью ее повседневной жизни. Более того, даже эпизодами такое счастье не появлялось. В первый раз лицезрела вот такое — во всей красе. Клиенты-мужчины под ее руками почему-то даже не вспомнились. То ли потому, что трусы всегда наличествовали, то ли потому что как мужчины не воспринимались вовсе. Клиент пола не имеет, как известно.
— Люся, руки на кухне можно помыть, — у Гоши голос так и сочится ехидством. — Что, хороша у Гришки задница? Многим нравится…
Щеки вспыхнули, достойного ответа не нашлось. И она прошла в кухонную зону мыть руки.
На стукнувшую дверь ванной комнаты она демонстративно не повернула голову, продолжая сосредоточенно работать. Пусть хоть совсем голый по квартире ходит, его квартира, в конце концов, он здесь живет, имеет право. А ей… ей все равно!
Это был чистейшей воды самообман. Ей было не все равно. Какого-то черта ей было не все равно! Очередные слова Гоши почти уверили ее, что… Похоже, это все-таки правда. Они геи. Пальцы ее сжались слишком сильно, Гоша вздрогнул.
— Ой, прости, Гош. Задумалась.
— Все о Гришкиных достоинствах думаешь? — подначил ее Георгий. — Он у меня мужчина видный, успехом пользуется. Приходится следить, за ним глаз да глаз нужен…
Она только хмыкнула в ответ. Что тут скажешь-то?
Предмет их беседы вернулся. Уже одетый. Пижамные штаны кошмарной желто-черной клетчатой расцветки и футболка, пережившая свои лучшие годы еще пару лет назад, судя по всему. Удобно и непрезентабельно, с ее присутствием в доме явно считаться не собирались. Она в первый раз видит его в такой домашней одежде. Да и без оной тоже сегодня… в первый раз. А до того исключительно в костюме лицезрела Григория Сергеевича. И надо сказать, что и вот в такой вот отнюдь не парадной одежде Гриша выглядит… эх, какой же экземпляр пропадает!
— Гришка, тебе не стыдно? — Гоша тут же реагирует на появление третьего в комнате. — Смутил Люсеньку…
— Мне не бывает стыдно, ты ж в курсе, — Гриша неспешно проходит мимо стола в кухонную зону. — И потом — с чего ради вы с утра? Вечером же всегда было?..
— А мы перенесли, — парирует Гоша. — И я тебе, между прочим, вчера говорил!
— Забыл, — тон Гриши невозмутим. — Жоржета, я так понимаю, что завтрак мне самому готовить?
— Можешь один раз и сам приготовить, Григорий Сергеевич. Не переломишься.
Краем глаза Люда видит открывшуюся дверцу холодильника.
— На тебя жарить яичницу? — интересуются из кухонной зоны.
— С салом и луком? Увольте!
— Не с салом, а с грудинкой. И тебе же хуже. Мое дело предложить.
Люда работает, вполглаза наблюдая за передвижениями Гриши в кухонной зоне. Эх, такой мужик и надо же… Фигура у него просто отличная — такая настоящая мужская фигура, натуральная, не накачанная, а от природы правильно сформированный тестостероном силуэт — широченные плечи, мощные руки. Да и прочее… хм… не подкачало.
Лицо… вполне симпатичное, не писаный красавец, конечно, черты простые, даже грубоватые, но и не урод отнюдь. Недурен собой, явно обеспеченный. Мог бы составить счастье какой-нибудь девушки, а вместо этого… Все три поколения женщин с несложившейся личной жизнью взбунтовались в ней. Как же это несправедливо! Чем ему женщины не угодили?! Взгляд ее падает на то, что непосредственно под ее руками. Чем Гоша лучше какой-нибудь симпатичной девчонки?!
Нет, Георгий тоже по-своему привлекательный. Но ведь они оба мужчины… Почему так? Она с силой разминает Гошину поясницу и вдруг в голову приходит мысль — неожиданная, но в свете того, о чем она думает в последние минут пятнадцать — не такая уж и удивительная. А как оно вообще… происходит? Теоретически представляет, конечно. Что и куда. Взгляд падает на обтянутые в этот раз серыми с синими полосками плавками мужские ягодицы практически под ее руками. При попытке представить определенную картину к горлу подкатывает тошнота. Почему-то даже сомнений не возникает, что из них двоих именно Гошу… Ох, лучше не думать об этом! Неважно у нее с толерантностью! Ей все это не нравится, ей жалко, что Гоша и Гриша… такие. А еще ей нравятся они сами, просто как люди. И что заставило их сделать такой выбор?…
С кухни доносится шковорчание и запах — пахнет жареным луком. Кому-то этот запах может показаться не очень приятным, а Люсе вдруг захотелось есть. А ведь она завтракала дома — бабушка заставила.
Ну, вот и все. Последний сеанс закончен, Люся одевается в прихожей. Гоша, несмотря на все ее возражения об обязательном «двадцать минут лежать», вышел ее проводить. Тут же и Гриша, с кружкой, источающей запах хорошего свежесваренного кофе.
— Так, Гоша, я тебя через месяц к себе вписала, — Людмила застегивает пуховик. — Ближе к началу курса, за пару дней созвонимся, точное время утрясем. Там у нас как раз под Новый Год получается, так что надо будет заранее обговорить, чтобы перерыва не было. Мало ли…
— Мы никуда не уезжаем. В городе остаемся. Так что я буду ждать тебя — верно и преданно.
— Хорошо, — улыбается Люся. — Договорились. И еще… упражнения, что я тебе написала, делать каждый день. Нагрузку на спину…
— … дозировать! — заканчивает за нее Гоша. — Да, Лютик, я все прекрасно помню. Я буду послушный мальчик.
Именно эти слова служат словно катализатором. Хотела промолчать, не ее это дело, но внутри что-то требовало — сказать, убедиться окончательно, что все именно так, как ей и кажется. Потому что верить не хотелось. Ну, а вдруг?…
— Очень рада была познакомиться с вами, — начинает она нерешительно. — Вы очень приятные люди.
— Мы тоже рады, Люсенька. Ты замечательный специалист. А когда замечательный специалист оказывается еще и красивой женщиной, так это просто — ВАУ! — Гоша отвечает как бы за обоих стоящих в прихожей мужчин, Гриша молча и невозмутимо прихлебывает кофе, никак не реагируя на Люсины слова.
— А вы… хм… — ее решительность как-то вдруг совсем убывает, но она все-таки заканчивает фразу, — очень… гармоничная пара.
Ах, как же это лицемерно! Но толерантность — это модно.
— В самом деле? — улыбается Гоша.
— Что значит — пара? — синхронно произносит Гриша, со стуком ставит чашку на полочку, рядом с лежащими там перчатками и шарфом.
— А… ну… вы же пара… Нетрадиционная, я понимаю. Но все равно же… можно так сказать… что вы пара… — Люда все больше путается в словах.
— Что ты ей сказал? — у Гриши тихий, очень-очень тихий голос. Такой… страшно тихий.
— Ничего, — Георгий безмятежно улыбается. — Ко всем выводам Люся пришла совершенно… самостоятельно.
Есть такое выражение — пар валит из ушей. Вот сейчас Людмиле кажется, что она видит его — этот пар из ушей. Как стремительно разливается краснота — от выреза футболки, выше, по шее, на щеки. «Сейчас бабахнет» — мысль отстраненная, но кажущаяся ей удивительно верной. И оно бабахает.
— ОН МОЙ БРАТ!!! — бархатный голос таки умеет орать. И кулак ударяется в стену в полуметре от Гошиной головы, а тот даже и глазом не моргает на это. — Брат он мне! По матери! Отцы разные, а мать одна! Что вы там себе напридумывали?!
