– Дидье, здравствуй! Это Арлетт Деларю.

– Арлетт, девочка моя… Здравствуй, здравствуй… Чем обязан таким вниманием к старику?

– Ох уж и старик… Надеюсь, не разбудила тебя?

– Хотел бы я, чтобы так оно и было, но – увы… я уже пару часов как на ногах. У нас тут такое творится – не поспишь много-то. Ну, ты, наверное, видела в новостях.

– Я, собственно, поэтому и звоню, Дидье…

– Что случилось?

Арлетт вздыхает. Только бы ее подозрения не подтвердились!

– Я второй день не могу дозвониться до своего друга. Он живет в моем шале. Я ему звонила вчера вечером, сегодня утром… У него телефон недоступен… – она старается, чтобы голос звучал ровно. – И… не мог бы ты…

– Говори имя и фамилию своего друга, – Бартоли открывает на компьютере список погибших и пропавших без вести за последний месяц.

– Артим Литвинский.

– ЧТО?! КАК?!

– Литвинский Артим. Он русский, – поясняет Арлет.

– Да я уже в курсе, что русский… – ворчит спасатель, разглядывая листок, оставленный вчерашним «героем дня». Именно он, Литвинский. Что за фамилия варварская, не произнести…

– Откуда?!

– Мы его вчера из-под лавины откопали.

Совершенно нечленораздельный звук на другом конце трубке – то ли вздох, то ли всхлип, то ли стон.

– Живого откопали, не паникуй так!

– Как?… – только и может произнести она.

– Это ты у своего красавца спроси – как! Какого черта его понесло наверх, когда вокруг все сыпется?! Где ты нашла этого идиота?!

– Я… ох… с ним все в порядке?

– Жив-здоров, не поломал ничего, так, подзадохнулся только немного… Нет, ты мне скажи, на какой помойке ты подобрало это чучело безмозглое?

– Подобрала? Скорее, это он меня подобрал.

– Не понял?…

– Помнишь, я тебе рассказывала про свою последнюю экспедицию? И как чуть не погибла там? Ты еще говорил, что руководитель экспедиции тогда непрофессионально поступил, а русский шерпа все правильно сделал?

– Ну, помню. Так оно и было. Парень тебе жизнь точно спас, а могли бы и все выжить, если б его послушались.

– Это он и есть.

– А так и не скажешь, что у идиота мозги есть, – Бартоли изумлен донельзя. – Хотя… он потом реабилитировался.

– Каким образом?

– Ты же знаешь, как у нас бывает. Лавины идут одна за одной. Только мы его откопали, отъехали пару километров – еще один сход, на дорогу. Машины завалило. Копал вместе с нами, четырех человек лично достал. Живых. Так что… я его простил.

– Дидье, а ты не мог бы… проверить…

– Нет, не могу. Или чуть позже. Сейчас у нас каждый человек на счету, чтобы просто послать и проверить, что там с твоим русским.

– Дидье…

– Да все в порядке с ним! Мы его вчера до дому довезли, он нам ручкой помахал на прощанье. Отсыпается, наверное, после таких-то приключений можно и пару суток проспать. Все, Арлетт, удачи и пока! Ко мне пришли.

Она слушает короткие гудки в трубке. Смотрит рассеянно на бумаги на столе. Взгляд на часы на стене. Она еще успеет… успеет на ближайший экспресс до Бург Сен-Морис. Неизвестность убивает, и слова старого друга ее отца мало успокоили. Она должна увидеть Арти!

Солнечный луч важно и неспешно путешествует по комнате, без препятствий проникнув сквозь незадернутые шторы. Зажигает золотистые искры в волосах лежащего на диване мужчины, греет ему веки. Но тот не просыпается ни от света, ни от звука поворачивающегося в замке ключа. Сон его крепок и глубок.

Он действительно тут, дома. Арлетт обессилено опускает сумку на пол и медленно подходит к дивану, опускается на колени. Глаза жадно вбирают в себя подробности. Запекшаяся кровь на нижней губе, длинная ссадина поперек щеки. Потом, быстрым движением руку к шее, на пульс – ей вдруг показалось, что… показалось!

Она утыкается лбом в его плечо. Пустота, просто пустота внутри вместо чувства радости, облегчения.

Он шевелится от ее движения рядом, ворочается, вздыхает. И просыпается.

– Аль? – хрипло, прокашливаясь, прикрывая глаза от солнца.

– Я, – она отвечает тихо, не поднимая головы, все также прижимаясь лбом к плечу.

– Ты приехала?… – голова словно набита ватой, и кроме констатации очевидных фактов он не способен ни на что более.

Она все-таки поднимает лицо. Это именно то, что требуется мужчине спросонья – видеть полные слез глаза своей женщины.

– Зачем? Скажи мне – зачем?!

– Будешь ругаться, да?

В этом вопросе, в его тоне все – и его признание собственной неправоты, и откровенное нежелание объясняться и оправдываться.

– Не буду, – она встает, тыльной стороной ладони вытирает глаза. – Слушай, я есть хочу, даже позавтракать не успела, так торопилась к тебе…

– А ты откуда знаешь вообще?… – ура, голова начинает работать, соображать, делать выводы, отличные от очевидных.

– Дидье Бартоли сказал.

– Дидье?! Откуда ты его знаешь? – он садится. Понимает, что лучше б он этого не делал. Ощущение такое, будто группа спасателей накануне пинала его ногами, не снимая горнолыжных ботинок. Ужас, как все болит…

– Он дружил с моим отцом. Что у нас в холодильнике из еды?

– Не знаю, – морщится, вставая. – Сейчас придумаю что-нибудь.

– Не нужно, я сама Ты иди, в душ сходи, переоденься. Я пока приготовлю что-нибудь.

– Хорошо, – кивает. Душ – это действительно замечательно. – Спасибо.

– А что у тебя с телефоном?

А черт его знает, что с телефоном… Он про него забыл совершенно. Где он? В куртке, скорее всего, замерз.

Поискал глазами куртку, а, вот она, валяется у двери. Достал телефон, действительно, отключен.

Она от плиты смотрит, как он, прихрамывая, медленно поднимается по лестнице, с курткой и телефоном в руках. Опустошение по-прежнему не отпускает. Ну, ничего, главное – что живой.

Ели они преимущественно молча, Артем пытался разговорить Арлетт, она отвечала односложно, думая о чем-то своем. Подробностей вчерашнего дня не выпытывала, да и ему не хотелось рассказывать. Если уж совсем откровенно, то было стыдно. За то, скольким людям он доставил своими действиями проблемы и хлопоты. Двадцать три входящих от нее, как проинформировал его телефон, как только «ожил».

И еще один входящий. Берет трубку, номер неизвестен, кажется, местный.

– Алло?

Он не понял и половины. Это Дидье Бартоли. Вроде бы, хочет его видеть, причем, срочно. Кажется, злой как черт. Хотя чего злится – непонятно, ведь ему не назначали конкретного времени, когда он должен придти в офис к спасателям. Дидье орет так, что у него звенит в ухе. Может, он чего-то не понимает?

Арлетт встревожено смотрит на его недоуменное лицо.

– Аль, это твой друг Дидье. Орет так, что я ничего не понимаю. Поговори, а?

Аленка берет трубку. Внимательно слушает, что-то переспрашивает, потом нажимает отбой.

– Дидье ждет тебя в офисе. Срочно.

– А что случилось?

– Не знаю, тебе виднее. Мне он не сообщил. Сказал только, что ты ему нужен. Очень срочно. Просто сию секунду. А если Бартоли говорит: «Сию секунду»…

– Я понял, – вздыхает Артем, с грустью глядя на только что налитую чашку горячего кофе. – Объясни хоть, где этот их офис находится.

Сначала он подумал, что все-таки ошибся адресом, или неправильно понял Алькины объяснения. Перед искомым домом толпа народу. Народу преимущественно журналистского, в толпе фото- и видео камеры, почти все с микрофонами.

Куда он попал? Лезет в карман за телефоном, чтобы перезвонить Дидье. И слышит голос Бартоли, но не из телефона, а откуда-то со стороны.

– А вот и он!

Он натурально попал! Толпа журналистов, как по команде, поворачивается к нему. На него нацеливаются камеры, кто-то что спрашивает. В этот же момент за руку хватают, он оборачивается со стойким намерением дать в табло – а это один из вчерашних ребят, имя не помнит.